Русская война. 1854. Книга 3

– Павел Степанович, а может?.. – я посмотрел на Нахимова. Не сказал ничего, но тот прекрасно меня понял.

– Не все так просто, – ответил адмирал, а потом принялся указывать на детали, на которые я сам не обратил внимание. – Смотрите, кажется, что враг действовал в панике, но это не так. Самое глубокое место бухты – в горловине, двадцать саженей. Если бы там затонул хотя бы фрегат, то мы бы увидели его мачты. Но их нет. Значит, все самые ценные корабли англичане с французами успели отвести, и максимум, что они потеряли, так это те самые мачты и, возможно, часть обшивки. Некрасиво, и будет нужно время, чтобы вернуть все, как было, но и нашему флоту потребовались минимум сутки, чтобы собраться.

– То есть враг потерял десятки судов, но не стал слабее? – понял я.

– Не стал, – кивнул Нахимов. – Вот со снабжением им теперь придется помучиться, но нагнать торговую мелочь со Средиземного моря несложно. Там тысячи кораблей, которые в любой момент могут быть направлены сюда. По своей воле или после того, как их реквизируют – уже не важно.

На мой взгляд, важно. Все-таки если наши враги дойдут до конфискации, то это сильно подорвет их поддержку дома, но суть я понял.

– Значит, все же придется снова топить корабли? – спросил я.

– А вот тут – нет, – возразил Нахимов. – Если в защите враг не сдастся, то вот в нападение после такой оплеухи он соберется еще не скоро. Представьте, что такой шторм зацепил бы их у Севастополя – вот тогда бы мы ни одному кораблю не дали спастись! Так что на зиму все морские операции можно считать завершенными. По крайней мере, если кто-то, мы или они, не подставится уж слишком сильно.

Тут я заметил, как стрелка высотомера качнулась вниз. Похоже, даже последняя пропитка удерживала водород не так хорошо, как хотелось бы, и тот медленно утекал в атмосферу… Пришлось начать спускать воздуха из баллонетов, чтобы выровнять высоту. И тут я заметил серию световых вспышек. Шифр не наш, но и так было понятно, о чем может просить группа людей, держащихся за кусок деревянной обшивки в километре от берега. Каким чудом они до сих пор живы, не понимаю.

– Там потерпевшие, – я указал направление. – Хочу попробовать их спасти.

Я мог бы сразу начать действовать, но почему-то очень захотелось узнать, а что на это скажет Нахимов.

– Если можете, спасайте, – только и кивнул Павел Степанович.

– Даже не скажете, что это наши враги? – после разговора с Прокопьевым я все еще не мог понять до конца, на что готов ради победы.

– Когда мы сражаемся, я топлю врага. Когда же корабль терпит бедствие, любой другой протянет ему руку помощи. Море слишком жестоко, чтобы мы, люди, могли вести себя по-другому. И мне было бы приятно, если в небе все станет так же.

– А те люди, что сейчас умирают в лагере? Англичане, французы, турки? Они умирают от холода, умирают от болезней – мы ведь могли бы помочь и с этим. Если уж следовать заповедям, то до конца.

– Мы не будем отдавать врагу то, что нужно нашим солдатам. А им нужны и лекарства, и теплая одежда, – спокойно ответил Нахимов. Сложный для меня вопрос был для него таким простым. – Про это не пишут в Новом завете, но в Старом есть такие строки… Помогай ближнему по силе твоей и берегись, чтобы тебе не впасть в то же.

Как все просто. Не нужно пытаться объять необъятное. Помогаешь своим, а если есть еще силы, помогаешь другим. И чем сильнее ты будешь, тем на большее количество людей тебя хватит. В нашем же случае… Вытащить пару утопающих мы вполне можем себе позволить!

– Приготовиться к спуску!

По моему крику матросы бросились к помпе, надувая баллонеты, и дирижабль начал медленно снижаться. Я же работал со штурвалом и двигателями – развернуться против ветра и на самой малой скорости пролететь над ждущими нас людьми. В море ветер был сильнее, чем над Севастополем, там что мы могли сбросить скорость даже меньше, чем до пяти километров в час. Достаточно, чтобы утопающие успели схватиться за веревки.

– Хорошо, – кивнул Нахимов, выслушав мой план. – Только после стольких часов в воде вряд ли им хватит сил удержаться…

Больше ничего не говоря, адмирал бросился к горе запасных канатов и принялся вязать на их концах морские узлы. Одна петля на крепление, прикованное к каркасу гондолы, вторая – людям, чтобы они просто пролезли в нее, и мы смогли их вытянуть… Почти двадцать минут ушли на спуск и подготовку. Хотелось быстрее, но есть у дирижаблей ограничения, с которыми приходится считаться. К примеру, из обычного шара всегда можно выпустить воздух, а вот с водородом такие шутки не пройдут. Он ведь, зараза, взорвется даже не от огня, а обычного контакта с кислородом.

– Высота десять метров, захожу на цель, приготовьтесь к сбросу канатов, – предупредил я своих.

– Может быть, еще ниже опустимся? – спросил Димка.

– Волны высокие, – я покачал головой. – Они нас, может, и не утянут, но, если обольет, уже скоро вода обледенеет. Не уверен, что нам хватит несущей силы, чтобы удержать такой вес.

