Остров вчерашнего дня

Идеальный серийный убийца.

Уже на пороге лавки, снова не оборачиваясь, судья опять обратился к Нине, так и замершей около стенда с газетами:

– Мисс, поезд уходит через минуту. Или вы передумали?

Он обернулся, и Нина заметила на его губах странную ухмылку.

Положив газету на место, Нина быстро проследовала за судьей, который, как оказалось, несмотря на свой возраст, обладал быстрым шагом (а также железными нервами и тяжелой рукой), на шестую платформу.

Состав, походивший на тот, в котором ученики Хогвартса ежегодно с платформы 9? отправлялись навстречу новым колдовским знаниям и очередным захватывающим приключениям, уже был окутан клубами дыма.

Раздался резкий свисток проводника, и Нина заметила, как судья, вполне по-молодецки вскочив на подножку, оказался в вагоне первого класса.

Она сама, понимая, что поезд вот-вот тронется, унося к острову «негритят», а также их убийцу, а ее саму оставив на платформе Паддингтонского вокзала, вцепилась в поручень первого попавшегося вагона, и проводник помог ей забраться в уже пришедший в движение состав.

– Мисс, в следующий раз прошу вас так не делать. Это только в приключенческих фильмах героини могут лихо садиться в уходящий с платформы поезд. В этот раз я, так и быть, закрою на это глаза. Вы меня поняли, мисс?

Заверив проводника, хоть и журившего нарушительницу порядка, но явно не собиравшегося ни ссаживать ее, ни штрафовать, что она поняла и больше так не будет, Нина протянула ему свой билет, который тот возжелал увидеть.

Ну да, поняла, это так, и уж точно больше не будет, потому что вряд ли ей придется снова сесть в скорый на Плимут, который уносил ее, все разгоняясь, в сторону побережья Девона.

– Мисс, у вас место в третьем классе, а это – второй. Разрешите, я вас провожу!

И, отконвоировав ее в общий вагон с жесткими и неудобными деревянными сиденьями, прямо как в старых советских электричках, проводник с неизменной британской вежливостью пожелал ей доброго пути и удалился.

Вежливость вежливостью, но всяк знай свое место: кто, как судья-убийца, в первом классе, а такие, как она, в третьем: сословно-финансовых различий в Британской империи никто еще не отменял.

Ощутив внезапно накатившую на нее от переживаний последних минут усталость, Нина опустилась на свободное место. И вдруг заметила, что напротив нее восседает с абсолютно прямой спиной, словно аршин проглотив, облаченная во все черное чопорная, совсем не старая, но блеклая и малопривлекательная особа, одетая немодно и бедновато: в уродливой, в стиле старухи Шапокляк шляпке, с тусклой камеей, приколотой к тугому воротнику, и с резко посверкивающим на горбатом носу пенсне.

А в жилистой руке, сжимавшей небольшую сумочку, стоявшую у нее на острых коленях, попутчица держала бледно-синий листок, на котором было что-то напечатано: что, Нина прочесть не могла, но бумага была знакомого оттенка – у нее самой в сумочке покоилось точно такое же приглашение.

Приглашение на смерть на острове у побережья Девона.

Сердце у Нины забилось сильнее – ну да, это же и есть старая дева Эмили Брент, одна из «негритят»!

Та самая, которую судья убил, впрыснув ей в шею из шприца, наверняка покоившегося в бездонных глубинах его саквояжа, цианид, а затем, в полном соответствии со считалочкой, прикрепил ей к воротнику, сейчас украшенному дешевенькой викторианской камеей, осу.

Вина мисс Брент заключалась в том, что, узнав о беременности своей служанки, она выгнала ту из дома, после чего несчастная утопилась. Ну да, поступок, без сомнения, абсолютно бесчеловечный и крайне жестокий, но все же наивная дурочка, соблазненная каким-нибудь смазливым приказчиком (тут Нина отчего-то подумала о продавце книжной лавки с Паддингтонского вокзала), или даже совсем не смазливым, топилась сама, ее голову в рукомойнике своей жилистой, сильной рукой мисс Брент не держала.

Если кого и следовало карать, так этого безымянного отца убиенного малыша, но для Агаты Кристи, придерживавшейся, по всей видимости, далеко не самых феминистских взглядов, что с учетом эпохи было вполне понятно, виновником всех бед была или глупышка-служанка, в минуту отчаяния принявшая сиюминутное решение и покончившая с собой, или ее бывшая хозяйка – малоприятная, явно придирчивая, без сомнений, скупая старая дева.

