Аксиома Декарта

1.4. «Я сплю»

Теперь опять сфокусируемся на состоянии сна. Что происходит во сне? Во сне человек точно так же, как и наяву, говорит себе: я бодрствую, хотя на самом деле это не так, то есть (в интересующем нас контексте) сон есть утверждение ложного состояния бодрствования. Именно поэтому во сне и невозможно противопоставить сон бодрствованию: пришлось бы противопоставлять одно бодрствование (ложное) другому (истинному), но тогда сразу стало бы ясно, что сейчас я не бодрствую, а сплю. И вот тут мы подходим к очень любопытному моменту, а именно к утверждению: я сплю. Возможно ли переживать сон как сон? В принципе, возможно, но примерно так же, как и бодрствуя, можно тем не менее пребывать в дреме. Логически же здесь мы сталкиваемся с явным противоречием. Утверждая «Я сплю», человек противопоставляет сон бодрствованию, и тем самым разрушает состояние сна как нечто действительное. Повторюсь, это крайне любопытный аспект – стоит только человеку понять, что сон не является реальностью, как он скорее всего проснется, то есть вернется к реальности. Отсюда видно, что суждение «Я сплю» является пограничным и отграничивает одно «Я бодрствую» (ложное или сонное) от другого «Я бодрствую» (истинного).

1.5. Принцип пробуждения

Что нам дает понимание функции суждения «Я сплю»? Очень многое. Только это суждение может служить путеводной нитью, держась за которую, человек может все-таки попытаться отличить состояние сна от состояния бодрствования в тот момент, когда он спит. Сколько бы человек ни говорил себе «Я бодрствую», он запросто может ошибаться. Но как только человек сказал себе «Я сплю», он должен проснуться. Итак, человек может быть уверен в том, что он бодрствует, лишь тогда, когда он пережил момент пробуждения от сна – соответственно, я назову этот новый принцип принципом пробуждения. Только тут, в момент пробуждения, одно состояние четко отделяется от другого. Только зная, что такое сон, человек понимает и что такое бодрствование.

1.6. «Портрет» Гоголя или множественность пробуждений

Литература, однако, учит нас, что и во сне можно просыпаться. Вспомним хоть «Портрет» Гоголя. Главный герой этой слишком петербургской повести – художник Чартков – трижды просыпается во сне! Он просыпается, а потом выясняется, что он продолжает спать, потом он просыпается еще раз, а потом еще раз![22 - «Неужели это был сон? сказал он, взявши себя обеими руками за голову; но страшная живость явленья не была похожа на сон. Он видел, уже пробудившись, как старик ушел в рамки, мелькнула даже пола его широкой одежды, и рука его чувствовала ясно, что держала за минуту пред сим какую-то тяжесть. Свет месяца озарял комнату, заставляя выступать из темных углов ее, где холст, где гипсовую руку, где оставленную на стуле драпировку, где панталоны и нечищенные сапоги. Тут только заметил он, что не лежит в постеле, а стоит на ногах прямо перед портретом. Как он добрался сюда – уж этого никак не мог он понять. Еще более изумило его, что портрет был открыт весь и простыни на нем действительно не было. С неподвижным страхом глядел он на него и видел, как прямо вперились в него живые человеческие глаза. Холодный пот выступил на лице его; он хотел отойти, но чувствовал, что ноги его как будто приросли к земле. И видит он: это уже не сон; черты старика двинулись, и губы его стали вытягиваться к нему, как будто бы хотели его высосать… с воплем отчаянья отскочил он и проснулся. „Неужели и это был сон?“ С биющимся на-разрыв сердцем ощупал он руками вокруг себя. Да, он лежит на постеле в таком точно положеньи, как заснул. Пред ним ширмы: свет месяца наполнял комнату. Сквозь щель в ширмах виден был портрет, закрытый как следует простынею – так, как он сам закрыл его. Итак, это был тоже сон! Но сжатая рука чувствует доныне, как будто бы в ней что-то было. Биение сердца было сильно, почти страшно; тягость в груди невыносимая. Он вперил глаза в щель и пристально глядел на простыню. И вот видит ясно, что простыня начинает раскрываться, как будто бы под нею барахтались руки и силились ее сбросить. „Господи, боже мой, что это!“ вскрикнул он, крестясь отчаянно, и проснулся. И это был также сон!» (Н. В. Гоголь. «Портрет»)] Не размывает ли это действие принципа пробуждения? Или мы должны отнестись к этому просто как к литературной игре? Но ведь не бывает «просто» литературных игр. Все литературные игры имеют свой вполне реальный как прямой, так и аллегорический смысл. С прямым смыслом все ясно – и во сне можно проснуться, продолжая спать. Что касается смысла аллегорического (а нас сейчас более всего волнует вопрос о призвании человека), то мало разве «пробудившихся людей», которые продолжают спать? Мало разве тех, кто проснулся настолько, чтобы воскликнуть: «Я – писатель!», но при этом вовсе писателями не являются (если бы это было не так, то мы были бы окружены полчищами Гоголей). Но как же нам в таком случае все-таки отличить истинное пробуждение от ложного? Не оказываемся ли мы все время в некоем магически-порочном круге, в котором всякая истинность в итоге может обернуться ложностью, а всякое пробуждение погружает нас во все новый сон?

