Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы

…необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона…

(абзац 3 преамбулы)

Таковыми (под властью закона) могут быть только права публичные, которые устанавливают государства. Соответственно тому, что государств на земном шаре много, запись их содержания может каждый раз выражаться в отдельных, обособленных вариантах. С принципами права естественного общечеловеческого такое «обращение» лишено смысла.

Элементы невнятного толкования существа и использования незыблемых норм естественного права можно встретить и в Европейской конвенции о защите прав человека и основных правах, принятой Советом Европы 04.11.1950 г.

А в государственных законах отдельных стран эти «зигзаги» и того выразительнее.

Вот что сообщается в ст.2 конституции России:

Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства.

Из желания выглядеть поимпозантнее законодатель не пренебрёг здесь даже «признанием» «прав и свобод» – не только гражданина, но и – человека.

Но о каком «признании» можно тут всерьёз говорить, если нет фактического «признавания» – уже естественного права в целом, как предмета и важного фактора самоурегулированности в человеческом сообществе?

В приведённой статье основного закона РФ, где под правами и свободами человека вроде бы и подразумевается право естественное, но назвать, а, стало быть, и признать его в качестве юридического факта, законодатель не решается, в чём виден его прямой невиннолукавый умысел.

Негативной краски добавляет сюда и стремление государства вослед декларации ООН взять под своё управление нормы естественного права, что заметно по ч.3 ст.55 того же основного закона:

Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты… нравственности…

Данную подвижку к надзору над этическим нельзя ничем оправдать, поскольку защита имеется в виду для нравственности в её самом широком смысле и понимании, то есть – как предмета вообще.

Проку от подобной государственной защиты нельзя ожидать никакого…

Значение проблемы столь неумелого заимствования и манипулирования в том, что глыба естественного права и прежде всего его верховный слой даны человеку «от природы», в соответствии с его запросами и потребностями, а государство, как тут ни рассуждать, – ни при чём.

Ему, государству, всё же не резон и отстраняться от самого ценного в нём, от его идеалов, забывать о них. Они действовали «сами по себе» и всегда, с момента, когда люди только начинали ощущать себя в мире как мыслящие создания, и действуют теперь.

Вовсе не бесполезно также хорошенько уяснить и естественные права негативные, те, от использования (или в связи с отстранением от них) может исходить немалый, иногда внушительный и даже, как нам предстоит убедиться, огромный и непоправимый вред.

Чтобы не попадать с ними впросак, очень важно знать меру их возможного и допустимого заимствования и ориентированности на них – в определённых объёмах, пределах и вариантах.

В жизни ведь мы с ними сталкиваемся буквально на каждом шагу.

Наверное многие замечали по поведению своих или чужих детей – как они, ещё малышки, крохи, быстро усваивают естественные нормы и привычки, которыми руководствуются взрослые.

Уже к своим трём, а то и к двум годам ребёнок знает, как ему быть, чтобы не вызывать осуждающего жеста, окрика или взгляда взрослого или подростка, как предпочтительнее укладывать игрушки, вести себя под воздействием силы тяготения, во время еды, в кругу сверстников. На любую ситуацию у него реакция если и с уклоном от общепринятой, «стандартной», ожидаемой нами, но всё же всем понятна.

Мы знаем, что ребёнок не останется со «своим» поведением; он быстро себя переборет и, глядь, уже через какую-то минуту или пусть через день-два «исправится», будет вести себя так, как это признаётся удовлетворительным для многих детей и устраивает взрослых.

Подрастая, ребёнок всё ближе будет подходить к пониманию касающихся его естественных положений, которые лишь в очень редких случаях упоминаются или комментируются родителями или знакомыми семьи и исходят как бы из ниоткуда, но важны и обязательны для всех и каждого.

