С ее слов, два года назад президент Узбекистана «подарил» город Ош киргизскому президенту, и это послужило сигналом, командой «ату» для погромов. В город ворвались наемники в масках и среди бела дня начали громить узбекские магазины, убивать узбеков прямо на улицах, площадях. А милиция, состоявшая в основном из киргизов, не вмешивалась, заняв нейтральную позицию и молчаливо наблюдая за происходящим. И узбекское население вынуждено было бежать из Оша кто куда, побросав квартиры. Родители Ферузы уехали в Мурманскую область в Кандалакшу, а они с мужем Надиром осели под Петербургом. Снимают жилье, живут в крохотной комнатке по соседству с многодетной семьей, в которой пятеро детей, но рады, что остались живы после пережитого.
Взяв отпуск, беременная Феруза поехала в Кандалакшу повидаться с мамой, а там заодно сделать УЗИ. Заплатила 500 рублей, но опоздала на пять минут, пока они с мамой обходили по периметру большой корпус в поисках нужного входа. На пороге их встретила раздраженная врач.
– Извините, пожалуйста, за опоздание, – с порога начала вежливо Феруза.
– Как вы мне все, черные, надоели! Все здоровье из-за вас уже потеряла, понаехали тут, – с брезгливым выражением лица напустилась врач на кротких женщин, хотя ни очереди, ни посетителей у нее не было.
Феруза с мамой стали упрашивать принять их. Наконец, доктор соблаговолила провести не ахти какое обременительное ультразвуковое исследование, бросив напоследок вконец расстроенным женщинам:
– За то, что вы опоздали, накажу вас, не скажу пол ребенка…
– Ничего, – утешила Ферузу Зойка. – Так даже интересней, будет сюрприз при рождении. А в каком боку впервые зашевелился, не помнишь?
– В левом сначала шевелился, а теперь в правом толкается.
– Значит, будет девчонка. У моей мамы собственная примета была на этот счет: девочка слева, она ближе к сердцу.
И примета, действительно, подтвердилась: родилась Асия, Ася…
6.
…Зойка стояла перед зеркалом: «Будь благословенен мой живот, это чудо-инкубатор, в котором вскормлены любовью через пуповину сын и дочь. Да это не так и важно, куда девается эта любовь. Главное, чтобы она перетекла в души детей, согласно закону сохранения энергии по Ломоносову, как учили в школе».
Раньше Зойке нравилось ходить беременной, комфортно себя чувствовала. Единственное неудобство, что во второй половине срока нельзя спать на животе. И вот именно об этом пустяке она раньше мечтала: когда же досыта выспится в облюбованной с детства позе, обняв руками подушку?…
Зойка обожала беременных, будто видела нимбы над их головами, потому и к Ферузе прониклась, хотелось по-матерински оберегать ее от недобрых глаз топчущихся возле магазина с банками пива мужчин.
– Не надо бы тебе здесь работать, в подвале, без солнца и света, тем более что через месяц рожать, – посетовала Зойка осторожно.
– Да, у меня очень низкий гемоглобин, на уколы хожу, да последнюю неделю как-нибудь отработаю, – улыбается утратившая румянец красавица Феруза. – Надир тоже против, говорит, прокормлю тебя. Он теперь на трех работах устроился, да только почти не вижу его совсем…
У Зойкиной матери их общим счетом родилось семеро. Она любила материн, как выражалась мама, живот, всегда хотела прижаться головой к нему, мягкому, уютному. А когда в нем появился младший брат, слушая ухом его толчки, Зойка шлепала по животу ладошкой: «Колька-парень, не дрыгайся!»
