Имперский крест

3

Егор рывком сел в ванне с маслом и стянул с головы маску. Несколько секунд он глубоко дышал, приходя в себя и восстанавливая дыхание, затем вытер ладонью мокрое лицо, гневно взглянул на профессора и спросил:

– Какого черта, проф? Что это было?

Терехов – седой, морщинистый, с черной полоской крашеных черных усов над губой – натянуто улыбнулся, а затем на всякий случай откатился на своей инвалидной коляске от ванны.

– Успокойся, Волчок, – успокаивающе проговорил он. – Ты снова дома. С тобой все в порядке.

Егор откинул со лба мокрые темные волосы, вперил взгляд в морщинистое лицо профессора и отчеканил подрагивающим от ярости голосом:

– Вы сказали, что это будет кратковременный «пробный запуск» и что ничего страшного не произойдет.

– А разве что-то произошло? – вскинул брови Терехов.

– Вы перенесли мой разум в тело нациста Грофта! И не просто нациста, а профессионального убийцы!

– И что такого? – с обезоруживающей простотой спросил Терехов. – Не все ли равно, какая профессия у «носителя»? Тебе уже случалось вселяться в тело средневекового кузнеца. А он тоже был отчаянным головорезом.

– Вы не понимаете! Грофт – агент-ликвидатор! Теперь я помню и знаю все, что помнил и знал он! Помню, как я убивал людей, – понимаете вы это?

Терехов, продолжая натянуто улыбаться, на всякий случай откатился еще на полметра.

– Успокойся, дружок, – мягко проронил он, – ты этого не делал.

– Но сцены убийств остались в моей памяти. Да я теперь спать спокойно не смогу!

– Сможешь, – уверенно возразил профессор. – Грофт мог, и ты сможешь. Эти воспоминания не несут негативной окраски. Убийства были для агента Грофта обычной работой. И, кроме того, у профессиональных убийц очень устойчивая психика.

Егор поморщился:

– Вижу, моя психика вас совершенно не интересует.

Профессор Терехов пожал худыми плечами:

– Я учил тебя абстрагироваться от чужих воспоминаний. Воспользуйся этим навыком. Да и вообще – хватит сидеть в ванне. Иди прими душ и переоденься в чистую, сухую одежду. Это поможет тебе успокоиться и трезво взглянуть на ситуацию.

Двадцать минут спустя Егор Волков и профессор Терехов сидели в креслах перед журнальным столиком, на котором красовались бутылки с красным вином и вазочки с закусками. Кресла были антикварные, с резными, сильно потертыми подлокотниками.

Егор уже принял душ, и его зачесанные назад влажные темные волосы поблескивали, отражая свет люстры. Худощавое, чуть вытянутое лицо Волкова было сосредоточенным, а взгляд желтоватых глаз – строгим и хмурым.

Дом профессора был набит антиквариатом под завязку, и несмотря на уютную обстановку, Егору всегда было тяжеловато дышать в окружении этих громоздких дубовых шкафов, тумб и сервантов. Отпив глоток вина, он поставил фужер на стол и полез в карман рубашки за сигаретами.

– Ты все еще куришь? – удивился Терехов.

– Иногда, – ответил Егор и вставил в губы сигарету.

– А я думал, спортсменам это запрещено.

– Только тем из них, которые не воют по ночам на луну и не щелкают зубами при виде сырого мяса.

Егор прикурил сигарету от стальной «зиппо» и махнул перед лицом рукой, отгоняя дым.

– Ты все еще гоняешь на горных лыжах? – поинтересовался Терехов, отхлебнув вина.

Егор кивнул:

– Угу.

– Никогда не мог понять психологию спортсменов. Особенно тех, кто рискует не только своим здоровьем, но и своей жизнью. Рисковать головой нужно только ради очень важного дела. Ну, или во славу великой идеи.

Егор посмотрел на тонкие черные усики профессора, казавшиеся нарисованными черным карандашом и нелепо контрастировавшими с седой взлохмаченной шевелюрой и резкими старческими морщинами.

– Мой случай особый, – сказал он.

Профессор хмыкнул:

– С этим не поспоришь. Впрочем, и ты бы мог направить свою энергию в более конструктивное русло. Ну да ладно, не будем о пустяках. Давай поговорим о деле.

– Давно пора. – Егор выдохнул изо рта облачко сизого дыма и посмотрел сквозь него на профессора. – Как я оказался в шкуре этого фашиста, проф? Мой дед был артиллеристом и дрался с немцами на Курской дуге. Я это точно знаю.

Профессор улыбнулся.

– Видишь ли… – заговорил он, тщательно подбирая слова, – пока я совершенствовал Машину времени, я много думал. И кое до чего додумался.

Егор усмехнулся:

– Вы меня пугаете, профессор.

– Истина всегда пугает, Волчок. А дело, собственно, вот в чем. Мое утверждение о том, что разум путешественника во времени способен переноситься только в тела предков и потомков – ложно.