Где-то уже здесь, из поступков и разговоров сверстников или взрослых, из прочитанных (пока не им самим) книжек, из теле- и радиопередач, из интернета, в процессе обучения в детском дошкольном учреждении, в школе или в неформальной обстановке, в играх и проч. для него откроются смысловые обозначения тех ни для кого не зримых и не отражённых в строгой специальной записи истин, какие постоянно служат ему напоминанием о том, что ему позволено и что в нём осуждается, когда в своих поступках и в общении он ими руководствовался либо игнорировал их.

Так, уходя от своего детства, каждый человек оказывается в поле воздействия идеалами и нормами естественного права – идеалами и нормами добра и свободы, справедливости и достоинства, честности и чести, благожелательности, порядочности, совести, добродушия и прочих таких же понятий. В совокупности они образуют нашу этику с её двумя наиважнейшими составляющими – моралью и нравственностью.

Будет уместно отметить, что идеалы, как составляющие верховного слоя этики, всегда представлены лишь сами по себе, без их противоположных значений (несвободы, зла, непорядочности и проч.) А эти противоположные значения употребляются уже только в практике, в жизни людей, когда идеалам не соответствуют те или иные их действия, намерения или поступки.

Неизменным же здесь остаётся то, что человек начинает узнавать и ощущать воздействие идеалов на себе («в себе») уже с момента, когда он только учится «пользоваться» своим сознанием, подсознанием и чувственностью, то есть – уже с очень раннего своего детства, никак не иначе.

Если иногда с участием педагогов, родителей, политиков, учёных излишне горячо обсуждаются «традиционные» темы дошкольного, школьного и последующего возрастов, способы общения детей и подростков, негативное влияние на них «улицы» и другие факторы, от которых будто бы впрямую и целиком зависит качество воспитания молодёжи, то это, мягко говоря, – не вполне верный ход. – Дискутанты хотят иметь лишь предлагаемое взрослыми и их устраивающее соответствие фактического уровня воспитания новых молодых поколений доктринам публичного, государственного права. Тем нормам, с большинством которых ребята сталкиваются много позже, чем с естественноправовыми.

Разумеется, в этом случае неизбежно отставание молодёжного сословия в усвоении принципов жизни и общественного порядка, исходящих от государства. – Хорошо понятно, что – наоборот – и к атрибутике, и к самому предмету естественного права молодые люди приобщаются и привыкают намного раньше, хотя практически почти всегда остаются малоинформированными в этой теме.

Разница в сроках тут бывает настолько значительной, что наверстать «упущенное» и «исправить» «ситуацию» слишком часто уже не удаётся всей сложной и затратной системе «правильного», так называемого патриотического или близкого к нему воспитания в духе национализма, на все лады поощряемых государством. Да и нужно ли такую «ситуацию» исправлять?

Ведь речь-то идёт о том, что? может вбирать в себя феномен этики – достояние всего человечества, а не какого-то отдельного государства.

Не вернее ли было бы по-настоящему широко обратить на него внимание обществ и государств, каждого человека, не исключая подрастающих детей, на ту его важную роль, какую он играет в повседневной, как деловой, так и духовной жизни любого социума?

По его непрерывному (во все времена) воздействию на людские сообщества и на их сочленов этот феномен существенно превосходит любой из когда-либо принимавшихся кодексов прав и обязанностей в тех или иных странах.

А наиболее заметным такое его воздействие становится, когда катаклизмы общественного развития в отдельных государственных образованиях или в их ассоциациях приводят к резкому сбросу в прошлое прежних властных режимов, взамен которых появляются очередные, новые. С их нередко новыми нормами и правилами.

Естественное право остаётся при этом с теми же идеалами, какие не могли меняться в их естественной цельности.

Здесь важно подчеркнуть: единые для всего человечества этические нормы и представления невозможно считать как надуманные, поскольку никому ещё не удалось доказать обратного тому, что homo sapiens – человек разумный, как вид, опередивший по своему развитию всё живое, возник и в настоящее время находится в одном и единственном качестве.

