– Я лично не нахожу в нем ничего умного, – сумрачно отрезал Герасим. – Как, впрочем, и в том, что мы с вами сегодня делаем эту чушь.
И он ткнул указательным пальцем в ватман. Там осталось серое пятно.
– Руки мыть надо, Муму! – крикнула Варя.
– Дурак, газету испортил, – добавил Баск.
– Это все из-за твоего клея, – ничуть не смутился Герасим. – Я весь им перемазался.
– Не спорь, – воскликнула Марго. – Нарисуем цветочки, вырежем и наклеим.
– Вот именно, – Герасим произнес это с таким видом, будто сам и придумал. – Нечего из-за пустяков поднимать панику. Я лично вообще считаю полным идиотизмом, что серьезные люди должны заниматься такой чепухой.
– Ох, ох, Герочка, – похлопала длинными ресницами Варвара. – Какие мы важные.
– Просто мне времени жалко, – назидательно изрек Каменное Муму. – Жизнь, между прочим, коротка, а дел много.
– Замечательно! – Варю очень обрадовали его слова. – Только вот, Мумушечка, получается ма-аленькая такая неувязочка.
– Какая еще неувязочка? – насторожился Герасим.
– Да именно такая, – вкрадчиво ответила Варя, – что мы эту газету, можно сказать, почти по твоей милости делаем.
– А ведь точно! – подтвердила Луна.
– Ничего подобного, – набычился Каменное Муму. – Это не я придумал, а Тарас Бульба.
– А я и не говорю, что ты, Герочка, придумал, – с издевкой сказала Варя. – Ты просто первый согласился.
– Это точно, – подтвердил Иван. – Мы-то как раз Макарычу впаривали, что раз прошлая наша газета не понравилась, значит, нечего нам и на Восьмое марта ее делать.
Прошлая газета была новогодней, и директриса «Пирамиды» Екатерина Дмитриевна Рогалева-Кривицкая сочла ее слишком дерзкой.
– Глупости все это, – как всегда, упорно стоял на своем Герасим. – Во-первых, прошлая наша газета конкретно Майбороде понравилась. Вот Тарас для себя и решил, что лучше нас газету никто не сделает. А времени осталось в обрез. Завуча-то в последний момент клюнуло.
– Да-а, да-а, – с томным видом протянула Варя. – И тут-то наш Герочка ему объявил: «Естественно, за такой короткий срок, кроме нас, никто качественную газету не сделает».
Герасим молчал. Возразить ему было нечего.
– А главное, Муму, – с осуждением начал Павел, – ты нас даже лишил возможности поторговаться. Уж на день-то наверняка ради такого дела освободили бы от занятий.
– А может, и на два, – с мечтательным видом добавила Варя.
– Если хотели, могли бы и предупредить, – ответил Муму.
– Кто же, Герочка, мог предвидеть, что ты настолько не соображаешь, – немедленно нашлась Варя.
– Сообр-ражаешь, – с удовольствием произнес из-под стола попугай. И повторив это слово еще несколько раз, таким пренебрежительным тоном произнес «Гер-расим», будто на Каменном Муму вообще давно можно было ставить крест.
Тот с ходу завелся:
– Марго! Я в подобной обстановке думать над газетой не могу! Убери свою птицу подальше!
– Ребята! Ребята! – трагически всплеснула руками остроносенькая Наташка Дятлова. – Ну зачем мы ссоримся! Давайте лучше скорее делать! Времени-то действительно мало! А газета, она ведь для всех!
– Действительно! – подхватил Баск. – За мной в семь приедут! А я еще рассчитывал доделать газету и просто посидеть.
Ребята посмотрели на него с сочувствием. Обычно сына «нефтяного олигарха» Сеню Баскакова сразу после уроков возили на машине в загородный дом. Ибо Баскаков-старший постоянно тревожился по поводу безопасности семьи. Лишь изредка Сене, по его собственным словам, «обламывался кусочек свободы». Сейчас был именно такой случай. Виталий Семенович разрешил сыну вместе с Командой отчаянных, как называли себя Иван, Павел, Герасим, Марго и Варвара, делать стенгазету к Восьмому марта, и шофер должен был приехать не после уроков, а в семь.
– Уважим несчастного узника, – с сочувствием выдохнула Варвара.
– И вообще, мы должны хорошо это сделать, – добавила Дятлова тоном прилежной ученицы.
Впрочем, она и была именно прилежной ученицей.
– Святые слова, Наташа, – ответила Варя, обменявшись ехидными взглядами с Марго.
– Давайте, давайте, ребята, – Баск уже наклеивал очередной коллаж. – Вон у нас сколько еще всякой лабуды по столу валяется.
Из передней донесся хлопок входной двери.
– Пр-ривет, подр-руга!
И, стремительно выбежав из-под стола, попугай вразвалку кинулся в прихожую.
– Бабуш-шка! Бабуш-ка! – раздался оттуда его голос. – Гер-расим дур-рак!
– Ябедничает, – проворчал Муму и в сердцах наклеил вверх ногами одну из цветных букв названия.
Дятлова взвизгнула и принялась отдирать, пока клей не застыл окончательно.
– А по-моему, Каменев, попугай прав, – с раскрасневшимся от возмущения лицом отчитала она Муму. – Какой-то ты, действительно… – она сделала паузу. – Не такой. Я просто не понимаю, Гера, тебе разве на все наплевать?
– Почему если я ошибся, то мне обязательно сразу наплевать! – Герасим даже позеленел от обиды. – Другим можно ошибаться, а мне нельзя?
И, взмахнув длинной тощей рукой, он одним движением смел все фломастеры на пол.
– Ну вот. Опять, – скорбно покачала головой Дятлова.
– Что опять? – окончательно вышел из себя Герасим. – Ты, Дятлова, сперва педагогический институт окончи, а потом со мной так разговаривай. Тоже мне, училка жизни выискалась.
Наташке, в свою очередь, стало обидно.
– Никакая я не училка, – возразила она. – А ты, Каменев, просто…
Что она хотела сказать про Муму, осталось загадкой. Ибо в этот момент в комнату вошла с попугаем на плече бабушка Марго – Ариадна Оттобальдовна.
– О-о-о, – совсем как у внучки, чуть вздернулись у нее уголки губ, словно лишь намечая улыбку. – Я вижу, у вас тут бурный процесс творчества.