– То есть как?

– А так. Есть еще один способ перемещения. Немецкий агент Георг Грофт – не твой предок. Он – одно из твоих бывших воплощений.

Сигарета едва не выпала из раскрывшегося рта Егора.

– Я… не совсем вас понимаю, – хмуро пробормотал он.

– Что же тут непонятного? Георг Грофт не твой предок. Он – это ты. Только в одной из прошлых твоих жизней.

Егор прищурил глаза, несколько секунд пристально смотрел на Терехова (профессор заерзал в кресле под его взглядом), потом усмехнулся и сказал:

– Так-так. Интересно. Борис Алексеевич, сколько вина вы сегодня выпили?

– Я абсолютно трезв, Волчок. Оберштурмфюрер Георг Грофт – не просто твоя реинкарнация. Он состоял из того же биологического материала, что и ты. Другими словами, атомы, из которых построено твое тело, абсолютно идентичны атомам, из которых было построено тело Грофта.

Егор взял фужер с вином, поднес его к лицу и понюхал.

– Вы что-то подмешали в вино, проф? – подозрительно спросил он. – Или опять нанюхались «кокса»?

Терехов решительно мотнул головой, как бы отвергая на корню все грязные инсинуации в свой адрес, и решительно заявил:

– Я объясню. Представь себе колоду карт, в которой все карты упорядочены по порядку. Верхние карты – двойки, те, что под ними – тройки, и так далее, вплоть до тузов. Эта колода – ты. Что происходит в процессе твоей жизни? Колода карт непрерывно перетасовывается, становясь все менее упорядоченной. Любое упорядоченное состояние самопроизвольно стремится перейти в менее упорядоченное. Это называется энтропией. Твое тело стареет, внутренние органы приходят в негодность, и заканчивается все это смертью и полным разложением тела на составные элементы. Ты следишь за моей мыслью?

– Слежу. Но пока не очень понимаю, к чему вы ведете.

– Сейчас поймешь. Представь себе другую ситуацию. У тебя в руках колода, карты в которой совершенно не упорядочены. И ты начинаешь ее тасовать. Так вот, теоретически в какой-то момент, после множества перетасовок, колода может обрести более упорядоченный вид. И даже больше того. Теория вероятности предполагает, что может наступить такой момент, когда колода карт обретет тот самый упорядоченный вид, о котором мы говорили раньше. Двойки будут с двойками, тройки с тройками, четверки с четверками, пятерки с пятерками…

– Я понял, – прервал профессора Егор. – Это, как в примере с обезьяной, которая, беспорядочно клацая по клавишам компьютера, может однажды создать «Войну и мир».

– Совершенно верно! – кивнул Терехов.

Егор скептически хмыкнул:

– Думаю, вашу колоду придется тасовать миллион лет, чтобы в какой-то момент она самопроизвольно приобрела упорядоченный вид.

– Не спорю, – улыбнулся профессор. – Но вполне вероятно, что у того, кто тасует эту колоду, много свободного времени. А колоду он тасует с невероятной скоростью.

Егор выпустил уголком рта струйку табачного дыма, прищурил недобрые глаза и уточнил:

– И к чему вы все это ведете?

– К тому, что… – Терехов осекся. – Прости.

Он взял со столика фужер и залпом допил вино. Затем, промочив горло, снова устремил взгляд на Егора и продолжил:

– Молекула и атомы, из которых состояло тело агента Грофта, в один прекрасный момент… лет этак через шестьдесят после смерти самого агента… вновь встретились и, подобно деталям конструктора, снова сложились в человеческое тело. И тело это приняло в себя информационного двойника, который все эти годы блуждал по Вселенной в поисках нового приюта.

– То есть – душу?

– Можно сказать и так. Но я предпочитаю избегать этого слова.

Профессор взял бутылку крымского «Каберне» и снова наполнил свой фужер. Егор посмотрел, как струя красного вина бьется в хрустальные стенки фужера, усмехнулся и сказал:

– Значит, я – новое воплощение немецкого агента Георга Грофта. И именно это позволило мне использовать его в качестве «носителя».

Профессор посмотрел на Егора поверх фужера и кивнул:

– Угу. – Затем отнял фужер от губ и добавил: – И с точки зрения науки, в подобном положении вещей нет никакого противоречия.

– И, надо полагать, вы первый человек, который додумался до всей этой лабуды с кирпичиками-молекулами и «информационным двойником», вернувшимся в заново отстроенное тело?

– Я очень умный, – ответил на это профессор. – Если ты помнишь, я единственный человек на планете, сумевший построить действующую Машину времени.

– Должно быть, вы додумались до этого под хмельком?

– Угадал, – улыбнулся Терехов. – И это говорит о том, что ученых давно пора было хорошенько напоить.

Егор не принял шутку собеседника:

– У вас два пути, проф: либо в церковь, к боженьке, либо в сумасшедший дом.

