«Здравствуй, Слышащая», – прошелестел в голове голос.
«Лубрикус?», – уточнила я.
«Да. Нас много, но мы говорим от его лица».
«Кто это: мы?».
«Все саженцы», – отозвался голос. – «Помочь тебе?».
«Да, пожалуйста», – попросила я, и, следуя инструкциям растения, аккуратно выкопала саженец и пересадила его возле клумбы с пышными розами.
– Амеллин, подойдите сюда, – позвала госпожа Арабелла, внимательно наблюдающая за студентами. Я направилась к преподавателю, замечая завистливые взгляды однокурсников – некоторые из них до сих пор не знали, как подступиться к бойкому растению.
– Слушаю, госпожа Арабелла.
Я встала напротив преподавателя, не зная, куда деть перепачканные в земле руки.
– Ты говорила с лубрикусом?
– Да.
– Хорошо, – госпожа Арабелла рассмеялась. – У меня будет к тебе небольшая просьба. Дело в том, что… Рини! Снимите кольцо, оно вам мешает. Да и вы можете его потерять.
Рини, возящаяся со своим саженцем, замерла и виновато посмотрела на госпожу Арабеллу.
– Я не могу его снять, – глухо ответила подруга. – Оно досталось мне от мамы.
– Рини, кольцо запачкается, или вовсе соскользнет, – терпеливо повторила преподаватель. – Положите пока в ящик моего стола – там оно будет в целости и сохранности.
– Нет, – заупрямилась Рини. Я посмотрела на ее руки – колечко было непримечательным: из темного серебра, украшенное светлым фиолетовым камушком. Меня поразила другое: ногти Рини – длинные, ухоженные и аккуратные, никак не вязались с образом простой девушки из бедной семьи. Однако подруга с энтузиазмом принялась рыться в земле, и я успокоилась – никакая белоручка так бы не поступила.
– В общем, – вернулась к теме разговора госпожа Арабелла. – Есть одно растение – мальвин Эфенд. Оно из соседней страны, и очень капризно. Мне привез саженец мой приятель, и мальвин вроде прижился, но в последнее время чахнет. Чтобы я не делала – все без толку! Может быть, вы сможете поговорить с ним?
– Конечно, я попробую, – с готовностью кивнула я. – Где оно?
– После того, как занятие закончится, я отведу вас, – пообещала преподаватель. – Спасибо, Амеллин. Так, аккуратнее с корнями, Майк! Розалин, не надо бояться – лубрикус не кусается.
Госпожа Арабелла вернулась к студентам, а я отправилась помогать Рини. У нее неплохо получалось, только вот она никак не могла ухватить растение за стебель, чтобы поднять вверх.
– Дай помогу, – я присела рядышком, привлекая внимание однокурсников.
– Оно все время вертится, – пожаловалась Рини, закусив губу от усердия.
– Эй, а почему это она помогает ей? Так разве можно? – возмутился кто-то из некромантов. Лицо парня было перепачкано землей – лубрикус при помощи корней швырнул в него мелкие комочки грязи.
– Можно, Микаэль, – смерила его грозным взглядом госпожа Арабелла. – Вот вы сейчас закончите, и поможете вашей соседке.
Микаэль обиженно замолчал, и вернулся к пересадке. К концу занятия только пятерым удалось покорить бойкое растение, и среди счастливых и перемазанных землей студентов больше всех радовалась Рини.
– Теперь я могу что угодно, – заявила подруга, утирая тыльной стороной ладони лоб. – Пойдем скорее домой, есть хочу – сейчас умру от голода.
– Погоди, – я ухватила проворную Рини за локоть. – Мне нужно помочь госпоже Арабелле. Можешь без меня идти, в столовой встретимся.
– Нет уж, подожду.
Подтверждая свои слова, Рини уселась на табуретку в углу теплицы, и нахохлилась, словно птичка. Госпожа Арабелла, осмотрев пересаженные лубрикусы, жестом указала мне идти за ней в дальний угол, и остановилась возле чахлого росточка в коричневой кадке.
– Вот он, – с гордостью объявила преподаватель. – Мальвин Эфенд.
Столь почитаемый госпожой Арабеллой мальвин выглядел жалко: одинокий стебель возвышался над землей, слегка наклоняясь к низу; был кривоват и сер. Я скептически воззрилась на сие чудо, а преподаватель, прижав руки к груди, взволнованно спросила:
– Вы сможете поговорить с ним? Спросите… у него, что ему нужно. Почему он чахнет?
– Хорошо, я постараюсь, – уклончиво ответила я, присаживаясь на корточки возле кадки. Преподаватель кивнула, и умчалась встречать других студентов, пришедших на занятие: черные юбки целительницы взметнулись и исчезли.
Сосредоточившись, я закрыла глаза и позвала растение. Ничего. Сделав глубокий вздох, коснулась стебля, и еще раз мысленно повторила зов. Студенты, активно переговаривающиеся и смеющиеся, сильно мешали и отвлекали внимание. Раздражение, вызванное еще одним громким взрывом смеха, заклокотало в груди, и я резко обернулась, чтобы попросить вести себя потише.
Финн стоял, окруженный одногруппниками, возле большого стола и внимательно слушал парня в очках, который присутствовал на тренировке. Другие студенты окружили их кучкой, с обожанием смотря на Дегросса, а Эллария и вовсе висла на его руке, взглядом давая понять всем: он мой! Не трогать!
Подавив вздох, я повернулась к цветку. «Попробуй еще раз», – мысленный приказ самой себе. Отбросив эмоции и поглаживая стебель, я позвала растение. И оно откликнулось! Совсем слабо, еле слышно, но отозвалось!
«Слышащая», – голос мальвина был похож на дуновение ветерка. «Помоги».
«Что мне сделать?».
«Не хватает…Воздуха».
На этом цветок затих. Как бы я не пыталась снова поговорить с ним, в ответ слышала только смех и подначки студентов сзади. Когда на плечо легла чужая рука, я вздрогнула и пошатнулась, неуклюже упав на пятую точку.
– Ох, Амеллин, простите!
Госпожа Арабелла виновато улыбнулась, и помогла мне встать.
– Я хотела спросить, как ваши успехи. Удалось?
– Да, – деловито отряхивая юбку, я утвердительно кивнула. – Я смогла поговорить с мальвином, но недолго – он слаб.
– И что…что он сказал?
– Ему не хватает воздуха, – сообщила я.
– Воздуха? – озадачилась преподаватель. Один из студентов уронил горшок, и тот разбился с жутким грохотом.
– Говард! – взорвалась госпожа Арабелла, глядя на осколки горшка, веером рассыпавшихся на полу. – Можно поаккуратнее!
Говард – пухлый стихийник, который вчера был мастерски сбит атакой Элларии в столовой, попытался собрать остатки посуды, но только еще больше раскидал осколки.
– Похудей, Говард, а то как слон в посудной лавке, – крикнула Эллария. Остальные девушки засмеялись, кто-то похвалил шутку. Бедный Говард, красный от смущения и стыда, вслепую шарил по полу, перетаскивая части горшка.