1.7. Взаимосвязь принципа пробуждения с принципом бодрствования

Чтобы обрести надежную почву под ногами, мы должны вернуться к принципу бодрствования. Этот принцип оказывается недейственным без дополнения принципом пробуждения, но и принцип пробуждения, в свою очередь, оказывается недейственным без связи с принципом бодрствования. Нельзя пробудиться, если не существует надежно-установленного состояния бодрствования. Нельзя быть уверенным в том, что ты не спишь, пока ты не проснулся. Переходя к «делам нашим скорбным», мы знаем точно, что есть на свете настоящие писатели, следовательно, надежно устанавливаемое состояние «писательского бодрствования» возможно, и уже одной этой возможности нам вполне достаточно для того, чтобы противопоставить ложное состояние уверенности в том, что «я – писатель» истинному состояния я-писательства. Конечно, уверенный в себе я-писатель вполне может заблуждаться и вовсе не быть писателем, но вот Писатель не может не знать про себя, что он Писатель. Так и человек, уверенный в том, что он проснулся, может продолжать спать – и все-таки когда-то же он должен проснуться!

1.8. «Матрица», Кортасар и спящий король

Рассмотрим проблематику сна и бодрствования (чуть шире: реальности и иллюзии, принимаемой за реальность) на конкретных примерах из мира художественных видений. Начну я, пожалуй, с фильма «Матрица», в котором все население планеты Земля погружено оразумившимися компами в виртуальный сон; люди массово мнят реальностью то, что реальностью вовсе не является (а именно Матрицу, в которую они все загружены). Отсюда и глубокомысленный вопрос, которым задается, например, Морфиус, а за ним и многие философствующие по мотивам фильма: «Что есть реальность?». Предполагается, что этот вопрос должен ставить в тупик, и что он даже где-то в принципе неразрешим. И вопрос действительно ставит в тупик, и, до тех пор, пока человек погружен в Матрицу, он действительно неразрешим. Как раз этим вопросом и мучается хакер Нео, он чувствует – что-то неладно – та реальность, которую ему подсовывают, возможно, и не реальность вовсе. Но если это – не реальность, то где – реальность? Есть ли она где-то в принципе? Если бы Нео не верил в возможность существования реальности, то что бы он тогда искал? Следовательно, главный философский урок «Матрицы» состоит вовсе не в том, что нельзя понять, где реальность, а где – имитация реальности, а в том, что: как бы сильна ни была иллюзия, человеку по силам пробиться к реальности. Ведь именно это и сделал Нео. И далее мы должны задаться вопросом: ставит ли Нео эту обретенную на фоне иллюзии реальность под сомнение? Да ни разу. Нет, неправда, один раз ставит, а именно сразу после того, как очутился в реальном мире. А почему? Именно потому, что он пробудился от сна. Слишком резкий контраст, сразу его не принять. Тот, кто проснулся, слишком хорошо видит огромную разницу между сном и явью, и пытаться убедить его в том, что, возможно, это одно и то же – напрасный труд. Матрица – это иллюзия. Реальность – это реальность. Тот, кто с немалым трудом принял второй тезис, первый принимает уже без затруднений. Его уже не обмануть иллюзией. И только пройдя через шок пробуждения, обретаешь реальную почву под ногами.