Терехов лукаво прищурил голубые и чистые, словно у ребенка, глаза и парировал:

– Мне вполне хватает своей собственной лаборатории, дружок. А теперь давай о деле. Мы добыли очки, трубку и браслет. Но теперь пришло время добыть четвертую вещь. Могу ли я и дальше на тебя рассчитывать?

– Я слишком крепко в этом увяз, чтобы останавливаться на половине пути, – сказал Егор.

Терехов одобрительно кивнул и спросил:

– Когда ты готов отправиться в следующее путешествие?

– Хоть сейчас, проф. Куда на этот раз?

– Надо навестить одного дьявола в человечьем обличье.

– И этот дьявол жил тысячу лет назад?

Терехов улыбнулся и покачал седовласой головой:

– Нет. Гораздо ближе. Тебе предстоит отправиться в тысяча девятьсот сорок второй год.

– Что я должен добыть?

– Циркониевый браслет. Мой брат носил его на правой руке. Он страдал гипертонией, и кто-то из врачей уверил его, что цирконий нормализует давление.

– Где конкретно искать браслет?

– Точно сказать не могу. Знаю лишь, что он находится на территории ставки.

– Ставки?

– Да. Сейчас я все объясню.

4

Убрав с журнального столика вино и закуски, Терехов разложил на нем старенькую карту, изданную еще в советские времена.

– В июле тысяча девятьсот сорок второго года Адольф Гитлер перевел свой генштаб из ставки «Волчье логово» у Растенбурга в новую ставку, расположенную в Винницкой области. Сейчас это территория независимой Украины. Первоначально эта ставка называлась Werwolf, оборотень. А потом, уж не знаю из каких соображений, в это название вставили еще одну букву, и ставка стала называться Wehrwolf, в переводе с немецкого – волк-защитник. Но в личных беседах фюрер продолжал по привычке называть ее «Вервольфом». Так же называют ее и сейчас.

– «Волк-защитник», – повторил Егор. – Хорошее название для детской сказки.

– Я бы на твоем месте так не радовался. «Волк-защитник» – твой будущий противник.

– Вы хотели сказать – прошлый.

Терехов дернул уголком морщинистых губ:

– Хватит парадоксов и каламбуров, Егор. Отнесись ко всему серьезнее. Ставка «Вервольф» представляет собой комплекс из нескольких подземных этажей и одного наземного. Ты чего усмехаешься?

– Странно, что вы говорите о ставке в настоящем времени, – сказал Егор, дымя очередной сигаретой.

– Прошлое, настоящее и будущее находятся рядом, они, как три коридора внутри одного дома. Есть места, где все три коридора почти смыкаются. Их отделяет лишь тонкая стенка, и мы с тобой научились ее ломать. Впрочем, я тебе уже об этом говорил. Итак, я продолжу, если ты позволишь.

Егор примирительно поднял руки.

– Толщина бетонных, армированных сталью стен бункера – несколько метров. В центральной зоне расположены главные строения: помещение гестапо, телефонная станция, столовая для высшего начальства и офицеров, бассейн, двенадцать жилых домов для генералов и высших офицеров штаба, помещения для Гитлера и два подземных бункера. В восьми километрах от «Вервольфа», в районе села Гуливцы, находится ставка Германа Геринга, а в здании Пироговской больницы – штаб верховного главнокомандования сухопутных и военно-воздушных сил.

– Где они берут провиант, чтобы прокормить такую ораву народа? – поинтересовался Егор.

– В Виннице есть спиртзавод…

Егор усмехнулся:

– Да ну? Мне нравится ход ваших мыслей, профессор.

– Зубоскалить – это вполне в твоем духе, – заметил Терехов. – Я продолжу. Помимо спиртзавода, в Виннице есть консервный завод, а также большое огородное хозяйство. Они снабжают ставку всем необходимым. Участок по периметру ставки огорожен железной сеткой высотой два с половиной метра. Над ней натянуты два ряда колючей проволоки. Для простых солдат на территории комплекса есть несколько десятков финских домиков и бетонных бункеров – для защиты от бомбардировок.

– Как насчет электричества и воды?

Профессор провел пальцем вверх по карте.

– Вот здесь, на северном участке леса, построена электростанция. А вот тут, на берегу Южного Буга, стоит водонапорная вышка.

– Как можно покинуть ставку?

– В нескольких сотнях метров от ставки есть маленький аэродром для самолетов связи. Вот он! – Палец профессора переместился чуть в сторону. – В ставке огромное количество дотов, пулеметных позиций и позиций для пушек. А на высоких деревьях оборудованы наблюдательные посты. Воздушное прикрытие «Вервольфа» обеспечивают зенитные орудия и истребители, размещенные на Калиновском аэродроме.

– Здесь повсюду – «Волк-оборотень», «Вооруженный волк», «Волчье логово»… Почему именно волк?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.