К счастью, все обошлось благополучно. Нас в целостности и сохранности доставили за пару минут и отворили перед размякшим и распаренным носом дверь, после чего последовал экскурс по отведенной на время отдыха примерно двухсот квадратной территории. Сказать, что я был ошеломлен, – не сказать ничего. Грамотная планировка, огромные от потолка до пола окна, ванна-джакузи, в которой бы поместилось трое таких как я (а во мне почти два метра росту) и кровать. Конечно же, с балдахином. Черт, розовым! Но все настолько впечатлило и одурманило меня своими масштабами и, как бы это вернее выразиться, предназначению к пребыванию в забытьи, что я готов был хоть сейчас плюхнуться в ложе и укрыться под горлышко таким чудесным воздушным розовым балдахином!
Около десяти минут длилось мое знакомство с жилищем, способами связи с персоналом, анкетами о предпочтениях в еде и времени ее потребления, и на протяжении всех вводных, можете себе представить, я не выпускал свою магическую тарелку из рук. Я про нее забыл. Ходил с ней по комнатам и слушал, что говорил шофер-швейцар, не осмеливавшийся предложить мне поставить ее на стол. Только когда он вышел из домика, а я остался посреди большой центральной комнаты один, то, подойдя к окну и намереваясь открыть его, я ощутил занятость рук.
«Что за голодный дурак» – наверное, подумали они. Я засмеялся над собой.
На часах было 4:15 по местному времени. Вокруг тишь да благодать. Еле уловимый шум воды послышался за окном, когда я распахнул его. Вода была повсюду. Дом стоял на сбруях. Непередаваемое ощущение, которое я, несомненно, еще успею прочувствовать более полно при свете жаркого экваториального солнца завтра днем.
Кстати, где мои чемоданы? Да куда они денутся отсюда! Разложусь утром. А сейчас спать. Я разрешаю розовым феям из сказочной страны сегодня осыпать меня лепестками роз, словно деву на выданье!
Глава 2
Яркое солнце разбудило меня. Пол седьмого утра. Я спал всего пару часов. Ночью забыл опустить жалюзи и теперь был принужден встать раньше запланированного.
С трудом поднявшись с постели, я подошел к окну.
Где я? За какие это заслуги мне были отпущены сверху все грехи и подарено столь великое счастье оказаться в раю теперь? Нежно голубого цвета прозрачная вода окружала дом со всех сторон, длинный узкий бревенчатый мостик вел к берегу. Густо поросший зеленью остров казался совсем мизерным толи оттого, что береговая линия закруглялась слишком резко в месте нахождения моего бунгало, толи оттого, что, как я мог предполагать, она была таковой повсюду. Я вышел на веранду, и страх овладел мной: ни души вокруг. Местность безлюдна и без каких-либо признаков цивилизации.
Где-то вдали, на радость, я заприметил другое бунгало, но находка не шибко воодушевила меня.
Хотелось пить. Я снова зашел внутрь. На кухне, плавно переходящей в гостиную, стоял холодильник. В нем я нашел швепс, разбавил джином и после пяти жадных глотков, недолго думая, оголившись полностью, вышел из коттеджа опять и спрыгнул со сбруй в воду.
К несчастью, я недооценил глубину. Выпрямившись во весь рост после прыжка, я оказался лишь по ляжки в воде. К еще большему несчастью, пока я оценивал обстановку и замерял уровень воды своим телом, подплыла маленькая моторная лодка.
– Прошу прощения, сэр, но здесь не разрешено купаться в обнаженном виде, – смуглый парень в легком белом льняном костюме, судя по взгляду, также замерял по мне глубину.
От неожиданности и смущения я резко присел в воду. Что за напасть. Второй раз менее чем за сутки я проявил себя с самой дурацкой стороны.
– Да, простите, я просто вышел, посмотрел, что никого рядом нет, и… и, в общем, да, извините.
Лодка удалилась так же быстро, как и появилась. А я остался сидеть на белом песчаном дне, и только тут до меня дошло, что до берега, навскидку, метров двести, и глубина по мере приближения к нему будет логично уменьшаться, а повсюду нет ни единой водоросли, которой, я мог бы прикрыться, пока буду выходить на сушу и идти по брусчатой дорожке к коттеджу.
Однако делать было нечего. Я стал гуськом пробираться вперед, к пляжу, опасаясь выйти из воды по неприличный уровень и привлечь еще чье-либо внимание своими белоснежными планктоно-офисными формами. Через переставлений тридцать я понял, что дальше придется ползти.
«Какое прекрасное утро!» – думал я, ощущая уже на своем теле первые признаки обгорания и видя конец воды в десяти метрах от себя. Еще раз оглянувшись, я удостоверился, что пусто. Мысленно проложив маршрут и готовясь быстро бежать, я возложил последнюю надежду на песок. Загреб обеими руками побольше его и резко встал, прижимая кучу к себе, но она, словно вода, проскользнула меж пальцев, оставив лишь несколько скудных песчинок на теле. Нагибаться и испытывать судьбу еще раз мне не хотелось. Я прикрылся руками и побежал к берегу.