Мичман сглотнул и больше ничего не спрашивал. Да и некогда уже было. Они с матросами открыли люк в днище гондолы и сбросили канаты вниз.

– Два градуса правее, – скорректировал меня Нахимов.

Я повернул штурвал и порадовался, что мы заложили в дирижабль маневры не только за счет двигателей, но и с помощью похожей на плавник рулевой плоскости. Именно она позволила совершить столь тонкий маневр. Ну и Нахимов, который в нужный момент дал отмашку, что можно выравнивать руль. Теперь дело было за самими утопающими.

– Двое зацепились! – заорал с кормы Димка.

– А третий? – я сам ничего не видел, обзора вниз и назад у меня-то не было. Хоть зеркала для этого делай… Кстати, идея.

– Утонул, – ответ мичмана разом вернул меня к реальности.

– Как утонул?

– Попытался достать веревку, но их кусок корабля качнуло, ему и прилетело в затылок. Ушел на дно, как каменный.

Вот же ирония судьбы. Спасение было так близко, а в итоге человек умер из-за такой мелочи… Я покачал головой и начал медленно набирать высоту и разворачиваться в сторону берега. Тем временем матросы, Димка и даже присоединившиеся к ним Нахимов и Достоевский дружно вытянули сначала одного англичанина, потом второго.

О том, что перед нами не французы или турки, я сразу понял по форме. Синяя суконная куртка, белые штаны – обычно в комплекте шла еще круглая шляпа с названием корабля, но сегодня ее, похоже, сдуло. В общем, типичный наряд английского матроса или вольноопределяющегося. Именно такие молодые люди нам и попались. На лицах пушок, губы синие, пальцы дрожат – сразу стало понятно, что и эти двое в любой момент могут отправиться на тот свет. Обморожение, воспаление легких, да любая другая зараза, которая с радостью присядет на ослабленный организм.

– Павел Степанович, не хотите порулить? – предложил я Нахимову, и тот не стал отказываться.

Наоборот, на лице появилось такое искренне мечтательное выражение, что не осталось сомнений – он давно хотел, просто не решался попросить. Ну и пусть наслаждается! Я оставил адмирала и подошел к спасенной парочке, быстро выдав Димке серию приказов. Раздеть, натереть спиртом – благо в аптечку для дирижабля я его включил, потом укутать в бурки. Наши спасенные начали приходить в себя, а когда я приказал выдать еще и по двести граммов внутрь, так и вовсе раскраснелись да попытались уснуть.

Вот это было уже лишним. После обморожения подобное может слишком плохо кончиться, благо знаю я один местный способ, как взбодрить любого.

– Имя, звание, с какой целью приплыли сюда?! – рявкнул я, и два тела тут же попытались вытянуться по швам.

– Рядовой Джеймс Битти, – выпалил один из них, а потом произнес странное звание, звучащее как «калкерс мейт».

Сам бы я, наверно, еще долго думал, что к чему. К счастью, Нахимов, не сходя с места, пояснил, что эта должность означает помощник конопатчика. И, вообще, у англичан есть десятки подобных громких названий, чтобы каждый, кто хоть немного выбился из общей массы, мог чувствовать себя особенным.

– Корабль? – продолжил я лечебный допрос.

– «Черный принц», в смысле «Ее величества Принц»! – англичанин бросил на меня быстрый взгляд, пытаясь понять, как ко мне обращаться, а потом решил этот вопрос самым простым способом. – Мой лорд, мы везли в Балаклаву груз зимней одежды, но попали в шторм. Паровая машина должна была выдавать триста лошадей, но «мастер-эт-армс» говорил, что больше сотни ни разу не видел.

– Мастер – это каптенармус, – снова пояснил английское звание Нахимов.

– И что дальше? – я вернулся к Джеймсу.

– Как обладателям мощной машины, нам приказали отойти в море, но… Корабль не справился, нас снесло к скалам, повредило корпус, а потом… Мы боролись до последнего, но в этой битве победить было невозможно.

– А золото у вас было? – я вспомнил легенды из будущего о «Черном принце», который якобы потонул не только с одеждой, но и с кучей фунтов стерлингов, которые везли для выплаты жалования.

– Нет, конечно! – Джеймс даже возмутился. – Мы королевский корабль, но мы плыли от Стамбула в одиночку, а кто же пустит золото без прикрытия?

Что ж, кажется, легенды так и останутся легендами.

– А вы? – я посмотрел на второго спасенного. В отличие от Джеймса этот больше смотрел не на меня, а на окружающую его обстановку «Севастополя». Паровые двигатели мы прикрыли защитными кожухами, но и без них тут было достаточно интересного: приборы, лебедки, да и сама возможность увидеть море с высоты через нижние иллюминаторы. Кажется, от последнего второй англичанин даже в ступор впал.

– Я… – наш гость встрепенулся, потом бросил взгляд на своего спутника, словно о чем-то жалея, и только потом продолжил. – Меня зовут Дональд Кэмпбелл, я не член команды «Принца» – гражданский, который просто временно прикреплен к армии.

– И для чего вас прикрепили? – мне стало интересно.