В поисках любви

Они не оставят нас. Желудок сворачивается от боли. Оборачиваюсь.

– Привет!

Черствая улыбка на каменном лице. Синяя форма и гордые от собственной величины погоны. Выпускаю мертвую ладонь и поднимаюсь навстречу этим обветренным губам. Хочу ударить в них, но всего лишь пожимаю крепкую руку. Никому здесь не позволено улыбаться! Это место великой скорби.

Нет во мне силы слушать этот голос, рассказывающий о смертях так, будто все чувства в мире исчезли, обратившись в мертвые горы. Я не могу понять его, не силюсь разобраться в сказанном. Все мои мысли с ней. Я отпустил ее руку…

– Вчера псих один убил и изнасиловал собственную дочь…

Кишки скручиваются в узлы. Сжимаю челюсти, пережидая боль.

– Забаррикадировался в квартире и принялся отстреливаться…

Он говорит и говорит. Не останавливаясь. Буднично, точно за кружкой чая.

«…заканчиваются язвами…»

Хочу уйти. Но не могу.

– …чертов город!..

Я киваю. Да. Это правда.

– Мне нужно работать, – слышу свой голос. Не могу оторвать взгляда от обветренных губ. Ненавижу их за ту, единственную улыбку.

– Конечно…

Стараюсь быть вежливым, но вижу белые, искусственные зубы и отворачиваюсь. Когда-нибудь все это сломает меня. Но не сейчас.

– Да, Антон…

Голос что-то забыл, увлекшись страшными рассказами. То, что принес для меня.

– Да?

– Ее личность уже установлена.

Жду. Чувствую, как чудовище, стоящее позади, расплывается в ухмылке. И пробует ее имя на вкус.

– Оксана…

Не слышу фамилии.

– 22 года…

Касаюсь дрожащими пальцами лба – совсем ребенок.

– Родители приедут завтра. Она не местная, училась здесь…

Это не мое дело. Все, что нужно, я уже услышал. Ее имя. Ее цифры.

– И что им не живется, Антон? Я вот…

– Спасибо! – эта резкость необходима. Иначе он не остановится.

Губы недовольно чмокают. Желание ударить по ним взрастает внутри колючим сорняком, разрывающим грудь. Но все прекращается. Голос смолкает, и я снова возвращаюсь к ней.

– Оксана… – слово, потерявшее вес.

Провожу рукой по ее волосам. Они липнут к пальцам, оставляя на коже красную вязь.

– Это только начало, Оксана.

Ее боль не прекратит расти. Она перекинется, словно пожар, на всех, кто смел стоять рядом, кто думал, что сможет подарить ей любовь. На старых родителей, забывших о дочери, на братьев и сестер, утопающих в глупых проблемах, на влюбленных в ее детскую красоту мальчуганов. Этот огонь будет сжирать их всех, выжигая изнутри. Он превратит черные волосы и голубые глаза в пепел, который навсегда осядет в сердцах. И все с этого момента станет по-другому.

Я знаю это. Я видел.

Последний раз заглядываю к ней в глаза. Прощаюсь. Они смотрят на меня. Все так же смотрят.

– Я не могу тебе ничего обещать.

Поиски убийцы будут тяжелыми.

Осторожно, чуть касаясь пальцами, опускаю ее измученные веки. И, кажется, вижу слезы в уголках зеленых глаз.

– Прощай.

Это так страшно, когда мертвые плачут.

Подзываю санитаров. Они раскладывают грязные носилки, пропитанные кровью. Перекладывают тело на них и уносят прочь, в холодное осеннее утро, сливаясь с ним, точно призраки предстоящей зимы.

Под ногами, на полу – красные, вязкие лужи. Все, что осталось. Ужасная, ненужная память о ее бледном лице. Вокруг. Всюду.

Желудок снова крутит. Слабость разливается по организму, выжимая боль к заду. Колени пытаются согнуться, но я терплю, мне нельзя иначе.

Таблетки остались дома, но и они уже перестали помогать. Гастрит мутировал, приспособившись к ним, как нечто неопределенное, как поселившийся во мне разумный паразит.

«Эрозия толстой кишки»

Последний диагноз белого халата. Первый шаг к дыре в кишечнике.

– Антон… ты как? – Голос удивлен. Глупый голос думает, что я сломался.

Разворачиваюсь к нему на каблуках. На лице моем горит сумасшедшая улыбка:

– В полном порядке.

Банальная фраза. Ей не верят даже дети.