В посольстве стало скучно через два дня. Имелась масса запретов: нельзя громко говорить, нельзя покидать территорию, нельзя мешать важной работе, даже с отцом поговорить нельзя. Таня пыталась попасть к нему, однако каждый раз у двери кабинета ее встречала Алла.
– Таня, тебе нельзя, Виктор Викторович занят, – говорила она.
Таня пыталась позвонить ему по внутреннему телефону – постоянно занято. Отца она видела по вечерам, и то мельком.
– Ну как, дочка, нравится? – спрашивал он ее и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Я знал, что тебе понравится, поэтому и пригласил тебя в Бертран.
– Папа, здесь несколько… несколько… однообразно, – попыталась подобрать нужное слово Таня. Не могла же она сказать, что ей до ужаса надоело торчать в комнате, перечитывать бертранские газеты, в который раз обсуждавшие тему, кто станет новой подругой великого князя Клода-Ноэля, наблюдать за тем, как садовник миллиметр за миллиметром подстригает кустарники.
И так – каждый день? Не может быть! Возможно, ее представления о жизни дипломатов были несколько преувеличенными, если не сказать превратными, но постоянно жить в замкнутом мирке…
Выбираться в Бертран было категорически запрещено, однако на выходных Виктор Викторович взялся сам показать жене и дочери княжество. Аллу более всего интересовали виллы знаменитостей, причал, около которого колыхались белоснежные катера и яхты, рестораны и магазины. К великому счастью, по причине уик-энда все магазины были закрыты, по московскому опыту Таня знала – мачеха могла перебирать и примерять вещи день напролет.
– Великолепный дворец, – вздохнула Алла, когда они оказались около пышного здания в стиле рококо, где обитало великокняжеское семейство. Гвардейцы в пестром одеянии, похожие на игрушечных солдатиков, стояли по стойке «смирно» около черных ворот с позолоченным верхом, которые ограждали венценосных особ от всех остальных.
В ее голосе сквозило такое неподдельное отчаяние, что Виктор Викторович саркастически произнес:
– Дорогая, поверь мне, княжеский титул не так уж много дает. Гримбурги на пороге разорения, и если их не спасет чудо, ну, например, Клод-Ноэль не женится на богатой американке, как это в свое время сделал монакский принц, то через пару-тройку лет Бертран окажется в финансовой зависимости от США, Франции и Швейцарии.
– И все же, Витя, – сказала Аллочка, – какое чудо. Когда состоится прием во дворце?
– Через две недели, – ответил Виктор Викторович. – По случаю дня рождения вдовствующей княгини Беатриссы.
Таня не понимала всей суеты вокруг княжеской семьи. Намного интереснее для нее было тайком выбраться в город и поглазеть на роскошные казино, магазины и просто познакомиться с чужой жизнью.
Зато Алла в полной мере наслаждалась новой ролью. В ее голосе прорезались командные нотки, она уже отдавала приказания прислуге в посольстве. И кто посмеет возразить – она, Алла Полесская, жена Чрезвычайного и Полномочного посла!
– Посмотрите, как вы пропылесосили ковер, вся пыль в углах осталась! – отчитывала она горничных. – И почему кровати заправлены не так, как нужно? Что такое, как ни зайду к вам в комнату, вы все время пьете чай и сплетничаете.
Таня скоро поняла, что к ее мачехе относятся с тщательно скрываемой ненавистью. Таня познакомилась с Людмилой, милой переводчицей, которая была всего на несколько лет старше девушки. С ней можно было поговорить по душам, все другие в посольстве были значительно старше.
– Как же я тебе завидую, – призналась как-то Людмила Тане.
Они были в парке, раскинувшемся около княжеского дворца. Рядом сновали туристы, немногочисленные жители Бертрана – в основном пожилые пары, одетые со старомодной изысканностью, – неспешно прогуливались по песчаным дорожкам, которые вились мимо цветов, фонтанов и деревьев.
– Почему? – искренне удивилась Таня.
– Как ты не понимаешь, – ответила Людмила. – У тебя все есть – высокопоставленный отец, учеба в самом престижном вузе, блестящие перспективы.
Впервые Таня заметила, что Людмила, которую она уже считала подругой, завидует ей.
– Отца я вижу крайне редко, – ответила она. – Едва ли раз в полгода. Моя мачеха, сама понимаешь, не подарок. Да, у нас все есть, и мне известно, что подавляющее большинство жителей нашей страны стоят в очередях и никогда не могут оказаться за границей.
– Ты права, – сказала Люда.
Они прошли мимо симпатичного, похожего на итальянца или испанца молодого человека, который вдруг подмигнул Тане.
– Ты видела? – прошептала Таня. – Он мне подмигнул.
– Привыкай к этому, – сказала Люда. – Ты умеешь нравиться, у тебя это в крови. Мне, увы, такое недоступно.