Сама Зойка родилась будто замерзшей. Бабушка, потрогав холодные ручки-ножки новорожденной, вынесла вердикт: «Наталья, а ведь эта девка у тебя будет неживучая…»
Ошиблась, к счастью, бабушка Ирина, но по малолетству, в два года, Зойка находилась на волосок от смерти. Девять месяцев ее выхаживала та же бабушка, пророчившая короткую жизнь, и выходила, спасая от ожогов медвежьим и барсучьим жиром. Можно с уверенностью сказать: Зойка второй раз родилась. Но худа без добра не бывает: из-за младенческого возраста она совершенно не помнила мук и досыта в люльке накачалась! Не потому ли до сих пор любила качели…
Друзья Умберто Эко однажды оригинально и трогательно поздравили его с днем рождения: пригласив в обсерваторию, «установили» звездное небо с расположением созвездий соответственно январю 1932 года над итальянской Алессандрией, где его родила мама, и в темноте зала зазвучала колыбельная…
II
Самосуд
С днем рождения, сынок, я еще жива.
Сердцем ты навек продрог, принесу дрова.
Разожгу-ка костерок в каменке-душе.
Защипал глаза дымок, слезы льют уже…
Недавно Зойка познакомилась с соседкой из частного дома, необыкновенной женщиной, похожей на Зойку и взглядом на природу, и душевной открытостью. Они разговорились. Евдокия жила одна, а ее единственный сын Влад находился в заключении, в колонии строгого режима, причем мать сама и способствовала быстрому суду, не позволила сыну рвануть в бега, уговорив сдаться. И тот послушался.
А на суде Евдокия призналась, что собиралась даже в отношении сына учинить самосуд. Все как на духу рассказала.
Всю ночь тогда Евдокия не спала, а под утро, закладывая в топку дрова, поднося спичку к рогалику бересты и глядя на обнявшее поленья пламя, окончательно утвердилась в своем намерении: око за око, зуб за зуб… «Я тебя породил, я тебя и убью…» – вспомнилось ей из гоголевского «Тараса Бульбы».
В голове снова возникла картина: лежащий на кровати в клинике молодой мужчина в «вегетативном состоянии», как говорят о коме.
Евдокия посмотрела в окно, задернутое ветвями двух старых лип. В расщелине одной из них по весне пара синиц выводила птенцов – до четырех штук. Иногда она заглядывала в облюбованное птицами укрытие и видела пушистые головы, раскрывающие клювики в ожидании пищи – мошек, комаров, добытых родителями, без устали летавших по очереди за кормом в сад. Она подсчитала, наблюдая: ровно минута уходила у «родаков» на этот маршрут в оба конца.
Она всегда поражалась мудрости природы, ее заботе, живому реагированию на человеческие действия. Когда возле их деревянного дома строилось четырехэтажное здание, установленный рядом с липами строительный кран, разворачиваясь в разные стороны, начисто обкорнал ветви, а местами повредил ствол. Кора на покалеченных ветвях грубела, утолщалась, и они уже обламывались просто от снега, от малейшего порыва ветра. «Выздоравливайте», – умоляюще глядела Евдокия на деревья. Но даже спустя три года липы выглядели болеющими, но при этом все равно какими-то умными и жалующимися на свою участь.
Этот юноша в клинике не выглядел даже так разумно, как дерево.
Накануне на всю страну показали снятый уличной камерой ролик, в котором по силуэту Евдокия опознала собственного сына. Какой-то неведомой силой ее подбросило в кресле. Это же ее Влад, ее родной сын довел несчастного до такого состояния: держась за парапет, он прыгал на голове парня, превращая его мозг в желеобразную массу, в которой нарушились все связи между органами, частями тела. Там, в голове, непоправимый кошмар. Там ничто ни с чем не сообщается, ни целостности, ни смысла, ни земли, ни неба. Ничего. Искусственное питание, искусственное дыхание. Боже мой! Как же страшно! Что же делать?!
В глазах стояла выплакавшая все слезы мать юноши, гладившая своего ребенка по волосам:
– Сыночек мой, ты чувствуешь мамины руки? Ты же всегда говорил: «Мама, какие у тебя нежные руки…»