1.9. Кортасар или «в реальном плену у снящихся ацтеков»

Пример «Матрицы» станет основополагающим при рассмотрении всех других примеров подобного рода. Каково бы ни было могущество иллюзии, мы всегда и везде должны искать реальность какбезусловнуюточку отсчета. И мы все время будем находить ее. Вспомним, например, известный рассказ Хулио Кортасара «Ночью на спине, лицом кверху». Главный герой этого рассказа попадает в автокатастрофу, ему снится сон о том, как он сражается с ацтеками и попадает в плен, а потом оказывается, что сном является автокатастрофа, а реальность – плен у ацтеков. И опять первоначально нам может показаться, что проблема выбора между сном и явью в этом рассказе неразрешима. При этом разрешение этой проблемы было сформулировано при описании рассказа: «а реальность – плен у ацтеков». Разве не к этому ведет весь рассказ? А если это так, то реальность в рассказе имеется и реальность вполне недвусмысленная, пусть и не та, какой она представлялась вначале.

1.10. Спящий король

Можно еще вспомнить о знаменитом спящем короле из «Алисы в Зазеркалье», которому якобы снится Алиса, а если он проснется, то и Алисы не станет. Руководствуясь соображениями двух последних главок, мы без труда найдем путеводную нить в данной ситуации – даже если король проснется и Алисы не станет, то это не уничтожит реальность, но лишь утвердит иллюзию той реальности, в которой сейчас находится Алиса. Мы просто окажемся в реальности короля. Ситуация «Зазеркалья» несколько усложняется ввиду того, что Алиса ведь и сама спит и видит все во сне, таким образом, если бы король и проснулся, то, очевидно, сам-то он лишь снится Алисе! Однако мы не должны обманываться хитросплетениями сюжета, да еще с введением дополнительной проблематики: «Насколько реально художественное повествование?»[23 - Здесь я опять отсылаю вас к «Анатомии книжной реальности».], а ведь то, что снится Алисе, несомненно реально, реальность этой истории доказана не одним поколением читающих ее. Но все эти нюансы не должны уводить нас от сути разбираемого теперь вопроса, а нам лишь важно определиться с критерием отличия сна от бодрствования, и мы везде находим этот критерий в реальности как безусловной точке отсчета. Алиса спит и видит сон, проснувшись, она оказывается в реальности; Нео загружен в Матрицу, из которой ищет выхода и находит его, оказываясь в реальности; герой рассказа Хулио Кортасара видит сон, но сон оказывается реальностью. Везде мы упираемся в реальность, на фоне которой различие между бодрствованием и сном не подлежит сомнению. Также и в разбираемом ранее «Портрете» Гоголя, несмотря на всю множественность пробуждений, в итоге художник Чартков все же оказывается в реальности, которая уже не ставится под сомнение.

1.11. Можно ли уничтожить реальность?

Но можно ли придумать такой сюжет, который уничтожил бы реальность как точку отсчета? Наверное, можно. Для этого всего лишь необходимо сделать точкой отсчета иллюзию[24 - Пожалуй, ситуация со спящим королем наиболее соответствует этому допущению. Вышеприведенный аргумент, что, проснись король, и мы просто окажемся в реальности короля, является слабым, поскольку, во-первых, что это за реальность трудно и подумать, и, во-вторых, мы исходим из того, что Алиса реальна, и при этом можем допустить, что она снится королю, следовательно, нереальна. Вообще, так как реальностью в сказках Кэрролла является именно сон Алисы, и сон этот весьма причудливый, то и выходит, что в этой причудливо-иллюзорной реальности весьма проблематично найти надежную почву под ногами. Реальность в сказках Кэрролла – это Шалтай-Болтай, раскачивающийся на тонкой стене. Еще секунда, и…]. Я ведь не утверждаю, что этого сделать нельзя, я утверждаю лишь, что если уж реальность как точка отсчета появляется, то она становится безусловной точкой отсчета, за которой различие между сном и явью становится явным. Думаю, я повторил этот тезис достаточное количество раз, чтобы он уже четко отпечатался в памяти читающего. Думаю также, что, поскольку данные рассуждения ведутся мною из реальности (и там же воспринимаются вами), то мы должны безоговорочно принять тезис о принципиальной неуничтожимости реальности. Да, придумать сюжет, в котором реальности как точки отсчета не было бы – это возможно; но помыслить реальность, в которой не было бы реальности как точки отсчета – это нереально.

