Красота красная

Она выглядела скорее экзотичной, нежели красивой, с пышной черной гривой, обрамлявшей пропорциональное лицо, на котором выделялись глубокие голубые глаза. Если присмотреться, под сдержанным макияжем угадывались темные круги под ними.

Тео Ален собирался сопровождать жену, но Санти в последний момент решил допросить их по отдельности. Ана не позволила себе выказать удивление, когда он сообщил об этом ей, и просто попросила Тео подождать в соседнем кабинете. Она не совсем поняла маневр Санти, но сейчас было не время подвергать его сомнению. Она буквально сгорала от желания присутствовать на беседах. Работа над делом Аленов стала для нее долгожданной возможностью перестать быть невидимкой для начальства.

В тесном кабинете номер два помещались лишь круглый стол и шесть стульев вокруг. Ана села рядом с Санти, Сара устроилась напротив них.

– У вас нет камер или зеркал, скрывающих полицейских, которые будут слушать наш разговор?

Голос Сары Сомосы оказался теплым и обволакивающим. Санти едва заметно улыбнулся, а Ану слегка напрягло проявление чувства юмора со стороны босса.

– Это неофициальная беседа.

– Как и все те, что были у нас до сих пор, инспектор Абад. Полагаю, именно поэтому мы не берем с собой адвоката. И думаю, что нам больше нечего сказать. В любом случае, после я не знаю скольких неформальных бесед со всеми нами вы уже хоть что-нибудь прояснили? Добились ли прогресса в расследовании?

– Мы изучаем факты. Как поживает ваша сестра?

Лицо Сары внезапно исказилось.

– Я еще не была у нее. Лия – очень чувствительный человек. Произошедшее взволновало ее до невыносимых пределов.

– Но мать – вы, – возразил Санти.

Ану восхищала его способность подмечать мельчайшие детали на допросах.

– Я была матерью. Потеря ребенка – это нечто настолько ужасное, что ты никогда не будешь готов с этим столкнуться. В словаре нет слова для обозначения того, кто теряет ребенка, понимаете? «Сирота», «вдова»… существуют слова, описывающие всевозможные потери близких людей. Смерть ребенка – то, что мы даже назвать не смеем. Матерью была я, вы не ошибаетесь, но Лия намного слабее меня. Не все из нас обладают одинаковой способностью справляться с болью.

– Простите, я имел в виду несколько иное. Просто реакция вашей сестры оказалась немного… как бы это сказать… несоразмерной.

Сара не ответила.

– Если вы не возражаете, мы снова обсудим то, что произошло в Ночь Святого Хуана. Вы устроили у себя дома небольшую вечеринку.

– Просто дружескую встречу. Моя сестра провела с нами несколько дней… Пара друзей, соседей по жилому комплексу… Все это вы уже знаете. Сколько раз вы намерены задавать одни и те же вопросы?

– Как долго вы живете в Лас-Амаполасе?

– Почти семнадцать лет. Мы поженились в ноябре двухтысячного года и после свадьбы вселились в этот дом.

– У вас приняты серьезные меры безопасности.

– Сначала в каждом из домов устанавливались собственные охранные сигнализации и камеры. Девять лет назад произошла череда краж со взломом, и мы решили построить ограждение вокруг жилого комплекса и нанять частную охрану.

– Благодаря чему постороннему человеку практически невозможно войти на территорию комплекса, не зарегистрировавшись у охраны.

– К такому выводу вы пришли уже неделю назад.

– Где вы работаете?

Смена темы удивила Сару, но ответила она без колебаний:

– Я директор юридического отдела компании, занимающейся ветроэнергетикой. Ветра Галисии-Венгалии.

– Вы юрист?

– Да.

– Ваша сестра, как и мать, художница. Вы увлекаетесь искусством? Рисуете? Лепите?

– Боюсь, все художественные способности унаследовала Лия. Но у Ксианы есть… у нее был невероятный талант к живописи. Вот почему она была так близка с Лией.

– Есть ли на вашей работе кто-нибудь, у кого имелись бы какие-либо причины быть недовольными вами?

– Множество.

– Множество?

– Разумеется. Но это не значит, что у кого-то был мотив убить мою дочь. Я занимаю руководящую должность. Я хожу на работу не для того, чтобы заводить друзей. К своей команде я требовательна, не терплю некомпетентности, критична, не склонна прощать неоправданные ошибки. Второго шанса не даю. Полагаю, найдутся люди, которые не поймут моего отношения, но именно такой подход к работе позволил мне стать лучшей.

– Вы кого-нибудь увольняли в последнее время?

– Не совсем так. Я не наняла двоих из четырех стажеров, работавших со мной в последние полгода. В частности, один из них, Рафаэль Гутиан, очень расстроился, когда я сообщила ему об этом.

– Что вы подразумеваете под «расстроился»?

– Сказал, что очень рад не продолжать работать на холодную и коварную сучку. И что ушел он сам, а не я его выгнала. Также он пожелал мне однажды почувствовать себя так же, как и он: дерьмом.

– Вы были расстроены?

– Чтобы меня расстроить, нужно нечто большее. Оскорбление – последнее средство заурядных личностей.

– Вы с ним встречались после этого?

– Нет. Ему хватило благоразумия не появляться в ритуальном зале.

– Что касается ритуального зала… был ли там кто-нибудь, чье присутствие привлекло ваше внимание?

Сара Сомоса вскинула брови и возвела глаза к потолку.

– Помимо желтой прессы, розовой прессы, полиции и половины населения Сантьяго-де-Компостела и окрестностей?

– Еще раз приношу свои извинения. Вы видели Фернандо Феррейро и Инес Лосано после ночи убийства?

Ана осознала, что Санти впервые произнес это слово в присутствии Сары.

– Нет.

– Они пытались связаться с вами?

– Нет.

Санти принялся тихонько постукивать ручкой по столу, молча, словно раздумывая, о чем еще ее спросить. Сара Сомоса задала вопрос вместо него:

– Хотите знать, верю ли я, что это сделали они?

Санти перестал барабанить по столу и внимательно посмотрел на Сару.

– Разумеется, вы хотите знать, – добавила она. – И я скажу: да. Думаю, они пришли в мой дом с двумя бутылками годелло, чтобы поесть сардин в моем саду. И в какой-то момент зашли внутрь, чтобы сходить в туалет, принести хлеба или воды, поднялись на второй этаж, зашли в комнату моей дочери и убили ее. И потом, не спрашивайте меня как, полагаю, они залили всю комнату кровью с единственной целью – разрушить нашу жизнь.

Примечания