Мы никогда не умрем

Оба знали, что будет дальше. Серьезно. Варя легко обошлась бы без этих ритуальных плясок.

За несколько лет подобной работы, без которой она уже не представляла свою жизнь, Варя научилась отстраняться от происходящего. Обычно как – глядишь такая в потолок или разглядываешь деревья за окном очередной квартиры, в которую пришла. Постонала пару раз, и нормально. В особенно запущенных случаях, если нельзя было сконцентрироваться на процессе, лежишь себе спокойненько и ждешь, когда все закончится, в голове проносятся мысли вроде «Вау, какие интересные обои», «Ммм, вот это занавески», «Как же борщом пахнет, чувак, ты куда меня привел?!» или даже: «Эх, завтра бы в театр».

Какая бы ни была обстановка, правила были ясны: перепих только через презерватив и никаких разговоров после. Как максимум – расслабляешься и получаешь удовольствие. Как минимум – засекаешь оплаченное тебе время, медитируешь, пока этот хрен чувствует себя мужиком, прогуливая пыпыську в твоем лоне. Нет никакой тебя, потому что ты не человек, а шлюха – тело с физиологическими отверстиями.

Кончив от счастья, он полагает, что ты – вещь, оказавшаяся в его власти. Клиент всегда прав. Пускай думает что хочет.

– Пойдем, дорогой. Покувыркаемся.

Кувыркания в постели превратились в долгую песню, будто записанную на аудиокассете с зажеванной пленкой. После первых двадцати пяти клиентов она перестала вести им счет. Песня проигрывалась по кругу, и величайшим благом было то, что в любой момент она могла соскочить с темы, находясь на особом положении у Туза.

Мужики… Понравиться этим тварям было, как она считала, делом техники: иногда достаточно показать голую ногу, а иногда приходится притворяться заинтересованной. Конечно, это бывает утомительно, но чего ни сделаешь, преследуя собственные интересы. Главное скрывать свои истинные намерения. Макияж, манеры, опора на интеллект – все это будет лишь инструментами для того, чтобы держать ухажера на крючке. Наживку, имя которой красота, он проглотит сам, а остальное – мелочи, не достойные внимания. Каждая встреча – выгодная сделка. Каждая проведенная в чьих-то объятиях ночь – инвестиция в себя, слабую, зависимую и такую желанную.

* Квартиру можно было приобрести за восемнадцать-двадцать тысяч долларов (прим. автора).

2

Туз жил на Малодетскосельском проспекте, 24 – в старинном доме второй половины девятнадцатого века – испорченной и утраченной Российской империи – эпохи, которую не спасли, но которой он всегда интересовался.

В ценах на недвижимость очень важно ее расположение. Место оказалось выигрышным и козырным, но не оно и не деньги стало определяющим в выборе.

Он полюбил семиэтажный дом с мансардой, упирающейся шпилем в небо, едва узнал, что раньше в этих стенах содержался детский приют. Теперь даже не верилось: дом осыпался и ветшал, рыжий от старости, сам будто осиротевший и потерянный, он намекал, что революции неминуемо приводят к катастрофе, неизбежной, но оттого не менее ужасной.

Осматриваясь здесь впервые, Туз с грустью осознал детскую мысль о том, что политические режимы веками будут сменяться, один сжирая другого, перемалывать собственный народ как нечто вторичное в борьбе, разламывая и искажая прошлое: «Будут ломать и строить, строить и ломать, пока очередной дом не треснет по швам и не провалится в Тартар».

Был вариант поселиться в элитном жилье напротив Смольного – ближе к власти, но он не стал (от этих рож воротило наизнанку) – вместо этого купил постройку (отжал, как потом говорили), начал потихоньку реставрировать, возвращать бывший приют к жизни.

Достигнув желаемого, Туз не успокоился – какой лидер не ищет себе новых вызовов? Задумался о наследниках – захотел расширяться, отгрохал загородный дом, шутливо именующийся дачей.

Да и Варвару отыскал вовремя. Где же она? Подарок судьбы…

Отложив чертежи с многочисленными пометками на массивный дубовый стол, за которым сидел, Туз выпил коньяка. Вникать и читать сейчас не хотелось. План, который подготовил дизайнер, чтобы поднять «дачу» на должный уровень, не лез в голову.

Иностранец, нанятый ребятами Туза для работы над проектом, соображал. Когда шокированный знакомством с «русской мафией» и реалиями середины девяностых, финн оправился от испуга, стало ясно, что парень не промах.

Дизайнерское рвение к работе нравилось криминальному авторитету. Было видно, что очкарик знает, о чем излагает. Сегодня он сумел доказать, что смешение стилей не сработает и будет выглядеть скорее безвкусно, нежели дорого и богато.