1.12. К вопросу об определениях: сон, бодрствование, пробуждение…

Так как нам постоянно приходится перескакивать от буквального понимания состояний сна и бодрствования к аллегорическим, то имеет смысл четко определиться с тем, что здесь понимается под словосочетаниями «жизненный сон», «жизненное бодрствование» и «жизненное пробуждение».

Под жизненным сном здесь понимается состояние, в котором человек либо не отдает себе отчета в том, что живет так, как ему и следует жить, либо отдает себе отчет, что он живет не так, как ему следовало бы жить.

Под жизненным бодрствованием здесь понимается состояние, в котором человек уверен в том, что он живет так, как ему и следует жить; занимается именно тем делом, к которому он и был призван.

Под жизненным пробуждением здесь понимается переход от состояния жизненного сна к состоянию жизненного бодрствования. Человек пробуждается тогда, когда он может четко различить два состояния: предыдущее, когда он жил не так, как следовало жить, и настоящее состояние – когда он живет именно так, как ему и следует.

1.13. Самое важное

А теперь я скажу одну очень важную вещь. Даже самую важную вещь. Скажу ее каждому, кто читает сейчас эти строки, обращаясь к вам как бы напрямую, так, чтобы вы даже почти могли услышать мой голос. Скажу то, что вы должны сами сказать себе. Итак…

Скажите себе: Я не живу, я сплю. Говорили вы себе эти слова? Если нет, то скажите, пока еще не поздно. Скажите прямо сейчас! Если вы хотите проснуться от жизненной спячки, то сначала должны осознать свой сон. Конечно, я допускаю, что в настоящий момент вы не спите, что вы уже пробудились, и тогда я очень за вас рад. Хотя бы уже и то, что вы читаете сейчас эти строки, наводит на мысль, что вы человек мыслящий, а следовательно, ваш мозг не спит. Но полнота пробуждения – дело исключительное в своей редкости, и потому я не сомневаюсь, что среди читающих куда больше «скорее спящих», чем «скорее проснувшихся». Так вот, не питайте иллюзий – вы спите! И вы можете проснуться. А можете и не проснуться. Но только сказав себе, даже прокричав: «Я сплю!» — вы себя и разбудите. Другого пути нет.

Часть вторая. Три стадии пробуждения

2.0. Что? Как? Зачем?

Теперь стоит рассмотреть различные способы пробуждения человека от жизненной спячки. Общий принцип ясен: человек с рождения чаще всего принуждаем делать что-то, что ему так или иначе не нравится, в свою очередь, он ищет какой-то образ действия, который бы пришелся ему по душе. И вот, если уж мы (то есть я, конечно) выбрали пример с писательством, то допустим, что на каком-то этапе человек решает стать писателем и начинает писать-писать-писать, и, как правило, поначалу всякому пишущему очень нравится то, что он пишет. Эту стадию я назову Что? -стадией пробуждения, или стадией выбора того или иного образа действия. Это стадия упоительного восторга перед открывающимися возможностями, и одновременно это стадия почти полного непонимания, как этими возможностями пользоваться. Кстати, на этой стадии застревают очень многие. Многие понимают, что они хотели бы делать, но чтобы понять – как?… Мы почти автоматически перешли ко второй стадии пробуждения, которую я назову Как? -стадией. На этой стадии человек понимает, что одного опьянения маловато для озарения. Надо постигнуть законы избранного дела. Творческие профессии вроде бы хороши тем, что здесь нет законов; перед человеком-творцом просто лежит лист бумаги (открыт файл) и пиши-твори что хочешь. Но если законов и нет, то их надо открыть, а иначе ничего стоящего не написать. Заметим, что тот, кто понял как? видит несомненную слабость своей работы, осуществляемой до приобретенного как? -понимания. Иначе говоря, он ясно видит момент пробуждения, ясно может различить два состояния и сказать себе – «тогда я все еще спал, хотя мне и казалось, что я уже проснулся». И все-таки, в соответствии с ситуацией многократного пробуждения, описанной в «Портрете», наш писатель все еще не Писатель, он все еще только мнит себя писателем, но на самом деле он все еще спит. Чтобы проснуться окончательно и бесповоротно, человек должен ответить еще на один вопрос: зачем я делаю то, что делаю? В частности, зачем я пишу эти строки?

