03. Мат – это плохо
Крот. Хорошо. Тогда я задам еще один вопрос. А какое ваше отношение, например, к мату?
Томский. Отрицательное. Даже резко отрицательное.
Крот. О, господи! Только не говорите, что ругаться матом – плохо!
Томский. Конечно, плохо. Ребята, ну давайте мы все-таки будем эволюционировать, а не деградировать. А матерящийся человек безусловно деградирует. Опять-таки: «Человек – это звучит гордо», и так далее, а матерящийся человек гордо не звучит. Можно сказать и проще – давайте попросту будем культурными людьми. А материться – это крайне некультурно.
Крот. Подождите, подождите. Мат – неотъемлемая часть человеческой речи; игнорировать мат, значит, как раз-таки игнорировать важнейший пласт человеческого словотворчества, то есть именно культуры.
Томский. Э, нет. Мат – это словотворчество масс и, соответственно, неотъемлемая часть масс-культуры. Но ГКП к масс-культуре никакого отношения не имеет. Равно как и масс-культура не имеет отношения к Культуре с большой буквы. Видите, вопрос массовости оказывается важным во многих аспектах.
Крот. Возможно. Но знаете, на что похожи ваши речи? Они очень похожи на речи дяденек-ханжей из каких-нибудь худсоветов прошлого или тех же дяденек в новых личинах, периодически озабочивающихся нравственностью в инете сегодня. Чинуши любят критиковать мат и даже периодически стремятся запретить его. Народ просто смеется над ними и продолжает себе весело материться несмотря ни на какие глупые запреты.
Томский. Понимаете, при такого рода противопоставлении я бы тоже скорее выступил на стороне народа, а не чинуш, но это бессмысленное для меня и для нас противопоставление, – потому что мы и не народ, и не чинуши. Да и я весьма далек от того, чтобы запрещать кому-то ругаться матом. Ругайтесь, если уж сами себя не уважаете. В нашем сообществе никакого прямого запрета на мат нет, но как-то так получается, что материться наших авторов не тянет. Как рэперы не могут не материться, так наши авторы – не могут материться. Вопрос среды.
Крот. А вы сами – неужели ни разу в жизни матом не ругались?
Томский. Ругался, когда занимался бизнесом. Теперь – нет, не ругаюсь.
Крот. Совсем-совсем?
Томский. Совсем-совсем. И сам не ругаюсь, и вам не советую. Разговаривать матом и оправдывать употребление мата – недостойно культурного человека. Мат – это плохо.
Крот. П-ц!
Томский. Не ругайтесь.
Крот. Ругался и буду ругаться. И ничего такого в этом нет. Нормальная разговорная речь.
Томский. У нас в сообществе тоже нормальная, но безматерная разговорная речь.
Крот. Допустим.
Томский. И допускать нечего. Это просто факт. А вы, матерящиеся, даже кое чем помогаете нам.
Крот. Это чем же?
Томский. Нам проще опознавать друг друга. Знаете, как сказал один очень неглупый человек: «Чем больше народу будет неправильно выражаться, тем ярче будет блистать речь правильная, тем легче будет опознавать друг друга тем, кто общается корректно. Ведь язык – это не только средство высказывать или скрывать свои мысли, но еще и замечательный способ опознавать своих»[3 - Дмитрий Быков. Один. (видеоролик. 16.05. 2019. 23.40 – 24.40).]. Замечательно сказано.
Крот. Неплохо. Но обратимся, наконец, к истокам ГКП…
04. Реальность – неудовлетворительна
Задам напрашивающийся вопрос: как вы пришли к пониманию своей… Можно ли сказать – «миссии», или это будет слишком громкое слово?
Томский. Можно сказать и – «миссии», хотя я и не рвусь в мессии.
Крот. Это радует. Мессии утомляют.
Томский. Вы часто с ними встречаетесь?
Крот. Да не то чтобы слишком. Наверное, еще ни одного не встречал.
Томский. Значит, я буду первым.