Это подтверждается изучением людских потоков при их расселении по земному шару. Даже если отказаться от известных научных данных об «исходе» первых расселенцев из Африки и принять пока ещё свежую точку зрения – о зарождении вида на территории Европы, суть утверждения о единстве в нём этического, где бы люди ни жили, остаётся неизменной. Конечно, повторимся, если под этическим понимать идеалы естественного общечеловеческого права, в которых выражаются нормалии одновидового социального поведения и чувственности.

Да и вряд ли могло быть иначе.

Животный мир в его отдельных видах даёт подтверждение такому поведению, когда животные на разных этапах, в том числе уже при рождении, имея закреплённые в них наследственные инстинкты, быстро и успешно усваивают видовые групповые и социальные требования, привычки и навыки единого образца. Нет животных, которые жили бы и росли «без оглядки» на повадки сородичей одного вида.

В этом, если обходиться без оговорок, тоже проявляется «естественное право» – на его самом нижнем, животном уровне.

Оказавшись в единственном экземпляре и не наследовав признаков своего вида в утробном состоянии, до своего рождения, та или иная особь животного непременно обрекалась бы оставаться без необходимого комплексного реагирования на внешнюю среду и на потребности своей физиологии, что было бы равно отсутствию у неё инстинктов, а, значит, и соответствующих ориентиров для выживания.

Вообще же существование отдельной особи, самой по себе, противоречило бы общему принципу живой жизни, «рассчитанной» на своё воспроизводство и на эволюционное развитие в определённых видах.

Видовое и самое отличительное в человеке связано с его сознанием и подсознанием, которые управляют чувственностью, а последняя «устроена» примерно по тому же принципу, что и у животных. То есть и здесь не обходится без инстинктов. На это обстоятельство мы уже указывали.

Попытки изменить сознание и подсознание путём их «приучения» к неким воздействиям или командам, в ряде случаев кажутся эффективными и даже перспективными, хотя заключения об эффективности часто выносятся поспешные и не всегда хорошо обоснованные.

Отрешение от ума, не полное, а только в виде незначительных и притом не всегда продолжительных отклонений, могут быть замечены в интеллектуале-трудоголике, в пострадавшем от стресса, в больном человеке, дебиле по рождению и т. д. В таких отклонениях дают себя знать усталость, а также недоразвитость сознания и подсознания у индивидуумов.

Когда берутся где-нибудь эти особенности программировать, то результатом хотят иметь, как правило, массовый психоз, не обязательно с чертами паники или повального беспокойства.

Устойчивое и до поры практически ровное поведение, в котором скрыто содержание воздействий на мозговую деятельность, имело место, кажется, всегда, но особенное внимание к нему приковано сегодня, когда под прессом свободы слова многие люди быстро привыкают к направляемым на них выплескам разного рода приятных, но пустых обещаний, к новостям из преднамеренного вранья, некомпетентности и заблуждений или к чему-нибудь подобному.

Усвоившие такую информацию, нередко раскрываются уже в поведении необычном, нетрадиционном, как принято говорить в таких случаях, – взрывном, агрессивном или каком-то ещё. Бездумное голосование за предложенных кандидатов, апатичное отношение к инициативам радикальной социумной значимости, безразличие к чужим страданиям – это лишь небольшая часть того, что могут получать заинтересованные в перестройке сознания и подсознания.

В странах ли только развивающихся или уже приверженных удалой капиталистической демократии, такие, с позволения сказать, результаты очень часто идут исключительно в минус качеству общественной жизни.

Способно ли такое манипулирование изменить человека как вид? Убавить или что-то прибавить к его сущности? Ответ может быть только отрицательным. Чтобы цель манипулирования была достигнута, воздействий на сознание и подсознание недостаточно. Они были бы нужны и в отношении необъятной человеческой чувственности и, разумеется, той наследственности, которая «закладывается» ещё в плод человека, до его рождения, когда образуются и инстинкты.