2.1. Так зачем же?

Если ответы на вопросы что? и как? у каждого творческого человека должны быть свои, то ответ на вопрос зачем? может быть только один для всех творческих людей. Парадоксальным образом, но этот вопрос должен быть снят, его снятие и есть ответ на вопрос. Иначе говоря, существует только один ответ на вопрос зачем? – затем. Зачем я это делаю? – Затем, что это мое дело. Всякая попытка подменить подобный ответ на какой-то, как кажется, более конкретный, ведет в никуда.

Впрочем, конечно, я не прав. Затем не объясняет зачем. Здесь я вынужден обратиться к ранее проведенному мною рассуждению об Абсолюте и стремлению к совершенству[25 - Читайте работу «Воскрешение Абсолюта».]. Всякое творческое дело связано с поиском смысла и упирается в необходимость выразить Абсолют (Совершенство). Абсолют же есть некая идея, высшая значимость которой самоочевидна. Уточняя, можно сказать, что Абсолют есть идея-критерий; наиболее общая идея, являющаяся мерой всех вещей в той или иной сфере деятельности. Например, в науке это идея Истины, а в искусстве – идея Прекрасного. Высшая значимость Истины для ученого самоочевидна, а если это не так, то он просто не ученый. Нет смысла заниматься наукой, не придавая высшего значения идее Истины. Напротив, как только появляется высшая значимость как некая самоочевидность, то понятие смысла уже неотторжимо от нее. Зачем ученому искать Истину? Потому что это Истина. Всякая попытка обосновать самоочевидную значимость Истины излишня, а жизнь человека, понимающего это, обретает самоочевидный смысл.

2. 2. О настоящей реальности

Итак, есть три стадии пробуждения: 1. Что? -стадия (на этой стадии человеку нравится то, что он делает); 2. Как? -стадия (понимание того, как делать); 3. Зачем? -стадия (осмысленность дела). Реальность становится по-настоящему реальной в тот момент, когда человек придает ей смысл. Осмысленная реальность не может быть иллюзорной. Осмысленное существование не задается вопросом о своей истинности (предварительно задаваясь им наиболее яростно, чем оно и отличается от бессмысленного существования, которое тоже не задается вопросом о своей истинности; осмысленное существование есть ответ на вопрос, бессмысленное – бегство от вопроса). Бодрствование равно осмысленность, пробуждение есть пробуждение к осмысленному существованию. Смысл – в поиске и воплощении Абсолюта.

2.3. Сомнения и предвкушаемое торжество логики

До тех пор, пока вы не взглянете на Абсолют, вы не пробудитесь, вы обречены спать, даже если ответили на вопрос что? (вы хотите делать) и даже если поняли как (это надо делать). Вместе с тем, известен не один случай, когда мастера (в том числе и величайшие) в своей сфере деятельности презрительно относились к своему делу. Далее я и предлагаю рассмотреть несколько «случаев», которые ставят под сомнение логику данного исследования. Разумеется, делается это для того, чтобы логика в конце концов восторжествовала. Если хотя бы в рассуждении не будет торжествовать логика, то где же ей еще и торжествовать?

2.4.0. Случай с пловцом

Жил на свете один пловец, который мечтал выиграть Олимпийские Игры. Ради этого он вкалывал на тренировках как проклятый, лишая себя многих, да и почти всех радостей жизни. Жизнь скукожилась до размера плавательного бассейна. Цель жизни измерялась секундами и долями секунд, требующимися, чтобы доплыть до финиша. Иногда, когда становилось особенно трудно, пловец спрашивал у себя: «Ради чего я убиваюсь?». Ответ приходил почти сразу: «Ради победы на Олимпиаде». Ему всё казалось, что в момент победы он обретет нечто такое, чему даже и трудно дать название, нечто оправдывающее все лишения, нечто удивительное, почти чудесное. «Я – олимпийский чемпион», – эта фраза должна была искупить всё. И вот настало время Олимпийских Игр, и наш пловец выиграл их. Но, о чудо, ничего чудесного не произошло; победное прикосновение к бортику ничего не поменяло в жизни пловца. Да, он был рад победе, но не мог понять – для чего же он лишал себя всего в жизни? Ради этого мига? Но он не чувствовал ничего особенного. «Сейчас я просто устал, – сказал он себе, – радость и подлинное осознание победы придут позже». Время прошло, осознание не пришло. И спустя годы он всё спрашивал себя: «Да стоила ли игра свеч, стоило ли подчинять жизнь сражению за эту победу?» — и не находил ответа, что фактически было равносильно ответу: «Не стоило».

