Остров вчерашнего дня

Шторки на стеклянных дверях некоторых купе первого класса были задернуты, однако в том, которое ей требовалось, к счастью, нет.

Его честь судья Уоргрейв, сидя в купе на кожаном сиденье один, спал – голова свалилась на грудь, губы подрагивали.

Нина, обернувшись и убедившись, что никого ни с одной, ни с другой стороны нет, дернула дверную ручку.

Дверь, как и полагается оной в купе первого класса, отъехала без малейшего шума, и Нина, прикрыв ее за собой, быстро задернула шторку с одной стороны, чтобы не было видно, чем она занимается.

Ее взгляд был прикован к уже знакомому ей саквояжу, стоявшему на сиденье напротив того, на котором полулежал судья, на коленях которого покоился роман Ариадны Оливер «Peril At Horse House». Убедившись, что Уоргрейв, посапывая, крепко спит, Нина с бьющимся сердцем приблизилась к саквояжу и распахнула его.

Ей была нужна бутылочка из крепкого стекла особой формы, пачка сургуча и портативная пишущая машинка.

Джентльменский набор серийного убийцы.

Потому что если она их не найдет, то это будет плохо. Или, наоборот, хорошо?

Нина и сама этого не знала.

Комплект нижнего мужского белья. Это ее уж точно не интересовало. Темно-красная кожаная папка с газетными вырезками о каком-то пилоте и его самолете – ну, это к делу отношения не имеет. Небольшая фарфоровая коробочка, в которой, как оказалась, покоилась бритва. Ну, это тоже, хотя бритва опасная – такой можно запросто перерезать горло.

Но в «Десяти негритятах» никому из жертв горло не перерезали. Одному несчастному, правда, разрубили затылок топором, но такого инструмента в саквояже явно не было.

Но это в «Десяти негритятах», а как обстояли дела с «Десятью альбатросами»?

Еще одна коробочка, на этот раз металлическая. Теперь кое-что поинтереснее: шприц.

Мисс Брент, ее соседке по третьему классу, старой (ну ладно, не такой уж, но все же) ханже и поклоннице фашистских идей, впрыснули цианид именно шприцом. Правда, украденным у доктора, который должен был по роду службы возить с собой таковой, но в этот раз свой собственный шприц у судьи также имелся.

В романе он был умирающим от рака юристом на пенсии, который, понимая, что вот-вот отдаст концы, решил осуществить свою давнишнюю мечту.

И совершить идеальное убийство, причем не одно, а целых десять.

Нина помнила, что в романе судья, который на острове только разыграл свою смерть, то есть прикончил или довел до смерти всего лишь девять человек, не мог отказать себе в удовольствии убить все же именно десятерых, и поэтому в качестве последнего «негритенка» убрал с дороги некого Морриса, крайне сомнительного субъекта, который, помимо прочего, помог ему приобрести на подставное имя остров, а до этого промышлял наркотиками и пристрастил к ним дочь друзей судьи, которая от этого умерла, то есть он также подходил на роль жертвы.

И еще до того как отбыть на остров, дабы прикончить там девять человек, добрый судья, зная, как Моррис трепетно относится к своему здоровью (как и целая куча злодеев и убийц), вручил ему желатиновую капсулу, нашпигованную снотворным в убойной дозе, и сообщил, что это новейшее средство для улучшения пищеварения.

И первый «негритенок» скончался во сне, пусть и не по считалочке, еще до открытия сезона охоты на острове.

Третьим делом (после визита в самый большой книжный магазин Британской империи тех лет и неудачной попытки пообщаться с королевой детектива) Нина, используя самый надежный стимул для получения сведений от лиц полукриминального и криминального толка – шуршащие банкноты крупного номинала с портретом покойного короля (с изображением нового, который как раз переживал упоительный роман с миссис Симпсон, отпечатать еще не успели, а потом это стало неактуально по причине скорого отречения его величества от престола), которые она предусмотрительно и в большом количестве прихватила с собой из своего мира, готовясь к литературному вояжу, сумела разыскать этого самого Морриса, которого, правда, в отличие от романа, звали не Айзек, а Альфред, но это точно был он.

Сведений от этого тертого калача она уж точно не получила бы, да и слушать ее он не стал бы, а кто знает, еще и убил бы или наслал на нее своих дружков, но Нина все же попыталась спасти жизнь этому крайне неприятному и насквозь порочному типу.

Приватный разговор ни к чему хорошему, в особенности для нее самой, не привел бы, поэтому она написала и засунула ему в почтовый ящик его офиса на Бейкер-стрит (правда, не 221b) анонимное послание.

Трюк простой, но крайне эффективный.

«Если вам дорога жизнь, достопочтенный сэр, не принимайте чудодейственную желатиновую капсулу, которую даст вам судья Уоргрейв».

Кратко и со вкусом. И без всякой подписи – это должно было только усилить воздействие.