Крот. Вы же не рветесь?
Томский. Когда как. Если уж воспринимаешь свое дело как миссию, невольно начинаешь вживаться в роль мессии. Тут надо внимательно следить за собой, чтобы не слишком увлечься. Хотя суть миссии именно в том и состоит, чтобы увлечься как можно сильнее, да еще и увлечь за собой.
Крот. Так мессия вы или нет?
Томский. Пока не решил. К концу интервью станет ясно.
Крот. А каков критерий ясности?
Томский. Ну, если по ходу нашей беседы вы уверуете в меня, значит, я – мессия. Если нет – то нет.
Крот. Это мне подходит, договорились. Хотя шансов у вас немного.
Томский. До конца интервью еще довольно далеко…
Крот. И то правда. Отсюда я возвращаюсь к вопросу о том, как вы пришли к пониманию своей миссии.
Томский. Постепенно. Все началось с… У вас никогда не возникало чувства, что реальность нуждается в существенной переделке?
Крот. Возникало. У кого же не возникало такого чувства?
Томский. Вот именно. Видно, это коренное свойство окружающей нас реальности – её глубинная неудовлетворительность. Куда ни посмотришь – всё не то. Вот и я дорос до момента, когда реальность перестала хоть сколько-нибудь меня удовлетворять, причем я имею в виду не юношеский возраст, когда у человека просто гормоны играют, отчего он и бунтует против скучного мира, но уже о более сознательном возрасте, когда реально включается голова. И вот, голова моя реально включилась и сделала естественный вывод: реальность нуждается в существенной переделке. Но понять, что реальность нуждается в переделке несложно, куда сложнее понять – в какой именно переделке нуждается реальность.
Крот. Как говорилось в одном фильме: «Я думаю, Семен Семеныч, каждый человек способен на многое, но, к сожалению, не каждый знает, на что он способен».
Томский. «Да, да – бывает»[4 - Диалог, высмеивающий высокопарные сентенции – из фильма Гайдая «Бриллиантовая рука».]. Но если серьезно: где искать ответы, если у тебя возникают вопросы?
Крот. Если вопросы эти о переделке реальности, то ответы, видимо, надо искать на баррикадах.
Томский. Верно. Я тогда именно о баррикадах и мечтал. Но ведь баррикад тоже много, а какие из них именно мои? Интуитивно я склонялся влево – куда-то в сторону антиглобалистов. Плюс еще с экологическим уклоном. Такой зеленый социалист, в общем. Каша у меня в голове была приличная, конечно. Я штудировал «Капитал», современные антиглобалистские тексты и параллельно накупил себе книг по экологии, больше половины из которых я изначально не смог бы понять, потому что там использовались сложные математические модели. Но тогда это меня не смущало. Я хотел найти относительно простую формулу, в которой бы ясно выражалась антропогенная нагрузка, оказываемая человеком на биосферу. Насколько я знаю, такая формула и до сих пор еще не выведена – слишком много факторов надо учитывать. Но мне казалось очевидным, что антропогенная нагрузка уже давно превышает все допустимые пределы. Впрочем, и сейчас это довольно очевидно, даже, можно сказать, еще очевиднее. Мы не просто методично уничтожаем среду своего (и, что куда страшнее, не только своего) обитания, но делаем это с полным осознанием этого отвратительного деяния.
Крот. Никогда бы не подумал, что вы настолько зеленый.
Томский. Уже не настолько, конечно. Да и, по-моему, вовсе не надо быть зеленым, чтобы понимать абсурдность человеческого отношения к окружающей среде.
Крот. Честно сказать, я особенно не задумываюсь об этих материях.
Томский. Так задумайтесь. Конечно, куда проще, не задумываясь, слить в раковину очередную порцию химиката или, опять-таки, не задумываясь, купить в магазине пластиковую бутылку. А вы знаете, сколько разлагается пластик?
Крот. Знаю, знаю. Все уши прожужжали с этим пластиком – еще вот и вы теперь.