– Охоу! – восторженно раздалось откуда-то слева, из пальм. Там висело 2 гамака. Я бросил испуганный взгляд на отдыхающих. То были мужчины. Слава богу, можно не волноваться.
Проглотив ночной, уже слегка заветренный, но не менее аппетитный от этого десерт, я вызвал боя. Прохладная вода и полученные яркие эмоции сняли ощущение недосыпа, как рукой.
– Скажите, пожалуйста: где и когда я смогу получить свой завтрак, а также какие увеселительные мероприятия предусмотрены на острове?
– Принимать пищу Вы можете как у себя в бунгало, так и в главном здании отеля – там имеется обеденное помещение. По поводу увеселительных мероприятий – брошюры на столе возле телевизора Вам в помощь. Пожалуйста, когда заполните анкеты, дайте знать – я передам необходимую информацию поварам.
– Я позавтракаю у себя, а на обед приду к вам. Во сколько там быть?
– В промежутке между часу и тремя дня. Предупредите за полчаса до прихода. Завтрак доставлю через 15 минут.
Я разобрал свои вещи, принял душ и стал заполнять анкеты. Там были вопросы о еде, предпочитаемом режиме дня, имеющихся проблемах со здоровьем и что-то еще, о не относящемся, на мой счет, к их сфере интересов. Единственное, что я с энтузиазмом заполнил, так это графу «иные пожелания», где попросил заменить розовый балдахин над моей головой на любой другой цветом или снять вовсе, потому что утром, увидев его снова, я выдвинул гипотезу о том, что к концу трехнедельного отдыха здесь это может негативно отразиться на моей психике.
Вкуснейший завтрак был съеден, анкеты отданы, а балдахин снят. Еще раз, уже более внимательно, я обошел свои хоромы и к отсроченной уже, к сожалению, радости обнаружил, что с дальней стороны бунгало, смотрящей в океан, есть небольшая лестница, ведущая прямо в воду. Конечно же, лодочник не без интереса наблюдал, как я сложным и долгим путем решил свою конфузную ситуацию вместо того, чтобы сделать все значительно проще. Наплававшись вдоволь, я к двум часам пошел на обед, где аж целых два столика были заняты. За одним сидела русская семья из четырех человек (муж, жена и мальчишки-близнецы лет шести), а за другим компания из трех скандинавских молодых людей немного младше меня. Двое из них как раз и были те, что лежали на гамаках в момент моего триумфа. Завидев меня, парни переглянулись и продолжили трапезу. С трудом я подавил смущение и выбрал самый дальний столик, с пепельницей.
Чарующий свежий ветер, несмотря на жаркое солнце, вид в открытый океан, чайки в небе вместо облаков и прекрасно сервированный стол. А еще еле уловимая тонкая музыка – кажется, джаз. Вытащив одну из припасенных на такие, особенно расслабляющие, случаи кубинских сигар, подаренных мне главным редактором, я глубоко затянулся.
Восхитительно. Я, непременно, запомню этот отдых на всю жизнь.
Дело в том, что я не случайно выбрал такой отшельнический способ провести отпуск. Со школьных лет я очень много времени отдавал учебе и спортивным секциям, в институте был на передовой, меня всегда завлекало огромное количество дел и движений, я крутился везде и всюду. У меня во все юношеские годы было очень много друзей, и практически никогда я не оставался один. Позже, выйдя в открытое плавание жизни, я устроился редактором в крупное уважаемое издательство, где работа в коллективе, по словам руководства, была превыше всего. И снова я общался с людьми без конца. Признаться, я так уставал от них на работе, что, придя домой, не мог даже включить телевизор. Я стал писать. Сам.
Первые мои работы не были восприняты всерьез. Я заведомо не показывал их начальству, а отсылал в другие места, скрываясь под псевдонимом. Четвертой стала книга, большая и основательная, принесшая мне известность, которой я уже скрыть от коллег не мог и не хотел. Продолжать работу на позиции редактора было теперь совершенно бессмысленно, и я отделился от конторы, начав сольную карьеру. Здесь, на Мальдивах, я хотел отлучиться от того бешеного мира и ритма, в котором существовал все предыдущие годы. Мне требовалась мозговая перезагрузка. Не обремененный семейными узами и имевший теперь достаточно денег на роскошь, я мог себе это позволить. И я действительно нуждался в этом. В этом перерыве, вдали от всех, в абсолютной тиши и полном одиночестве.
Сейчас, сидя на коралловом острове, среди чаек и пышной зелени пальм, не обязанный с кем-либо разговаривать и предоставленный исключительно саму себе, я понимал, что сделал правильный выбор. Меня не беспокоило ничто: ни горящие сроки сдачи материала, ни день рождения сестры подруги друга, ни белый воротничок моей рубашки, ни щедро отведенные начальством пол часа в день на обед. Ровным счетом ничего.
Сразу же по прибытии я отписался всем заинтересованным лицам, что нахожусь на седьмом небе от счастья, и в целях сохранения душевного равновесия отключил телефон до возвращения в Кельн.
