Сжав мне челюсть, будто животному, он провел носом по моему лицу, принюхиваясь, оценивая. Кровь моих друзей, стекавшая из его рта, оставалась на моих щеках и губах.
– Пожалуйста…. Отпусти… Пожалуйста… – пыталась бормотать я.
Дерек лишь рассмеялся, а потом толкнул меня на песок. Я хотела уползти, встать, вывернуться, лягнуть его – севшего на меня сверху, перевернувшего меня лицом вниз, – но он был гораздо сильнее и быстрее.
Гораздо.
Нечеловеческая сила.
Дерек одной рукой надавил мне на голову, заставляя захлебываться песком и слезами. А второй… Стал резать мне спину столовым ножом, взятым из замка. Разорвав рубашку, он рисовал на мне что-то, одновременно тихонько мурлыча под нос.
Я орала. Я плакала. Я молила богов прийти и спасти меня.
Потом – убить.
Но богам было плевать.
Я все еще продолжала бороться, но уже как-то устало, заранее зная, что проиграла. Я не понимала, что происходит и зачем, просто хотела, чтобы это закончилось. Чтобы не было этого мурлычащего пения. Этой боли, омерзительного запаха крови.
И вдруг в поле моего затуманенного зрения появился еще один человек.
Он вывалился прямо из моря: черное на черном, такое странное в искаженном электрическом свете молнии. Человек был мокрым с головы до ног, вода стекала с него, и влажные волосы облепили лицо. Он сорвал с лица маску, похожую на медузу, и уперся руками в колени, приходя в себя.
– Чтоб вас, – наверняка сказал он. Шторм бушевал у него за спиной.
Грохот. Вспышка. Мурлыканье. Нож.
– Ты такая красивая, – шепнул Дерек, ведя лезвием мне вдоль хребта.
– Спасите! – заорала я.
Незнакомец вздрогнул и обернулся.
И вот – в момент кромешной темноты между молниями – он рванул к нам. Прыгнул на Дерека, сбивая его с меня. Я тотчас вывернулась, пнула наугад. Дерек взревел.
Вспышка молнии. Нож, упавший на песок. Дерек толкнул незнакомца с такой силой, что тот отлетел на прибрежные камни, но тотчас вскочил и вновь бросился в драку, как мелкая злая ящерка. Я нащупала нож на песке – он был весь липкий. Моя спина – одна огромная рана, глаза застилала кровавая пелена. Пошатываясь, я поднялась и кинулась вперед: Дерек уже повалил моего неожиданного спасителя и теперь готовился сделать с ним что-то плохое. Но я была быстрее.
Я напала со спины, вложив в удар всю силу и ярость. Дерек дернулся и взревел, разворачиваясь, отшвыривая меня в воду одним мощным ударом, – но нож оставался у него в боку. Шустрый незнакомец тотчас перехватил рукоятку и, выдернув оружие, нанес еще удар. И еще. И еще.
Несмотря на раны, Дерек не становился слабее.
Я, захлебываясь приливом, схватила какой-то камень и что есть силы ударила Дерека по виску. Мерзкий звук. Ему было плевать. Я продолжила бить. Он хохотал, хотя его голова стала кашей.
– Идиоты, – смеялся он, душа незнакомца. – Идиоты.
И вдруг на пляже зажглись маг-фонари городской стражи. Топот, крики, свист, грубая ругань – все это показалось оглушающим и неуместным.
Дерек внезапно отпустил чужака.
От него будто отошла какая-то тень – хотя, возможно, это свет фонаря, смешавшийся с морским туманом и ужасом, застилающим мои глаза, дал такой эффект.
– Всем лечь! Руки за голову! – орали стражи, приближаясь.
Я и собиралась так сделать, но вдруг Дерек, все еще перемазанный кровью – моей, своей, чужака – рухнул на песок и жалобно закричал:
– Помогите!.. Они убивают меня!.. Мое лицо!.. Помогите!..
Я потеряла дар речи от такого поворота. А мой спаситель вдруг, ругнувшись, сипя и кашляя, выполз из-под Дерека и бросился прочь, и не думая останавливаться по приказу стражи. Ему в спину понеслись стрелы, но в темноте он ловко исчез между прибрежных сосен.
