Бандитский Владивосток

Бойцы слушали, разинув рты. Ну и ну, ладно ещё, сиди сам себе за печкой, рассматривай эти крохотные картинки, но чтобы убивать? Этого некоторые из них не смогли осмыслить, а потому и не поверили, хотя это и говорил сам политрук.

Всю свою дальнейшую жизнь Степан Захарович занимался их собирательством. Иногда однополчане, зная его страсть, обязательно высылали интересные, на их взгляд, марки.

– Ты взгляни, Степан, видишь, на ней… – писали они ему в письмах, надеясь, что тот несказанно обрадуется подарку. Степан благодарил друзей, хотя цена марки и по содержанию, и по ценности была равна лишь почтовой стоимости. Однако никогда не отказывался от подарка, помечая, когда и от кого она была получена.

Потом, уже много лет спустя, когда многих из них не станет, Степан рассматривая незамысловатые подарки, сверялся с надписями и словно друзья вновь окружали его, с любопытством заглядывая к нему через плечо в тетрадку, чтобы увидеть новую «картинку», и услышать подлинную, либо выдуманную им самим историю о ней.

Теперь «сокровища» Степана Захаровича хранились в роскошных кожаных переплетах. Никита, зная увлечение деда филателией, где бы ни бывал, обязательно привозил специальные альбомы для его коллекции.

Дед радовался подарку как ребенок и тут же начинал хвастаться перед Никитой очередной редкой, на его взгляд, маркой.

* * *

Степан Захарович разложил папки на столе, словно детей ласково поглаживая каждую из них. Здесь его жизнь, здесь память о друзьях. Здесь то, что помогло ему выжить с маленьким внуком.

После смерти уссурийской бабушки он забрал Никиту к себе, и уже никогда не расставался с внуком. Жениться ему снова так и не пришлось.

Никита не пристрастился к увлечению деда, но с удовольствием слушал его рассказы о марках. Степан Захарович не неволил внука, понимал, что любовь искусственно не привьешь. А навязывать – только человека портить.

И все же, влияние деда на жизнь внука было велико. Честный, порядочный, трудолюбивый, ответственный во всем дед был живым примером для внука. Степан Захарович не воспитывал Никиту нотациями, он просто любил внука до самозабвения.

И тот отвечал ему тем же.

А рассказы деда о войне, о фронтовых друзьях, о храбрых командирах сыграли решающую роль в желании мальчишки стать военным.

– Ты, Никита, главное, иди по прямой линии. Так все виднее издали. А вот кривая, еще не известно, что прячет за поворотом. От этого можно всегда схлопотать по физиономии, – наставлял он мальца.

Внук помнил поучения деда. Был прилежен и старателен.

– Дед, я даю тебе слово – обязательно стану генералом, – обещал паренек своему родному наставнику.

– Я знаю, мой родной, что так и будет, – не сомневался дед, и Никита ему верил.

Степан Захарович сидел за столом перед разложенными альбомами и размышлял.

Трудная задача стояла перед ветераном, и решить ее предстояло ему прямо сейчас.

Дело в том, что ему сильно хотелось подарить Никите хорошую машину. Если внука действительно переведут во Владивосток, то автомобиль для него будет самым лучшим подарком, о каком только можно мечтать.

«Я куплю ему шикарную машину, – думал Степан Захарович. – Я в них ничего не понимаю, посоветуюсь с Иваном, у того внук хорошо разбирается в технике. Но сначала схожу к Григорию Брониславовичу», – решил он.

Степан Захарович решил продать свои марки, и на вырученные деньги купить внуку подарок ко дню рождения. «Марки Никиту не интересуют, – размышлял дед. – А если и достанутся ему, то будут пылиться на полке. Конечно, внук никогда не расстанется с ними в память о нем.

Мне они уже ни к чему, – уговаривал себя Степан, понимая, как трудно будет ему расстаться с памятью о прошлом, знал, что Никита осудит его за это, и обязательно скажет: – Ну что ты выдумал, дед? Ну ты даешь!».

Степан Захарович представил эту сцену и улыбнулся. Лежащие папки на столе уже не принадлежали ему, поэтому спокойно сложил их в сумку, прошел в прихожую, и поставил ее у двери.

Зашел на кухню, сделал себе бутерброд с сыром, налил кружку любимого чая с молоком, и с маленьким подносиком отправился в комнату, где включил телевизор, и пока завтракал посмотрел новости по первому каналу.

Позавтракав, выключил телевизор, прошел на кухню, ополоснул кружку, поставил ее на сушильник.

С Григорием Брониславовичем Рычковым Степан познакомился на одной из выставок филателистов в краеведческом музее. У них оказалось много общего во взглядах на коллекционирование. Близкого «знакомства» не состоялось, однако телефонами обменялись.

Повесив на плечо сумку, Степан Захарович вышел на площадку, замкнул дверь и вызвал лифт.

