Как я как бы забеременела (сборник)

– Ответьте мне, кто такой Некрасов? – начала издеваться над женихом и его дружками привередливая невеста.

Это уже ни в какие ворота! Известно, что стоявшим перед нею парням, да и самому предполагаемому молодожёнцу, выше восьмилетки подняться не удалось, по причине удалённости школы от их родной деревни и непосещаемости ими храма науки зимой, в периоды снежных заносов, поэтому вопроса не осознать.

Отсюда о фамилии «Некрасов» у молодцов была однобокая осведомлённость, в пределах местных мастерских. Решив, что невеста испытывает их на профпригодность, дружно гаркнули:

– Наш механик!

– Нет! Вы посмотрите на них! Они даже не знают, кто такой Некрасов! – изгалялась над парнями конопатая девка.

– А кто ж тогда, по-твоему, Некрасов? – искренне растерялся один из дружков, с рыжей невзрачной внешностью.

– Артист, вот кто! – пояснила она. Все с уважением уставились на Нюрку. – Он ещё в кино играет… ну, в этом… как его… Ладно, одним словом, деревенская вы темнота, и больше ничего.

Обзывать парней деревенской темнотой Нюрка имела полное право. Во-первых, сама она окончила девять классов, правда без выпускного свидетельства, но со справкой, потому как кроме троек, вперемешку с двойками, в табеле против её фамилии иных показателей не мелькало.

Во-вторых, пока Петька нёс службу в доблестных рядах родной и любимой Армии, Нюрка два года в городе махала метлой, короче, работала там дворничихой. По этой самой причине считала себя городской, образованной. Это тебе не шаляй-валяй, не халы-балы, и не хвосты в деревне коровам крутить.

Девка, стоя на крыльце, высокомерно посматривала на парней, принципиально не замечая окончательно изомлевшего Петьку, считая его против себя дремучей деревенщиной, и полностью его игнорировала. Деревня и есть деревня. Даже не смог ответить, кто такой Некрасов.

На свою беду, хлопец со всем молодецким пылом любил эту строптивую девку, и души в ней не чаял. А после того, как та «объяснила», кто такой Некрасов, и вовсе зауважал.

– Короче, – толкала речь со ступенек «городская» невеста. – Я выйду замуж при одном условии. – Нюрка твёрдо посмотрела прямо в глаза раздавленного никчёмностью жениха, и отчебучила: – Если наша свадьба будет городской.

Толпа парней так и ахнула. Что такое городская свадьба и с чем её едят, вернее, как её устраивать, никто из них не имел ни малейшего представления.

– А что это такое? – посмел робко поинтересоваться несчастный Петька.

– Я потом всё напишу на бумажке и тебе отдам, – великодушно пообещала капризная невеста. Однако одуревший от любовного пыла, сжигавшего его внутренности, малый согласен был на что угодно, только бы Нюрка согласилась стать его бабой.

Из открытых дверей начали вываливаться сваты, едва державшиеся на ногах.

– Всё, Нюрка, пропили мы тебя, – хлопая дочь по дебелой спине, сказал Малявкин-старший. – Готовь приданое, – и он пьяно рассмеялся. – Дай-ка, Петька, я тебя расцелую. – Уцепившись за рубаху жениха, по причине штормовой качки, невестин батя обслюнявил лицо будущему зятю.

Цепляясь за перила и друг за друга, гости сползали с крыльца.

– Пап, ну что за дикость! Устроили просто театр какой-то со сватовством. Напились, как свиньи! – возмущалась невеста. – Значит, так. Заявляю сейчас при всех: чтобы у меня была городская свадьба.

– Чего-о-о? – не понял родитель. – Какая свадьба!?

– Го-род-ская. Всё, я сказала – и никаких гвоздей! Иначе замуж не пойду, – сказала, как отрезала, «интеллигентная» Нюрка.