Гром. Вспышка.
Наконец хлынул дождь…
Дальнейшее было скомканным и окрашенным сплошь в багровые тона. Кажется, я потеряла много крови – когда стражи приблизились, мои ноги подкосились, и я просто отключилась.
А очнулась я в камере для преступников. Меня колотило, температура была высочайшей, я ничего не соображала. Вся спина пульсировала и горела. Я смутно помню, как меня допрашивали, как орали, что это я убила их – десять студентов, включая изуродованного Дерека, который на пляже умер от ран, повторяя, что я вытащила его из замка и напала на него с каким-то парнем, вылезшим из воды.
Я пыталась объяснить стражам что-то, но у меня плохо получалось. Единственный мотив, который я запомнила, – это повторяющаяся мысль о том, что я сумасшедшая и завистливая «беднячка», «драматургическая душонка», которая «тусовалась среди знати», и поэтому, вероятно, «исходилась завистью» – и однажды слетела с катушек.
– Вы не понимаете… Они провели ритуал, они вызвали кого-то, какую-то сущность…
– Гребаные студенты! Накуритесь какой-то херни, а потом давай жрать друг друга!
– Я никого…
– У тебя на губах чужая кровь, идиотка! На пальцах – кишки! Везде – твои отпечатки! Колдуны изучили замок, там не было признаков никаких темных сущностей! Никого друзья твои не вызвали: это все ты сделала, завистливая маленькая сучка, это ты их убила со своим напарником!
– Мне нужен адвокат, – бормотала я. – Я не буду говорить без адвоката…
Но адвоката мне не спешили предоставить. Я догадывалась, что весь Зайверино и вся западная Шэрхенмиста тогда ходили ходуном, потеряв столько молодых аристократов.
Дни шли за днями. Я металась в полубреду, мне отказывались вызывать лекаря, не разрешали никаких посещений. Позже я узнала, что тогда все ждали какую-то шишку из Правого ведомства, который бы занялся «Резней в Зайверино». Без него боялись начинать. До его приезда все встало на паузу, как в заклинании остановки дождя.
В моей камере было два окна: одно в стене и крохотное на потолке. Как-то днем вдалеке послышались крики, скандирование толпы, и вдруг в большом окне появилось множество искаженных яростью лиц. «Убийца!!!» – орали они и трясли решетки, и кто-то плюнул сквозь прутья, а кто-то – кинул нож, но не попал.
А ведь Дерека действительно убила я…
Прибежала стража. Толпу линчевателей разогнали, окно заколотили.
В окне на крыше целыми днями сидел черный ворон. Между своими галлюцинациями и снами я решила, что он – мой друг. Более того, что он – дух природы, ворон лорли, покровитель вересковых пустошей. Он был единственным маяком реальности в духоте кошмаров, наполнивших тогда Зайверино и мое сознание.
Кажется, именно то присутствие ворона толкнуло меня к двум вещам в будущем: к тому, что в дальнейшем я прониклась симпатией к духам-рёххам и теперь не прохожу мимо их святилищ без короткой медитации; и к тому, что потом я завела воронов дома.
Между тем ночью, примерно через неделю после Резни, когда я металась во сне на жестких нарах, замо?к в двери моей камеры неожиданно щелкнул. В узкой полоске дрожащего лунного света, проникающего в окно, я увидела того незнакомца с побережья.
Несмотря на спутанность моего сознания и болезнь, я сразу его узнала – эти бешеные черные глаза на треугольном лице. Я почему-то испугалась, что он убьет меня, но он только резко шикнул:
– Молчать! – пружинисто подпрыгивая ко мне и накрывая мне рот ладонью. – Я не причиню тебе вреда, пока ты не причинишь его мне – а у тебя на это сил не хватит. Надо двигать отсюда, потому что ты не хочешь на виселицу. А они повесят тебя рано или поздно. Уж я-то знаю таких ублюдков. Сейчас я уберу руку. Крикнешь – потеряешь свой последний шанс. Ясно?