Скриба

– Учитывая ваши намерения, это невозможно.

Уилфред поерзал на сиденье.

– И что же вы предлагаете?

– Я собираюсь, используя подходящее клейкое вещество, сделать чернила более густыми и надеюсь через пару недель этого добиться.

– Поступайте, как считаете нужным, но если вам хоть немного дорога ваша голова, документ должен быть готов к установленному сроку.

– Я уже начал заниматься чернилами, не волнуйтесь.

– Хорошо. Кстати, если уж мы здесь, мне хотелось бы взглянуть на пергамент. Не будете ли вы так любезны принести его…

Горгиас стиснул зубы. Он не мог признаться в том, что случилось во время нападения.

– Боюсь, это невозможно.

– Как невозможно? Что это значит?

– Его тут нет, я отнес его в мастерскую Корне, – в очередной раз соврал он.

– Какого черта? Ведь там любой может его увидеть! – вне себя закричал Уилфред.

– Простите, святой отец. Конечно, нужно было посоветоваться с вами, но вчера поздно вечером я заметил, что одна страница немного повреждена. Не знаю, из-за чего это произошло, но в таких случаях следует действовать немедленно. Мне потребовалась кислота, которой обычно пользуется Корне, однако, зная ваши опасения, я решил не вызывать у него подозрений своей просьбой и сам отнес документ в мастерскую. Кроме Терезы, там никто не умеет читать, и еще один текст среди сотен других вряд ли привлечет чье-то внимание.

– Звучит правдоподобно, но я не понимаю, почему в таком случае вы здесь, а не в мастерской. Заканчивайте там все свои дела и возвращайте его назад в скрипторий. И не называйте меня святым отцом, умоляю, я уже много лет не ношу сутану.

– Как прикажете. Сейчас соберу инструменты и немедленно отправлюсь, но прежде я хотел бы обратиться к вам с одной просьбой.

– Говорите.

– Эти дни… которые мне нужны для приготовления новых чернил…

– Да?

– Если ваше сиятельство позволит, я бы предпочел не приходить в скрипторий. Дома у меня есть все необходимое, и там гораздо спокойнее. Кроме того, мне придется переночевать за крепостными стенами, в лесу, мне нужно там кое-что найти.

– В лесу? В таком случае я попрошу praefectus[6 - Наместник (лат.).] выделить вам караульного для охраны. Если сегодня утром на вас напали внутри крепости, представьте, что может произойти за ее пределами.

– Благодарю, но не вижу в этом необходимости. Я хорошо знаю лес и попрошу Терезу сопровождать меня.

– Ну и ну! – расхохотался граф. – Вы все еще смотрите на свою дочь как на малютку, а она уже давно привлекает мужчин не хуже течной самки. Если саксы учуют девушку, вы и перекреститься не успеете. Так что позаботьтесь о документе, а я позабочусь о вас. К вечеру вам пришлют караульного.

Горгиас решил не перечить. Правда, он собирался посвятить ближайшие два дня поискам напавшего на него человека, а с караульным за спиной это будет непросто, однако сейчас беседу надо заканчивать, чтобы не пробуждать в Уилфреде еще больших подозрений. Собирая инструменты, он заговорил о другом:

– Как вы думаете, когда прибудет король?

– Карл Великий? Через месяц, возможно через два. С последней почтой пришло сообщение о скорой отправке обоза с провизией.

– Но нигде не проехать.

– Я знаю, однако рано или поздно придется попытаться, запасы уже на исходе.

Горгиас кивнул. С каждым днем им выдавали все меньше зерна, а скоро вообще ничего не останется.

– Ну что же, если вы больше ни о чем не хотите попросить…

Граф натянул поводья, щелкнул кнутом, и повозка тяжело стронулась с места. Он уже был у выхода, когда ворвался слуга, крича так, словно за ним гнался дьявол:

– Боже милостивый, мастерская! Там пожар!