Ровно в девять, как и договаривались, Степан Захарович стоял у двери Рычкова. На звонок ему открыл хозяин. Это был высокий, стройный седой мужчина, где-то ровесник Степана Захаровича. Назвать его стариком было нельзя.

Военная выправка, властный, мудрый взгляд не вязались со старостью. Все в нем говорило, что его жизнь связана не с тем, что им, а он сам повелевает людьми.

Так и было на самом деле. Рычкову не пришлось воевать, но он прошел суровую школу юнги, затем – учеба в морском училище им. Макарова, которое стало его судьбой на всю жизнь, его родным домом. Ветеран всем сердцем любил его, гордился, что работает именно в этом училище.

Здесь он рос профессионально, получая учёные степени. Особой гордостью для него были его курсанты, считавшие своего наставника строгим, но справедливым и умным педагогом, никогда не унижавшим достоинство курсанта. За это те его любили и платили своим усердием в учёбе.

Много знаменитых и известных морских военачальников вышло из его кафедры. Григорий Брониславович хорошо известен в определенных кругах Москвы. Там высоко ценили вклад, вносимый им в воспитание молодёжи Дальнего Востока. За это родина неоднократно отмечала его высокими наградами.

Он и сейчас продолжает преподавать, правда, уже не в таком объеме, как прежде.

– А, ну заходи, заходи, Степан Захарович, – приветствовал гостя хозяин. – Проходи на кухню. В зал не приглашаю, там спит внук. Его недавно выписали из больницы.

Просто удивительно, молодой, а уже язва желудка. Вот молодежь нынче пошла.

Степан Захарович сочувствующе дотронулся до локтя Григория Брониславовича, и прошел вслед за ним.

– Хотите кофе? – предложил хозяин.

– Я кофе не пью по утрам, – отказался Степан Захарович. – А если быть откровенным, то и вовсе к нему равнодушен. То ли не приучен с молодости, а может не распробовал. А сейчас уже поздно привыкать, – улыбнулся Степан Захарович.

– Да я тоже не пылаю к нему жаждой. Это, вон, мои дети да внук хлещут его ведрами. От того, видно, и язва. Мы русские, нам и напитки нужны русские, а не заморские, – поддержал хозяин гостя в его вкусах к напиткам.

– Ну ладно, Степан Захарович, показывай свои сокровища, – перешел на деловую основу их встречи коллега по увлечению. – Я тут прозондировал почву после твоего звонка по поводу продажи коллекции марок, показал каталоги. Из всех, кого я считаю более стоящим покупателем, выбрал одного. Думаю он заберет у тебя большую часть твоих марок, надеюсь и сумма тебя устроит, чтобы хватило купить внуку хороший подарок.

– Я хотел бы купить ему ДЖИП или что-нибудь подобное. Сам я этом не разбираюсь. Посоветуюсь с другом.

– Значит, так сейчас этот коллекционер уехал в Питер на форум Всесоюзного общества филателистов, – продолжал хозяин. – Он является его членом, и даже какой-то шишкой в их комитете. В конце этой недели должен вернуться. Я дал ему ваш телефон, пообещал позвонить, но вы, на всякий случай, запишите его номер телефона.

Григорий Брониславович был энергичным и деятельным человеком, постоянно общаясь с людьми, не считал для себя зазорным иногда пофамильярничать, называя малознакомого человека на «ты». Степана Захаровича очень зауважал при их знакомстве. И сейчас в разговоре с ним то соскальзывал на дружеское «ты», то переходил на официальное «вы».

– Так, сейчас возьму записную книжку, она у меня в зале на столике у телефона, – пояснил он. И очень быстро вернулся, держа в руках блокнот, больше похожий на альбом для детского рисования, только как бы перерезанный пополам. Глянцевую обложку его украшала панорама бухты Золотой Рог с кораблями и кранами.

Полистал его.

– Ага, нашел вот. Пишите: Зотов Юлий Исаевич, – далее он продиктовал телефон и адрес. А потом добавил: – Не пойму, Зотов – фамилия вроде русская, а имя Юлий да ещё Исаевич. И придумают же такое, – хмыкнул он, – Ну да ладно. Только хочу предупредить вас, я, правда, хотя, и не уверен, но, по-моему, этот Юля – жох. Я с ним мало знаком, однако ты на всякий случай держи ухо востро.

Все коллекционеры немного пройдохи, – Рычков засмеялся. – Кроме нас, присутствующих, конечно, – уточнил он.

– Кстати, Григорий Брониславович, – обратился Степан Захарович к хозяину: – Что нового в вашей коллекции появилось после нашей встречи в музее?

– А ничего, – отмахнулся тот. – Какой из меня коллекционер, так, любитель. У меня не те знания, и не тот интерес, чтобы считать себя филателистом. Из тебя, – заявил он, – получился бы замечательный руководитель этого ихнего Союза филателистов.