При этих словах жених едва не брякнулся в обморок: так ему хотелось жениться, а тут такая закорючка с неизвестной городской свадьбой. Нюрка – девка строгая, близко к себе Петьку не подпускала, целоваться не разрешала, гулять к овину не выходила, разговаривала с ним через закрытую калитку. Малый уже весь изомлел.

– Ладно, иди в избу, дай нам тут по-мужски потолковать, – подтолкнул Малявкин дочь к двери. – Иди, помоги матери убрать со стола.

– Петька, я знаю твоих родителей сызмальства, – обнимая парня, рассусоливал невестин батя. – И тебя знаю: и такого, и такого, и вон какого, – махал Малявкин рукою, показывая, какого он знал Петьку. – Ты скоро станешь моим зятем. Значит, надо бросать всяческие глупости и браться за ум.

Невестин батька не без основания предупреждал будущего зятя. Тот до Армии откалывал номера, не сказать зловредные, но прикольные уж точно, на взгляд самого Петьки. То с ребятами изображали привидения и пугали деревенских старух. То, напялив на головы страшные маски, купленные к Новогодним праздникам, гонялись по деревне за девками и подростками. А однажды и вовсе Петька отколол номер, о котором потом долго говорила вся деревня.

Во время войны, аккурат по полю их деревни проходила линия фронта. Много пало тогда солдат с одной и с другой стороны. Всех их наскоро притрусили чернозёмом, и остались те навечно пропавшими без вести, упав кто в родную, а кто в чужую землю.

Шли годы. Появились отряды поисковиков. Многих советских бойцов отыскали волонтёры, вернув Родине их имена. Одновременно находились и вражеские убитые солдаты со своей экипировкой и при оружии. Об этом и пойдёт речь.

У Петьки есть закадычный друг, Гришка Разин. Вместе учились в одном классе, вместе до Армии работали в колхозных мастерских, вместе их забрили в «рекруты». Только один из них попал в пограничные войска, а другой, то есть Петька, в танковые.

Ребята частенько крутились среди поисковиков, помогая, чем могли, но чаще всего старались чего-либо стащить. Так ими были присвоены немецкие каски, валявшиеся на откосе разрытой ямы. Пацаны принесли их домой, в сарае очистили от ржавчины, покрасили зелёной краской, белилами намалевали фашистскую свастику.

У старого сторожа МТС попросили покататься мотоцикл с люлькой, марки БМВ, собранный ветераном из металлолома, кучей сваленного за околицей. Отыскали на чердаке старые дедовские шинели. Приделали к ним узкие картонные полоски погон, на мотоцикле мелом нарисовали фашистские кресты. За руль мотоцикла уселся Гришка, в люльке разместился Петька с дедовой мелкашкой.

Едва стемнело, как два шалопая, во вражеском обличии, на мотоцикле с крестами и оружием, выскочили на середину деревни и принялись орать, изображая фашистов: «Хенде Хох! Цурюк!» и «Гитлер капут!». При этом Петька два раза пальнул из дедова ружья в воздух. Потом дед полчаса гонялся по деревне за внуком, с ремнём.

Услыхав пальбу и немецкую речь из домов повыскакивали люди. Никто ничего не мог понять, пока Гришкина мамка не признала в «немце» своего сына и не кинулась за ним с веником. За проделку ребят вызвали в поссовет, сделали внушение. Правда, дела о хулиганстве шить не стали – у пацанов на руках к тому времени уже были повестки в военкомат. Вот об этих самых шалостях и напомнил Петьке его будущий родственник.

– Да ну, дядя Семён, – мямлил жених. – Все шалости уже в прошлом.

– Вот и хорошо, – одобрил Нюркин батя, и, хлопнув по спине будущего зятя, отпустил его к ожидавшим за калиткой друзьям.

Свадьбу решили играть на большом дворе Малявкиных. Девки развесили воздушные шарики, заранее купленные в сельпо, ребята притащили берёзовые ветки и еловый лапник. Ими и украсили двор. Вышло – красивше городского ресторана. Вся эта красота устраивалась по желанию самой невесты. По-городскому.