А вот Нина на месте судьи разузнала бы, с кем разводила шуры-муры несчастная, и пригласила бы на Негритянский остров именно его, а не эту, надо сказать, малосимпатичную особу.

– Вы тоже на Негритянский остров? – произнесла Нина, натужно улыбаясь.

Ну да, туда же, куда эта старая перечница, впрочем, судя по всему, не такая уж и старая, потому что не могла же она ехать куда-то еще?

В романе Кристи не могла, а в литературной вселенной – запросто.

Мисс Брент, поджав губы и сверкнув пенсне, подозрительно уставилась на нее.

– Не знаю, о чем вы ведете речь, мисс! Никогда не слышала ни о каком Негритянском острове!

Выходит, не мисс Брент? Или все-таки мисс Брент, но едущая в скором на Плимут, скажем, к старой приятельнице, например, мисс Марпл, а вовсе не по приглашению судьи.

Нет, именно что по приглашению, сомнений быть не могло: бумага послания у руке мисс Брент точно такая же, что и у того, которое лежало в сумочке Нины.

Значит, врет?

Старая дева мисс Брент, как помнила из текста Нина, практически выучившая роман за недели подготовки к визиту в эту литературную вселенную наизусть, никогда не обманывала, не грешила и, вероятно, даже не пользовалась услугами уборной.

Но зато выгоняла в штормовую осеннюю ночь несчастную глупую служанку, соблазненную каким-то проходимцем, ничуть не заботясь о судьбе девушки и ее ребенка.

Ничуть.

Может, и прав судья, выбрав ее в качестве «негритенка»?

Тут подал голос один из сидевших на соседней скамье попутчиков, смазливый молодой тип, правда, не из разряда приказчиков или продавцов, а, вероятно, мелкий провинциальный джентльмен с изысканными манерами и без гроша за душой – иначе он ехал бы хоть вторым, а не третьим классом.

– Мисс, если позволите мне встрять в вашу беседу, то я тоже отвечу, что никогда о таком острове не слышал. А где он расположен?

Взглянув на молодого человека и отметив его энергичный подбородок и темные синие глаза, Нина отвела взгляд.

…Ну да, такой прекрасно знает, что женщины от него без ума, и он наверняка этим пользуется. Только вот о чем она думает, у нее же есть ее Женя – ее доктор Дорн!

Да, она ведь теперь была официально женой доктора Дорна, Евгения Сергеевича: ну прямо как в чеховской «Чайке». Да и сам Женя походил на Антона Павловича со старомодной, а теперь ультрасовременной бородкой и пенсне.

И пусть они не ходили регистрироваться в загс, а просто, обменявшись кольцами, решили, что отныне стали мужем и женой. Жаль, что кольцо ей пришлось оставить в своей вселенной. Но вряд ли бы его наличие остановило этого нахала, который со нескрываемым интересом пялился на нее.

В загс они не пошли, потому что у доктора Дорна документов не было, по крайней мере, современных: он ведь, хоть и обитал в ее вселенной, был выходцем из иной, литературной.

Только вот какой, она не знала, ибо Женя упорно скрывал это, явно не желая втягивать ее в какую-то неприятную историю.

Чтобы помочь ему и отвести от него ищеек, контролировавших все литературные порталы и подозревавших его в каких-то жутких злодеяниях, Нина тогда и отправилась в «Убийство Роджера Экройда», а позднее в «Собаку Баскервилей».

Подозрения в итоге удалось снять, но отношение литературных «силовиков» к Жене не изменилось: он был пришельцем, вторженцем, подселенцем, безвизовым путешественником из одной вселенной в другую, причем из литературной в реальную, а это было строго-настрого запрещено.

Почему, отчего и в связи с чем, Нина до сих пор не понимала, но договор был дороже денег: чтобы те «силовики», которых они промеж собой называли еще литературными дементорами и литературным КГБ, отстали от него окончательно, она и приняла их предложение, от которого нельзя было оказаться.

Отправиться в «Десять негритят» и узнать, как же все было на самом деле.

Если раньше она могла путешествовать ради своего удовольствия, то теперь у нее было спецзадание.

Ну да, литературное КГБ направило на задание ее, литературную Мату Хари.

Все еще чувствуя на себе взгляд нахального попутчика, Нина произнесла:

– Я, видимо, перепутала.