4

Увидев остатки мастерской, Горгиас взмолился, чтобы Тереза не осталась под обломками. Внешние стены сгорели, крыша обвалилась, отчего огонь стал еще ярче, превратив здание в пылающий костер. Зрелище привлекло уже немало любопытных, и они всё прибывали. Наиболее отважные пытались помочь раненым, спасти какие-то вещи, потушить горящие угли. Придя в себя, Горгиас заметил Корне, склонившегося над какими-то балками. В перепачканной одежде, с изможденным лицом, он походил на нищего. Горгиас решительно направился к нему.

– Слава Богу, вы тут. Вы не видели Терезу?

Мастер резко повернулся, словно при нем упомянули дьявола, сделал прыжок и чуть не вцепился Горгиасу в горло.

– Это все твоя проклятая дочь! Да сгорит она до последней косточки!

Горгиасу удалось вырваться в тот момент, когда какие-то два парня подскочили разнять их. Они попросили извинить Корне за эту вспышку, но Горгиас подозревал, что это был не просто порыв отчаяния. Тем не менее он поблагодарил парней за добрые намерения и продолжил поиски.

Обойдя все вокруг, он обнаружил, что огонь не только погубил мастерские и жилище Корне, но и перекинулся на крыши соседних хлевов и амбаров. К счастью, ни скота, ни зерна в них не было, поэтому потери ограничились одними постройками.

Он заметил также, что каменная стена вокруг мастерских не пострадала, поскольку Корне, которому надоели постоянные грабежи, в свое время распорядился заменить ею деревянный частокол. Благодаря такой предусмотрительности огонь не достиг пространства между стеной и водоемами.

В этот момент чья-то дрожащая рука дотронулась до его спины. Это оказалась Бертарда, жена Корне.

– Какое несчастье, какое страшное несчастье, – запричитала она со слезами на глазах.

– Бертарда, ради Бога, вы видели мою дочь? – с нетерпением воскликнул он.

– Она спасла меня, слышите? Она меня спасла!

– Слышу, слышу, но где она? Она ранена?

– Я сказала, чтобы она туда не входила, чтобы плюнула на книги, но она не послушалась…

– Бертарда, умоляю, скажите, где моя дочь! – И он начал трясти женщину за плечи.

Та пристально посмотрела на Горгиаса, но взгляд ее блуждал где-то далеко.

– Мы выбежали из мастерской, спасаясь от огня, – начала она. – Во дворе она помогла мне забраться на стену, а когда убедилась, что я в безопасности, сказала, что ей нужно вернуться за кодексами. Я крикнула, чтобы она не ходила, чтобы тоже лезла на стену, но вы же знаете, какая она упрямая. Сквозь бушующее пламя она вошла в мастерскую, но вдруг раздался сухой треск и крыша рухнула. Вы понимаете? Она меня спасла, и тут все обрушилось…

Горгиас в отчаянии ничком рухнул на землю и остался лежать недвижим среди развалин и запустения. Тлеющие угли трещали, рассыпая кучи искр, серый дым медленно поднимался к небесам, возвещая о беде.

Если бы в нем оставалась хоть капля здравого смысла, он подождал бы, пока пожар закончится, но даже секунда промедления казалась ему немыслимой, и он двинулся вперед сквозь беспорядочные нагромождения столбов и брусьев, чувствуя, как огонь обжигает легкие, жар проникает до костей, а глаза режет от дыма. Сквозь тучи искр и пепла он едва различал свои руки, но его ничто не могло остановить. Отшвыривая ногами какие-то обгоревшие подпорки, полки и рамы, он шел и шел, громко повторяя имя Терезы. Вдруг, в очередной раз заплутавшись в дыму, он услышал сзади отчаянный крик о помощи. Горгиас резко развернулся и прямо по горящим углям бросился на голос, но это оказался двенадцатилетний Иоганн Пискортос, сын кожевника Ханса. Горгиас, проклиная все на свете, бросился к нему и обнаружил, что тело его обожжено, а ноги придавлены тяжелой балкой.