Нюрка заранее, за неделю, вместе с матерью и подругой на автобусе съездили в город, купили белое свадебное платье, фату, невестин букетик. Всё как у людей. Столы накрыли купленной полиэтиленовой плёнкой, подстелив под неё белые простыни. Получилось красиво. Невеста осталась довольна.

По всему столу расставили двухлитровые банки с цветами. Правда, потом их пришлось убрать, они мешали гостям видеть друг друга. Столы смотрелись празднично. Расписываться молодым предстояло в собственном Поссовете. Ехать туда решили на Петькином тракторе, заранее его отмыв и по-городскому разукрасив: куклой, лентами и шарами.

Всё готово к бракосочетательскому таинству: невеста разряжена, гости сбегаются, оставалось за малым – запаздывал жених. Однако не по безалаберности и безответственности, а по серьёзной технической причине.

Дело в том, что совсем недавно прошли ливневые дожди, и единственный через речку Незабудку мост, и без того дышащий на ладан, повредило потоком, и частично разрушило, чем лишило деревню связи с «большой землёй».

Для срочного ремонта переправы требовалась подвозка строительного материала. На переправе уже трудились мужики. Подтянуть платформу с брусом и досками для них мог только Петька на своём мощном тракторе, о чём слёзно и просил его поселковый голова, понимая ситуацию с женитьбой.

– Ты только подтяни платформу, мы сами её отцепим, а ты спокойно кати жениться, – уговаривал он жениха.

Петька хоть и понимал, что опаздывает на свадьбу, но понимал и другое: свадьба – это лишь для него одного, а мост для всех. Пока он будет жениться, машины, люди и скот будут «загорать» по обе стороны реки. Долг перевесил собственный эгоизм, и потянул парень гружёный прицеп к речке. Но, как говорится, быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Так случилось и с Петькой.

Тяжело гружёная брусом и досками платформа намертво засела в раскисшей глине при подъезде к мосту. Трактор безуспешно рвал «кишки», да, видать, оказались они у него тонки.

Прицеп намертво увяз по самые уши. Пришлось мужикам часть бруса сбрасывать с платформы. Пока Петька выдёргивал облегчённый прицеп, пока тянул его к мосту, пока разгружали, пока… короче, все женильные сроки пошли коту под хвост.

Петькины ручные часы показывали: до регистрации оставалось не более часа. А ещё надо до деревни пилить, самому помыться, а походил он на чёрта, вылезшего из преисподней, а время уходило, словно вода в песок. Для ускорения дела жених, выпрыгнув из кабины, принялся помогать мужикам в разгрузке брусьев, лазая по колено в глинистом «месиве».

Ко двору невесты, к которому едва ли не вся деревня сбежалась в ожидании застолья, Петька подкатил на заляпанном тракторе за тридцать минут до регистрации. Отгонять машину в гараж, мыть и наряжать в свадебные причиндалы времени не оставалось. А ведь он лично обещал Нюрке, что к сельсовету покатят на по-городскому украшенном тракторе.

Выскочив из кабины, Петька ринулся во двор, где во всю его длину протянулись столы, ломившиеся от закусонов, между которыми стройными рядами красовались «городские» бутылки. Петьке показалось, будто те, повернув оловянные головки к нему, с укоризной покачали ими, дескать, что же ты, парень, с Нюркой творишь?

Жених, не обращая внимания на бутыло-водочных обвинителей, ринулся к крыльцу, где, словно в белом воздушном облаке, стояла его ненаглядная невеста.

– Так, явился, – заявила та с нотками грозной «бабки-царицы» из Пушкинской сказки, когда к ней на глаза явился её непутёвый дед. – Всё, я регистрироваться не буду. Если хочешь, иди туда сам и женись.

Петька, осознавая свою вину, стоял перед невестой едва не плача, готовый пасть перед ней на колени. Так хотелось малому жениться.