Побег с Лазурного берега

– Ты же говорил... – начала Лиза и смолкла.

К чему напоминать отцу, что своей лучшей картиной он до недавнего времени считал портрет мамы на берегу Амазонки, купленный каким-то японским мультимиллионером для украшения своего офиса. Девушка подошла к полотну. Отец прав, назвав его лучшим своим произведением. Лиза знала толк в живописи – Леон когда-то давал ей уроки, быстро, правда, прекратившиеся, – и увлекалась историей искусства.

Мама ушла. Ее место заняла Анабелла, вчерашняя школьница, ставшая в одночасье фотомоделью. Лиза сжала кулаки – ногти впились в кожу, – чтобы не заплакать. Та, что была изображена на картине, находилась тут же, в ателье, – Анабелла с обнаженной грудью восседала на столе и победоносно смотрела на отца и дочь.

– Малыш... – произнесла она (это ее обращение Лиза ненавидела, но отцу, которому под семьдесят, явно было приятно воображать, что молодость еще не покинула его). – Скажи ей, малыш! Ты ведь для этого позвал ее!

Двадцатилетняя Анабелла была родом из Эльзаса и говорила по-французски со смешным акцентом. Помимо отца и матери, у нее имелось огромное количество братьев и сестер, на содержание которых Кречет отпускал большие суммы. Лиза не раз задавалась вопросом о том, что же такое отец нашел в Анабелле, и каждый раз приходила к ответу – секс. На нем и строились их отношения: стареющий бонвиван никак не хотел признавать, что возраст постепенно берет свое.

Отец помялся, набросил на холст кусок белой ткани и, кашлянув, заговорил:

– Лиза, ты уже большая девочка...

– Ничего себе девочка! – расхохоталась Анабелла, вытягивая руку, украшенную кольцом с непомерным бриллиантом. – Ну ты и сказал, малыш!

Лиза отметила, что отец нервничает. Он перешел на русский:

– Я хотел, чтобы ты была первой, кто это узнает...

– О чем вы там шепчетесь? – произнесла недовольным тоном Анабелла, подобно пантере, соскользнула со стола и подошла к Леону. Лизе бросилась в глаза не только разница в росте (красотка была на голову выше художника), но и в возрасте.

– Ты же знаешь, что меня всегда влекло к молодым женщинам... – произнес отец, возвращаясь на французский. – Поэтому мы с Анабеллой... мы...

– Малыш, я жду... – Рука с бриллиантовым перстнем проползла по груди художника. Затем девица, вскинув голову (рыжие волосы каскадом упали на плечи), с прищуром взглянула на Лизу и объявила: – Мы поженимся!

Лиза отшатнулась и спросила у отца:

– Papa, скажи мне, что это шутка! Она тебя не так поняла!

– Мы поженимся! – расхохоталась Анабелла и постучала ногтем по перстню. – А это подарок малыша к нашей помолвке.

Лиза подняла взгляд на девицу:

– Вы плохо знаете своего малыша. Он наверняка передумает.

– Не передумает! – заявила с уверенностью Анабелла и поцеловала отца в морщинистую щеку. – Ведь так, малыш? Тебе будет без меня плохо, очень плохо! – Анабелла осклабилась, и на мгновение Лизе показалось, что в ее изумрудных глазах сверкнули дьявольские искорки. – А ты ведь не хочешь, детка, чтобы твоему милому папочке было плохо, очень плохо? И поэтому наша свадьба состоится на следующей неделе. А когда я стану мадам Кречет, мы все заживем одной большой и дружной семьей!

– Ты не можешь! – прошептала Лиза, обращаясь к отцу. – Папа, прошу тебя! Прошло всего восемь месяцев...

– Ну и что? Угнетающие мысли плохо сказываются на творчестве моего малыша, – промурлыкала Анабелла, надвигаясь на Лизу.

– Вы... ты младше его... почти на пятьдесят лет! – крикнула девушка в отчаянии.

– Всего лишь на сорок семь, – ответила Анабелла, подходя к Лизе. – Запомни, детка, желания малыша для меня закон. Он сам сделал мне предложение, и я не могла отказаться. И если ты любишь папочку, то не будешь вставлять нам палки в колеса. А что касается разницы в возрасте... Твоя покойная мамаша тоже была моложе малыша!

Свадьба состоялась пять дней спустя. В Бертран на открытие Большой регаты прибыли сливки европейского и заокеанского общества, и бракосочетание Леона Кречета и Анабеллы стало гвоздем сезона.

Лиза заперлась в своей комнате и наотрез отказалась принимать участие в этом представлении. До нее доносились выстрелы из пушек, а ночью черное небо окрасили всполохи свадебного фейерверка. Гости наводнили замок, и даже сквозь закрытые двери и окна до Лизы долетали обрывки фраз:

– На невесте одних драгоценностей на пять миллионов...

– Сам великий князь вальсировал с ней...

– О, Анабелла станет достойной заменой бедняжки Светланы...

Лиза улеглась в кровать и, зарывшись лицом в подушки, молила только об одном – чтобы все оказалось страшным сном: и свадьба отца с Анабеллой, и бесцеремонные гости, и смерть мамы...