Если он после этого примет «лекарство», то сам виноват – Нина сделала все, что могла, и искренне надеялась, что тем самым спасла первого или, если уж быть точной, десятого «негритенка».

Ну, или, выходило, альбатроса.

А потом… Пришло время отправиться на Паддингтонский вокзал, дабы сесть в вагон третьего класса по билету, заботливо купленному и присланному ей судьей Уоргрейвом, что она и сделала.

Пусть едва и не опоздав на поезд – по его вине. Ну, и отчасти из-за королевы детектива, выбором романов которой в книжной лавке судья был так увлечен.

…Итак, шприц. Сам по себе он ни о чем не свидетельствовал. Без яда он не являлся таким уж страшным оружием, хотя иглой можно было засадить, скажем, в глаз – мало не покажется. Ну, или ввести кому-то воздух в артерию, тоже будет не очень весело.

Ей требовалась какая-то склянка или шкатулка, в которой судья вез с собой яд. По роману он начал с того, что отравил сразу за ужином Тони Марстона (которого в советском триллере играл Александр Абдулов), всучил такую же, как и Моррису, капсулу с убойной дозой снотворного миссис Роджерс, горничной, а потом впрыснул раствор цианида в шею мисс Брент, старой (или не очень) ханже и поклоннице фашизма.

Запасов у него должно быть немало.

Погрузив руки на дно саквояжа, Нина что-то нащупала – и в самом деле извлекла плоскую стальную коробку с шершавой поверхностью. А что, если, пока судья дрыхнет, явно усыпленный содержанием романа Ариадны Оливер «Загадка Хорс-хауса», высыпать все его токсичные запасы в туалет?

Что он будет делать тогда, когда прибудет на остров?

Мысль была гениальная, и Нина подумала, что лучше всего заменить цианид сахаром или солью – вот ведь будет потеха!

Она открыла коробочку, но вместо ампул или конвертиков с ядом узрела там вставную челюсть.

– Мисс, позвольте полюбопытствовать, отчего вы копошитесь в моем саквояже? – раздался у нее за спиной уже знакомый неприятный голос судьи. – Если вы ищете там что-то определенное, то не проще ли спросить меня?

…И почему она вообще решила отправиться в «Десять негритят»? Не решила – ее послали. После всех пертурбаций в «Убийстве Роджера Экройда» и «Собаке Баскервилей» и снятия подозрений как с нее и, что важнее, с ее Жени Нина через некоторое время имела долгий разговор с главной литературной дементоршей, облаченной во все черное неулыбчивой особой, навевавшей ужас и возглавлявшей целую силовую структуру, в задачу которой входило контролировать перемещения через литературные порталы.

Один из которых и находился в доме Нины, на втором этаже ее «Книжного ковчега».

Именно там и проходил этот разговор – обычно в таких случаях литературная дементорша вызывала провинившихся к себе на ковер, и некоторых, по неподтвержденным слухам, потом никогда больше не видели.

Нет, их не убивали, просто насильно отправляли через свой портал в какую-то из не самых уютных литературных вселенных – без возможности вернуться.

Нина всегда думала о подобном с суеверным страхом. Одно дело попасть в криминальный роман, по которому бродит убийца. И совсем другое – очутиться в романе Стивена Кинга в городке, населенном вампирами, в канализации, где обитает веселый клоун Пеннивайз, или во дворе с бешеным сенбернаром, готовым разорвать тебе горло.

А ведь есть и совсем другие литературные миры – и пострашнее, и покровавее, и побезнадежнее.

Но так как коллизия разрешилась благополучно, и дементорша, вероятно, сама получила по шапке от своего еще более грозного литературного начальства, то она заявилась к ним в особняк с двумя гипсовыми львами у входа и букинистическим магазинчиком «Книжный ковчег» на первом этаже, правда, в сопровождении уже известных Нине молчаливых молодых мужчин в темных костюмах на веренице черных джипов.

И с огромным тортом «Птичье молоко».

Не оставалось ничего иного, как радушно поблагодарить незваную гостью (хотя званую – визит был заранее согласован, вернее, объявлен), проводить ее без свиты на второй этаж, где была их кухня, недавно разгромленная этой самой свитой и теперь еще не до конца приведенная в порядок.

Поставив чайник, Нина лихорадочно размышляла, как поддержать разговор с литературной дементоршей, тем более она была с ней один на один: Жене принять участие в этих дамских посиделках с «Птичьим молоком» было строго воспрещено и даже было рекомендовано любезно, но крайне настойчиво, покинуть на два часа дом, прогуляться в близлежащем парке, подышать свежим воздухом.

Большие старинные часы на стене кухни отсчитывали ритм: тик-так, тик-так, тик-так.

Молчание у нее за спиной затянулось, и Нина, не выдержав, выпалила:

– Скажите, а отчего вы все всегда в черном и в темных очках, даже в помещении?