Таня знала историю Людмилы. Она приехала в Москву из небольшого городка в Сибири с желанием покорить столицу. Ее знаний (или связей) для поступления в институт на отделение иностранных языков не хватило. Однако через два года Людмила была студенткой. Что произошло за это время, она не говорила, однако Таня, несмотря на свою неопытность, не была наивной простушкой – наверняка Людмиле пришлось пойти на очередную сделку с совестью и моралью. Таня знала многих девушек, которые ради того, чтобы получить желанное место в московском вузе, соглашались стать любовницами высокопоставленных и могущественных людей.
Они еще немного побродили по парку. Таня наслаждалась жизнью. Пусть и несколько однообразной, пусть и в окружении людей, которые не понимают ее.
Ее мысли занимал Игорь. Несколько раз во время разговора с ним Тане казалось, что молодой человек хочет ей что-то сказать, но не решается. Неужели она ему нравится?
Татьяна столько раз рассматривала себя в зеркале. Она так похожа на покойную мать, которая в свое время считалась одной из самых красивых женщин столицы. Нет, определенно у нее есть все основания рассчитывать на благосклонность Игоря.
Следующая неделя была посвящена подготовке приема во дворце великого князя Клода-Ноэля. Алла буквально достала всех постоянными придирками и претензиями. Виктор Викторович, обычно спокойно относившийся к капризам жены, на этот раз не выдержал:
– Алла, почему ты считаешь, что я должен заказывать тебе платье в Париже? У тебя и так полно тряпок. Чемоданы не помещаются в твоей комнате, а ты требуешь от меня платье от кутюр.
– Я хочу выглядеть на уровне, – заявляла Алла. – Виктор, ведь ты не можешь пренебрегать престижем страны. Что подумают, если я буду плохо выглядеть? Нас просто засмеют.
Таня при всей своей антипатии к мачехе не могла не признать, что та обладала отменным вкусом. Однако если учесть, какое количество денег, по большей части государственных, она тратила на одежду, косметику и парикмахера, то становилось ясно, почему Алле удается выглядеть просто потрясающе.
Накануне приема нервозность в посольстве достигла апогея. Алла, измучившая всех просьбами, приказами и наставлениями, носилась по верхнему этажу с перевязанной головой и причитала:
– У меня разыгралась мигрень, боже мой, как же я смогу завтра показаться во дворце. Я не могу заснуть, у меня будут мешки под глазами. Виктор, ну сделай что-нибудь. Где врач?
Посольский медик, добродушный, с седой бородкой, в который раз вздыхал и пытался втолковать Аллочке, что нужно немного успокоиться и дать другим возможность прийти в себя.
– Как я могу успокоиться, если она сожгла мое платье! – Алла картинным жестом указала безупречно отманикюренным пальцем на одну из горничных. – Как можно доверять таким балбескам, они ничего не умеют!
Таня не сомневалась, что горничная намеренно испортила платье мачехи, от этой мысли становилось как-то веселее.
– Я не могу, Виктор, я умираю, подайте мне чай из лекарственных трав, и поживее!
Виктор Викторович закрылся в кабинете и никак не реагировал на сумасшедшие выходки жены. Тарарам продолжался до половины четвертого, когда Алла наконец улеглась отдыхать. Посольство, похожее на растревоженный улей, постепенно приходило в себя.
Трезвон будильника заставил Таню проснуться в половине седьмого. Она уже отвыкла подниматься в такую рань. Алла, свежая, похожая на сказочную фею, умывшуюся водой из розовых лепестков, уже крутилась перед гигантским овальным зеркалом, которое она специально выписала из Венеции – разумеется, за счет посольства.
– Скажи мне, что я великолепна, – потребовала она от мужа.
Таня с сожалением отметила, что за две недели, которые они находились в Бертране, отец постарел на несколько лет. Ему необходимо отдохнуть от Аллы.
– Ты великолепна, моя дорогая, – произнес Виктор Викторович. – Но почему мы должны подниматься так рано, прием назначен на полдень, еще масса времени. До княжеского дворца рукой подать, всего полкилометра.
– Ты что, не могу же я, жена советского посла, идти пешком! – в ужасе воздела к небу руки Алла. – Виктор, как ты можешь. Я распорядилась подать лимузин. Так, я должна немедленно принять ванну.
Она скрылась из виду, а через несколько секунд ее недовольный, похожий на скрежет пилы голос вновь прорезал воскресную тишину:
– Боже, идиотки, кто же посмел напустить такую горячую воду в ванну? Ты что, хочешь, чтобы с меня слезла кожа? И где пена, я тебя спрашиваю, остолопка, куда подевалась пена?
Из ванной комнаты вышла растрепанная горничная, которая бросилась к послу:
– Виктор Викторович, извините, но я не в состоянии выдерживать постоянные претензии вашей супруги. Я не ее камеристка, чтобы она меня таскала за волосы. Я буду жаловаться!