Но избавление не приходило. Девушка забылась тяжелым сном лишь под утро. Очнулась она от громких голосов. Открыв глаза, Лиза увидела Анабеллу в халате, стоящую возле распахнутого шкафа. Лиза метнулась с кровати и, оттолкнув девицу, ставшую ее мачехой, заявила:

– Тебе нечего здесь делать, это моя комната!

– Бедняжка, как же я тебе сочувствую! – покачала головой Анабелла. – У тебя, как и у твоей покойной матушки, нет ни мозгов, ни вкуса. Ты что-то сказала о том, что это твоя комната? Пока что твоя...

Что именно значили зловещие слова Анабеллы, Лиза поняла через два дня, когда в замок заявились крикливые и беспардонные родственники юной мачехи. Заметив, с каким мученическим лицом Лиза взирает на их ораву, Анабелла спросила:

– Тебе что-то не нравится?

– Замок большой, но он не рассчитан на такое огромное количество гостей, – дерзко ответила Лиза.

– В таком случае, детка, никто не удерживает тебя здесь! – зло парировала Анабелла. – Уезжай, и освободится еще одна комната. Как и после смерти твоей мамаши.

Отец, безучастно сидевший во главе стола, ничего не сказал. Анабелла полностью прибрала его к рукам, скрутив и сведя с ума.

– Малыш, – произнесла Анабелла, подплыв к мужу, – мы уже говорили с тобой на эту тему... Твоей дочери требуется хорошее воспитание, поэтому она должна отправиться в интернат. Целебный швейцарский воздух придает небывалые силы. Причем покинуть нас она должна как можно быстрее!

* * *

Выбор отца (или Анабеллы?) пал на закрытую швейцарскую школу для девушек, славившуюся своими строгими нравами. Напрасно Лиза умоляла отца не отсылать ее прочь, он делал только то, что нашептывала ему на ухо Анабелла. По ее злонамеренной прихоти Лизе не было даже разрешено взять с собой фотографию мамы.

Интернат располагался в небольшой долине, окруженной со всех сторон горами. Ученицами в нем были девушки разных национальностей в возрасте от тринадцати лет до двадцати одного года, и объединяло их одно: все они были отпрысками богатых и известных родителей, которые отправили дочек (племянниц, падчериц) в Швейцарию, подальше от семьи. Лиза быстро подружилась со многими товарками и с горечью убедилась: большинство из них попали за границу после того, как отец – председатель правления крупного концерна, сенатор или генерал, – переживая вторую, а то и третью весну, снова женился и привел в дом молодую супругу, тотчас возненавидевшую падчерицу.

Девушек обучали иностранным языкам, прививали им хорошие манеры, отучали от дурных привычек и вкладывали в голову мысль о том, что их единственная цель – удачно выйти замуж и верой и правдой служить мужу, рожая ему отпрысков.

Свободное время большая часть учениц проводила в крытом бассейне, Лиза же предпочитала выходить с мольбертом на большую террасу, с которой виднелись покрытые снегом вершины. Она пробовала рисовать их, но это ей быстро наскучило. Тогда она попыталась воспроизвести по памяти один из портретов мамы, выполненный отцом много лет назад. Однажды, увлеченная процессом, она не заметила, как к ней подошла директриса интерната.

– У вас, мадемуазель, поразительно получается, – похвалила она. – Однако, скажите на милость, где же я видела эту картину?

По ночам, лежа в кровати и не в состоянии заснуть (подружки тихонько переговаривались, обмениваясь сплетнями о поцелуе с помощником садовника или повествуя о тайной вылазке в близлежащую деревню, где их ждали молодые увальни), Лиза в подробностях реконструировала мысленно полотна отца, на которых была изображена мама, – каждый штрих, оттенок, деталь.

Два раза в год воспитанниц отпускали по домам – на пасхальные и рождественские каникулы. В первый же приезд Лиза поразилась тому, как переменился отец, – из энергичного бонвивана он превратился в испуганного старика, заискивающего перед своей молодой женой. Анабелла полностью сменила обстановку в замке, а также сделала из маминой спальни и прилегавших к ней комнат огромный будуар.

В следующие каникулы поездка домой не состоялась – директриса сообщила Лизе о своем разговоре с Анабеллой, которая сказала, что они все простужены, а потому визит девушки лучше отложить до лучших времен. Лиза пыталась дозвониться до отца, но каждый раз трубку брал дворецкий, причем не тот, что служил у них много лет, а новый, нанятый Анабеллой. Заслышав ее голос, он отвечал, что месье Леон занят. Отец был занят двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и триста шестьдесят пять дней в году!

Лиза с нетерпением ждала своего восемнадцатого дня рождения. Из угловатого нескладного подростка она превратилась в миловидную девушку с длинными рыжими волосами и тонкой фигурой (кормили в интернате по-спартански).

Ей преподнесли торт с восемнадцатью свечами, под всеобщие аплодисменты Лиза задула их и загадала желание – она хотела вернуться домой. И надо же – ее желание сбылось. Директриса торжественно объявила:

– Мадемуазель, согласно законам Бертрана, страны, подданной которой вы являетесь, в восемнадцать лет вы становитесь совершеннолетней...