2.4.1. Случай с пловцом. Притча – ложь, да в ней намек

Рассказывая этот случай, я избрал форму притчи, но поверьте, история эта, как в таких случаях говорят, «основана на реальных событиях». Впрочем, все притчи основаны на реальных событиях, если они хоть чего-нибудь стоят. Толковаться же притча может по-разному, я вполне допускаю и такое толкование: человек не может ставить знак равенства между своей жизнью и результатом в каком-то деле. Но лично меня такое толкование не устраивает. Мне интересно другое, мне интересен ответ на вопрос: можно ли достичь вершины в каком-то деле, не понимая, зачем нужно делать это дело? И оказывается, что можно. Но ведь тут соблюдены все выше-оговоренные условия пробуждения: пловец знает и что ему делать, и как, и приобщается к Абсолюту спортивных достижений – ведь что такое золотая олимпийская медаль, как не абсолютное выражение спортивного успеха? Однако, как мы видим, вопрос «зачем?» остается без ответа, несмотря на победу. Получается, что наш пловец, несмотря на всю свою титаническую активность, спал, а не бодрствовал. Как же это можно объяснить?

Я предлагаю следующее объяснение: спорт дает слишком формальное приближение к Абсолюту. Формальность эта видна уже в самой форме соревнования – выигрывает тот, кто приходит первым. Но в этом нет и не может быть безусловного смысла. Это, так сказать, слишком телесный результат, не принимающийся сознанием за безусловно значимый. В таком случае наш пловец оказался слишком сознательным для спортсмена, поэтому приобщение к спортивному Абсолюту и не стало для него ответом на вопрос «зачем?». Ему бы философией, а не плаванием заниматься…

2.5.0. Случай с теннисистом

Жизнь пишет свои притчи прямо у нас на глазах, а нам лишь остается быть хотя бы немного внимательными, если мы хотим прочесть их. Вот вам еще одна причта, на этот раз – о теннисисте, причем у этого теннисиста, в отличие от пловца, будет вполне конкретное имя, его зовут Ник Киргиос. Молодой, талантливый парень, 13-я ракетка мира[26 - На начало 2017 года.] в 21 год. Блестящие перспективы вскорости стать первым. Но ему всё равно. Он не слишком высокого мнения ни о теннисе в целом, ни, соответственно, о своих возможных достижениях в теннисе. Впрочем, незачем говорить что-то за кого-то, когда он и сам может сказать за себя. Послушаем Ника:

Высказывание Ника номер один: «Перспектива стать первым в мире совершенно меня не будоражит, честно говоря. Это не то, чего я хотел бы добиться. 13-й я в мире, или первый, или 20-й – мне все равно. Это всего лишь теннис».

Высказывание Ника номер два: «Да мне вообще все равно, честно говоря. Мне каждый день кто-то говорит, что мне делать, как себя вести. Я вообще на это внимания не обращаю».

Высказывание Ника номер три (в диалоге):

– Так зачем тогда играть в теннис?

– Ну, к сожалению, всем нам нужны деньги, не так ли?

– Но выиграть «Шлем» -то ты хочешь?

– Было бы прикольно, наверное.

Высказывание Ника номер четыре:

На вопрос, что он узнал о себе самом в этом году, Киргиос отвечает: «В конечном счете, мне все очень даже нравится. Я не воспринимаю себя слишком серьезно. Мы же просто играем. Это ничего не значит. Есть куча вещей в жизни и мире, которые волнуют меня больше тенниса. Глобально теннис вообще не играет никакой роли».