Четыре дня я безропотно предавался наслаждениям неземной жизни, но на пятый волшебное однообразие стало тяготить меня и навевать тоску. Нарочно ходил я на обед и ужин в ресторан, чтобы хоть как-то сменять уже начавшую надоедать прозаическую обстановку, и, таким образом, знал теперь всех постояльцев нашей земли обетованной в лицо. То были: трое скандинавских ребят и русская семья, как я уже сказал ранее, пара новобрачных из Новой Зеландии (мне сообщил место их прибытия официант) и какая-то упругая пожилая итальянка. На счет последней я позже выяснил самостоятельно.
Спустя неделю заветного отпуска я начал уже всерьез подумывать, нельзя ли отсюда уехать пораньше, вернув хотя бы часть затраченных на путевку денег. Но очевидная невозможность этого еще только больше огорчала меня.
Прекрасные виды (по сути всего два: берег, да океан), чайки и цапли, разнообразие рыб на рифах, приятный комфортный климат – здесь не на что роптать. Однако счастье, любое счастье, не способно подогревать само себя – оно непременно гаснет, выгорая дотла, как костер, в который забыли вовремя подкинуть дров. И ни одна радость не способна жить вечно. Нельзя запереть эйфорию в сейфе, ведь даже при самом надежном замке она будет жить там лишь до тех пор, пока что-то извне напоминает о ней и навещает с новыми вливаниями: событиями, предметами, эмоциями. Я чувствовал крайнею необходимость оживить чем-то свою задремавшую птицу счастья, заставить встрепенуться и показать прекрасное оперение вновь.
Никаких новых событий за целую неделю. Дни тянулись бесконечно долго, и впереди ждали еще две недели точно такого же застоя. Я очень пожалел, что не взял с собой ни одной книги, а только все белые листы и ручки. Но о чем тут можно было писать, в этой томительной пустоте? Я вообще искренне пожалел, что не послушался девочек из турагентства, предупреждавших неоднократно об этом лишенном разнообразия месте. Мне следовало выбрать что-то другое или сократить время пребывания здесь как минимум вдвое. Никаких идей не приходило в голову. А, в прочем, не от них ли я бежал и так зачем ищу вновь?
Но я не мог находиться три целых недели без дела, сидя на белоснежном песчаном ковре и не занимаясь совершенно никакой работой. Я так не привык. И это времяпрепровождение стало в итоге обузой для меня. Да, что-то я такого не ожидал… Привычка быть постоянно среди людей, разделяя с ними чувства, мысли, заботы не отпускала и здесь. Я очень хотел поговорить с кем-то и поделиться радостью роскошного отпуска. Да просто перемолвиться хоть словом. Но с кем? Не с континентом точно. Я подойду к ребятам в следующий раз в ресторане, хотя здесь по негласному правилу и не принято беспокоить кого-то из гостей разговорами с ними.
Однако в последующие два дня мы не пересекались с молодыми людьми ни на берегу, ни за едой.
Глава 3
Я сидел в мягком, раннем здесь как всегда закате в бесформенных думах пред океанской гладью, когда заметил странную, плывущую вдоль берега справа конструкцию. Сначала подумал, что это моторная лодка (береговой патруль изредка прочесывал местность), но позже, когда очертания стали яснее, я разглядел в них эдакое надувное животное, на каких обычно прыгают дети в бассейне. Однако приближалось оно на удивление быстрее, чем можно было ожидать.
– Добрый вечер, мистер Грот, – обратилась пожилая дама.
Интересно, откуда ей известно мое имя. Мы не знакомы и виделись всего лишь раз за ужином, не перекинувшись ни единым словом. Не думаю, чтобы она читала мою книгу и узнала меня теперь – это было бы уже слишком.
– Здравствуйте, уважаемая, – не преминул отозваться я, – какой забавный у Вас тюлень, он моторный?
– Да, это что-то между детским надувным матрасиком и взрослой моторной лодкой, – она сняла свои кошачьи очки и улыбнулась идеально ровными белыми зубами.
Впечатляющая дамочка. Недооценил при беглом взгляде.
– Отличная альтернатива здешним увеселительным поездкам за баснословные деньги, – с радостью поддержал я разговор.
– Вы правы. Я посмотрела цены в брошюрах, надула своего малыша и совершенно не жалею о доплате в сорок евро за перевес.
На вид ей было лет пятьдесят, от силы пятьдесят пять. Смуглая в конопушках кожа, орлиный нос, быстрая звонкая речь и носовой протяжный акцент выдавали в ней чистопородную итальянку. Я был непомерно счастлив, что она скрасила мое одиночество.
– И теперь Вы решили отправиться на нем в путешествие вокруг сего славного острова? Или, быть может, даже побывали на соседних?
– Право, здесь чудесно. Мы с Робби каждый день меняем маршруты. Если хотите, одолжу на прокат. Управление элементарное, и он может набирать до четырнадцати узлов в час, а этой скорости тут более чем достаточно, я убедилась.