Облизываю горькие от помады губы:
– Не совсем.
Чешет забинтованную ладонь.
– Чтобы вылечиться, чтобы сохранить индивидуальность личности, вам необходимо встретиться с вашим кошмаром наяву. Чтобы вы были в сознании, и каждая личность смогла проявить себя здесь и получить то, чего хочет. Темная половина – понять, что ее любят, что отец, несмотря ни на что, до сих пор скучает по ней, а светлая – сбежать от смерти, освободиться и победить своего мучителя. И когда обе личности получат то, чего хотят, они исчезнут, и останетесь только вы. Диагноз очень сложный, и иногда психологи считают победой уже то, что личности перестают конфликтовать между собой, но мы попытаемся добиться большего. Я профессионал, Оксана, и я думаю, что сумею вам помочь.
Прячу дрожащие руки между коленей:
– Вы хотите сказать, что сделали из своего подвала пыточную камеру из моего сна?
– Это всего лишь декорации, которые помогут…
– Нет, Боже!.. Я не хочу. Я… я не смогу быть там…Господи…что вы такое говорите?
– Послушайте меня, – он наклоняется, упершись локтями в колени. Приближается ко мне, и я чувствую его ментоловое дыхание. – Это всего лишь декорация. Вы будете знать об этом. Ваша настоящая личность, та, которую мы пытаемся спасти, будет знать. Но две остальные примут этот подвал за страшную реальность. Ведь они родились там, в этом подвале, для них кошмар никогда не был отличим от настоящей жизни. Именно у того столба во сне ваша личность расщепилась. Но теперь на месте истязателя буду я. А я позволю им обеим получить то, чего они хотят.
Пытаюсь возразить, но от страха теряю дар речи. Пережидаю приступ, пытаясь успокоить взволнованное сердце. Весь наш разговор кажется мне какой-то дикой шуткой, розыгрышем, доводящим жертву до потери сознания. Снова хочется пить, но воду я оставила в машине…
– Оксана? Вам плохо? Вы побледнели.
– Да… я… сейчас. Дайте мне несколько минут.
Перед глазами мельтешат черные точки обморока. А мозг становится тяжелым, словно бы из него выкачали весь кислород.
– Может быть, вам выйти на свежий воздух? Прийти в себя? Пойдемте. Не хватало еще обмороков.
– Да… наверное.
Осторожно поднимаюсь и выхожу на крыльцо. Спускаюсь по ступенькам. Волшебник останавливается в дверном проеме, облокотившись на косяк. Достаю пачку «Vogue». И с третьего раза, тонким кончиком сигареты, мне удается зацепить пляшущий огонь зажигалки. Крепко затягиваюсь, слушая шипение ароматного табака. Дым пробирается в легкие, сжимая грудь и сердцебиение от этого становится тише. Успокаиваюсь. Думаю о том, что становлюсь заядлой курильщицей. Но это вызывает у меня лишь улыбку.
– Вы не могли бы открыть машину? Я забыла там воду.
– Держите.
Бросает мне связку ключей, и я ловлю их одной рукой, словно натренированный кэтчер. Открываю серебристую дверцу. Бутылочка с водой лежит на переднем сидении, похожая на кусок прозрачного льда. Отвинчиваю крышку и пью, не замечая газов. Рассматриваю домик, стоящий через дорогу. Двухэтажный, он спланирован намного лучше, чем дача Волшебника. Широкое окно, расположенное на уровне моих плеч, готовится впустить солнце, как только его круг перевалится через крышу. А пока внутри темно и мне кажется, что в темноте этой кто-то есть. Какая-то тень. Человеческая фигура. Чувствую на себе пристальный, изучающий взгляд.
Всматриваюсь повнимательней. Никаких признаков жизни.
Около крыльца, больше похожего на приступку, дрожит небольшая лужица, образовавшаяся после дождя. Вода в ней настолько грязная, что дневной свет, коснувшийся ее поверхности, остывает и гаснет. Размокшая земля вокруг, избитая ливнями, смыла с себя следы любого присутствия. На ее поверхности не осталось ничего, кроме трещин, оставленных, сбегающими на дорогу, ручьями.
Докуриваю и бросаю бычок в грязь.
– Что это за дом? В нем кто-то живет?
– Тот, что напротив? – Волшебник спускается ко мне. Слышу, как скрипят ступени.
– Да. Мне кажется, там кто-то есть.
– Вряд ли. Этот дом сдается каждое лето. Я знаю его хозяев, они очень милые люди, но не выносят жизни вне города. Этим летом здесь опять кто-то жил, но я не интересовался. Не обращал внимания. Тут всегда кто-то живет и проблем, насколько мне известно, никогда не возникало. Но какой толк снимать летний домик осенью? В нем ведь холодно…
– Да, наверное, вы правы.
– А почему вы спрашиваете?
Он стоит около меня, сунув руки в карманы.
– Мне показалось, я видела там кого-то.
– И что вы хотите предпринять?
– Не знаю.
– Тогда давайте вернемся в дом. Пора начинать сеанс.
– Но вдруг это важно?
– Что именно? То, что вы тянете время?
– Я не… – сдаюсь. Даже себя я сумела обмануть, но Волшебник снова увидел правду. – Простите. Дайте мне еще несколько минут. Я покурю еще, и мы начнем. Хорошо?
Смотрю на него умоляющим взглядом. Мне так не хочется идти туда… Боже… зачем я согласилась? Я не вынесу этого кошмара.
– Вы слишком много курите. Но я понимаю. Я буду в доме. Не затягивайте время, его меньше, чем кажется, – заходит на крыльцо и оборачивается. – Да, и вот еще что. Александре вы ничего не должны. Это был ее выбор. Только ее.
– Что вы знаете об этом? – рассматриваю темное окно соседнего дома. – Что вы знаете о ее выборе?
– Больше, чем вы думаете.
Вытягиваю из пачки новую сигарету. Чиркаю зажигалкой:
– Она не хотела умирать, ведь так?
– Никто не хочет.
Он спокоен и рассудителен. Как всегда. У меня нет ни единой зацепки кроме выдуманного голоса, который поведал мне свою, ограниченную правду. Сашку убил Волшебник. Но зачем? И как ему удалось так ловко все подстроить?
– Она ведь умерла от передозировки? Что сказали врачи?
– Именно так и сказали. Или вы хотите услышать от меня медицинские термины? К чему все это, Оксана? Александру уже не вернуть, а у вас впереди еще целая жизнь. Мы поговорим об этом позже, если хотите. Сейчас важен только наш сеанс. Идемте.
Глотаю сладкий дым. Он прав. Мы поговорим об этом после. И я заставлю его рассказать всю правду.
– Я готова.
Бросаю последний взгляд на дом через дорогу и поворачиваюсь к нему спиной. Волшебник кивает и исчезает в темноте дверного проема. Глубоко вдыхаю и захожу следом.
Усаживаемся обратно на стулья, и он снова закидывает ногу на ногу: