Настоящая попаданка

– Настя, – задумчиво спросила я, – а магия тут есть?

Магия, как и ожидалось, была. Только не здесь, не в нашей деревне, а где-то далеко. Простым людям это всё было так же недоступно, как бомжу Порш Кайен. Интересно… Значит, Настасья не в курсе фокусов Гришки? И от отца тот скрывается… Надо бы его расспросить.

Я была неестественно спокойна. Когда у меня были две основные версии происходящего – спектакль и амнезия – причем, обе находили периодически то или иное подтверждение, я психовала, поскольку картинка никак не складывалась. С одной стороны, не отпускало ощущение, что все окружающие действительно воспринимают меня как человека, которого знают давно. А с другой – я-то помнила, что это – не моя жизнь, а значит и знать меня они не могут. Это противоречие дезориентировало, выводило из себя. И вот теперь, когда обе версии объединились в одну – стало легче. Паззл наконец-то сложился.

Местные действительно знали меня – вернее, не меня, а ту женщину, чьей жизнью я по каким-то причинам сейчас живу. Никакой амнезии, никакого похищения не было – я просто оказалось в чужом теле и в чужом… мире? Конечно, есть вероятность, что насчет эльфов и волшебства Настасья меня разыгрывает, но, насколько я её успела изучить, она – не тот человек, что будет издеваться над потерявшей память женщиной. Да и Гришкины фокусы – это же из-за них, ну и еще из-за упоминания эльфов, мне вообще пришла на ум мысль про магию. Так что я действительно в фэнтези, но только это не спектакль, как подозревала я, а реальность. Незнакомая и непонятная, но не менее реальная от этого.

Что же со мной произошло, почему я теперь – не я? Это какое-то наказание мне за грехи от высших сил? Или у меня тут какая-то миссия, которую я должна выполнить, и тогда меня вернут домой? Или я умерла и переродилась? Но реинкарнация по буддизму означает перерождение в младенца, а не во взрослую женщину. О таком я вообще ни в одной религии или философском течении не слышала. А по философии у меня всегда было «отлично», как и по прочим гуманитарным предметам, которые у нас в гимназии изучались углубленно.

Лично я сама придерживалась всегда агностицизма: мы не можем знать, каков мир на самом деле, нам доступны только крохи, только отголоски объективной реальности, которые мы пытаемся систематизировать, чтобы составить внятную картину мира. Но это не значит, что я отрицала научные знания или верила во всё подряд – нет, я уже говорила, что я – дитё двадцать первого века, и верю только в то, что имеет неопровержимые доказательства.

Да, согласно агностицизму, возможно всё, а если что-то кажется нам невозможным – то мы просто не знаем того, что позволило бы этому невозможному стать возможным. Так что, существование фэнтезийного мира и моё странное в него перемещение – при наличии веских доказательств – я вполне могла принять как действительность. Но верить, к примеру, в существование экстрасенсов в мире, где за доказательство паранормальных способностей предлагают миллион долларов, который до сих пор никем не получен – абсурд, с моей точки зрения.

Хотя… возможно, настоящие экстрасенсы не хотят светиться, и могут и без этой премии неплохо заработать. Но пока их существование не нашло подтверждения, можно было лишь допускать саму эту возможность, не более.

Так я рассуждала, застирывая рукав Марусиной рубашки, которым она неосторожно залезла в плошку с вареньем. Да, после рассказа Настасьи и спасения скатерти, мы вернулись к стирке. А что делать-то, работа не ждёт. Другой мир или тот же самый, есть в нём магия или нет, я это или не я, а белье должно быть постирано. Хорошо хоть, что эта однообразная механическая работа позволяла спокойно обдумывать ситуацию.

Дожили, Владислава! Меня уже радует, что я занимаюсь грязным ручным трудом! И всё же, по какой причине это со мной произошло? И главное – что мне делать? Чего я хочу, я знаю точно – я хочу вернуть свою жизнь. А вот как это сделать… Если здесь есть магия, волшебство – то, наверняка, должны быть и способы вернуть меня обратно. Но стоя у печи в деревне и стирая в реке грязные пеленки, я об этих способах вряд ли узнаю. Хорошо бы мне найти какого-то сильного мага, который мог бы мне помочь. Раз это не моё тело, не мои дети и не мой муж, я ведь и не обязана с ними возиться, верно? Нужно раздобыть денег и отправиться на поиски мага.

С другой стороны, а вдруг это реально какой-то квест, который я должна пройти именно здесь, в деревне? Вдруг меня специально закинули именно сюда, и единственная возможность вернуться – это сделать то, что от меня требуется, чем бы это ни было? Да, плохо ничего не понимать. Но сейчас уже появилась хоть какая-то ясность, и я могу хотя бы понять, в каком направлении копать. Значит, решено. Сперва узнаю всю доступную информацию здесь, а уже потом, исходя из неё, буду строить дальнейшие планы.

После обеда я попросила Гриньку снова очистить посуду. Он испуганно огляделся, но, увидев, что в доме мы одни, успокоился и согласно кивнул. Снова как-то странно пошевелил пальцами – и вся посуда стала такой, какой была до использования. Чудеса!

– Слушай, – пришла мне в голову одна блестящая идея, – а с подгузниками ты так можешь? Гришка непонимающе посмотрел на меня. Вздохнув, я прошла к хнычущему Андрейке, который, судя по запаху, как раз успел сходить в сложенную в несколько раз пеленку, которая тут заменяла памперс. Распеленав ребенка, я поняла, что не ошиблась в своих подозрениях, и указала глазами Грише на использованный самодельный подгузник. Парень поморщился, но пошевелил пальцами – и ткань «подгузника» засияла чистотой.

В порыве благодарности, я расцеловала парнишку в обе щеки.

– Гришка, спасибо тебе! Да ты просто клад! – Не могла я сдержать эмоций: всё-таки стирка грязных пеленок была не самым приятным занятием. – Гри-и-ишенька, а можно тебя попросить каждый день их чистить, а? А то я так устаю, а тебе же это ничего не стоит? Мы отцу ничего не расскажем!

Гришка как-то удивленно и растерянно поглядел на меня, но всё же кивнул. Получив согласие, я снова кинулась его обнимать, на что он неловко вывернулся из моих рук, и пробасил:

– Ма, ну ты чего, а? Давно бы уже сказала, я ж только рад помочь.

После чего быстренько сбежал. Видимо, я повела себя как-то не так, как он привык. Мать своих детей не обнимала, что ли? Или не просила ни о чем? Хотя, возможно, дело в том, что я иногда забываю, что сейчас я – взрослая женщина, мать этих детей, а не девочка-припевочка одного с ними возраста. Наверное, не надо было хлопать ресницами и строить просящую мордочку, как я всегда делала, когда хотела что-то выпросить у папы. Сейчас я сама в роли родителя, и это, наверное, выглядело очень странно. Но поведенческие привычки – не то, от чего в одночасье можно избавиться.

Но, как бы там ни было, а с Гришкиной помощью работы у меня чуть уменьшилось. Периодически я пробовала его разговорить на тему магии. Оказалось, она у него проснулась в одиннадцать лет, когда они с другом краской на заборе одного противного соседа написали неприличное слово. Тот сосед их поймал на воровстве яблок в своём саду, ну и отходил хворостиной. А мальчишки замыслили месть. Противный сосед дураком не был, и сразу, как увидел на заборе художества, так и пришел к нам разбираться. А у Гришки все руки были в краске, и штаны с рубахой кое-где.

В общем, испугался он сильно – не столько соседа, сколько отцовского гнева. Но, когда отец позвал Гришку и тот вышел к ним с соседом, то на нём не оказалось ни единой капли краски. А без доказательств – и суда нет. Правда, забор им с другом тогда всё-таки пришлось перекрашивать… У друга-то никакой магии не было.

А Гришка с тех пор стал экспериментировать с обретенной силой и вскоре уже мог управлять ею. Тогда он пришёл к отцу, продемонстрировал ему свою способность, и попросил устроить в магическую школу. Но Гиртан рассердился и запретил сыну и думать об этом. Если Гришка пытался использовать свои способности на глазах у отца, то ему каждый раз доставалось. Так что теперь парень даже не заикается о магическом образовании и не пытается демонстрировать способности, чтобы не раздражать лишний раз отца.

Меня подобное отношение к собственному сыну возмущало. Как можно не давать ребёнку учиться и развивать свои способности? Да мои родители были готовы всё отдать, чтобы их дочь могла получить достойное образование! А тут отец своими руками гробит будущее сыну при молчаливом бездействии со стороны матери, видимо.

Как изменить ситуацию, я пока не знала, но обещала Гришке, что при случае поговорю с отцом и попробую его переубедить. Трудность заключалась в том, что я всё еще побоялась своего так называемого мужа. От Гришки я узнала, что поговорить о магии во всей деревне я могу только со стариком-знахарем, который жил на окраине. От него Гришка и узнал те движения пальцами, которые позволяли творить волшебство не спонтанно, а целенаправленно. Возможно, и мне стоит с ним побеседовать – надо только немного разгрузить мой рабочий график. Благо, помощников у меня хватает.

Глава 5

На днях мне приснился сон. Я видела себя ту, девятнадцатилетнюю Владиславу, в своей комнате в доме родителей. Я сидела на кровати, сжавшись в комок, обхватив колени руками. Никогда я еще не выглядела так жалко и так потерянно. Внезапно раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в комнату заглянул отец.

– Влада, дочка, это доктор, он посмотрит тебя. Поговори с ним, пожалуйста.

– Лекарь? – Встрепенулась та Влада. Сама я наблюдала за собой как бы со стороны. Затем она обратилась к мужчине, в котором я узнала нашего семейного врача:

– Вы поможете мне? Мне надо вернуться к детям! Они еще маленькие, они не смогут без меня!

– Сделаю всё, что смогу, – серьёзно кивнул врач. Он задавал ей вопросы, она отвечала. И чем больше она рассказывала о своей жизни, тем больше я понимала, что она – это я. В смысле, не та я, какой всегда была, а та я, которая я сейчас. Черт, запуталась! Короче, она – та Владислава, с которой я поменялась местами. Я заняла её место, а она, получается, моё!

После беседы Аркадий Семенович – так звали нашего врача – отозвал папу в сторонку.

– Ну, что вы думаете, доктор?

– Похоже на ложную память. Говорите, она ударилась головой? Странно, обычно ложную память вызывают некоторые болезни, либо токсическое отравление. Она могла что-то употребить в клубе?

Папа возмущенно посмотрел на доктора:

– Моя дочь – не наркоманка!

– Хм, ну тогда я бы рекомендовал показать её психиатру.

«Вот дура, тупая идиотка, квашня! – Мысленно костерила я ту Владиславу/– Не могла притвориться мной?! Я-то с её ролью справляюсь, хотя это не в пример сложнее, пелёнки вот грязные стираю, а она тут истерики устраивает! Если меня упрячут по её милости в психушку, мне не будет смысла возвращаться в своё тело!»

Мужчины ушли, а я, всё еще горя негодованием, продолжала наблюдать за другой собой, то есть, за ней. За Славой, в общем. Да, раз её все звали Слава, а меня – Влада, пусть так и будет. А то совсем запутаться можно. Интересно, то, что у нас одинаковые имена, сыграло какую-то роль в том, что мы поменялись местами? Или это совпадение? Просто, кроме имени, в нас реально не было ничего общего. Она какая-то вся забитая, нервная, я такой никогда не была. Когда она в моём теле, я сама себя даже не узнаю. Разве может быть у меня такое жалкое выражение лица? Да никогда!

А Слава внезапно поднялась, и прошла по комнате по направлению ко мне. В том, что она меня не видит, я могла поклясться, но… Она встала как раз напротив меня, окинула меня взглядом с головы до ног, затем повернулась боком – и снова окинула взглядом. «Зеркало» – поняла я. Как раз напротив того места, где она стояла, у меня в комнате было расположено огромное, во весь рост, зеркало. Зеркала вообще моя слабость. Если получится вернуться, надо обязательно найти способ прихватить с собой то резное зеркальце с мутным стеклом. Стекло-то можно поменять, а вот рамка – произведение искусства.

Слава вертелась у зеркала, и ей явно нравилось то, что она там видит. Ну, еще бы! Это же моё любимое тельце, которое я регулярно выгуливала в фитнесс-центр, спа, бассейн и салон красоты. Это тебе не твои рыхлые телеса и не грубые руки с криво обрезанными ногтями и заусенцами! Кошмар просто! Что ж ты себя так запустила, Слава? Ты же женщина! Ну, ничего, я это исправлю. Пока я в этом теле – оно будет выглядеть на максимум своих возможностей!

Слава, закончив любоваться, вдруг подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Рот её удивленно приоткрылся, и она выдохнула:

– Ты!

На этом моменте, получив очередной тычок в бок от так называемого «мужа», я проснулась и отправилась кормить ребёнка. Начинался новый день, и сегодня, если всё пойдёт, как надо, я доберусь до загадочного старичка и потрясу его на предмет сведений о магии. О том, был ли этот сон – просто сном, или чем-то большим, я подумаю позже.

Поскольку Маруська от меня не отлипала, мне стоило больших трудов отправить её с Лялькой на прополку сорняков после завтрака. Дальше я попросила Настасью, чтобы её младший сын приглядел и за нашими коровками, а Егорку отправила к Даринке на помощь – обед готовить. Гришка вчера натаскал воды, а Степка наловил рыбы, так что Дарина сегодня готовила уху. Кроме того, я её попросила сразу на вечер пирожков напечь, так что ужин сегодня тоже можно не готовить. Андрейку я после завтрака еще раз покормила и оставила под присмотром всё той же Дарины, наказав, чтобы послала Егорку к тете Насте, если вдруг маленький будет плакать, и она сама не сможет его успокоить. На всякий случай сцедила немного молока в горшочек и поставила в подпол, предупредив об этом Даринку. Ну, всё: примерно два часа до обеда у меня есть.

***

Я стояла и разглядывала покосившуюся хибарку, где жил «колдун» и думала о том, что всё познаётся в сравнении. Мне недавно казался хибарой наш славный крепенький домик, состоящий из одной, но просторной комнаты, и целой веранды в придачу? Как я была неправа. Это я просто настоящих хибар не видела – до этого момента. Наш домик сиял свеженькой зеленой краской, был ровненьким и аккуратным – даже ступени не скрипели. А тут на крыльцо подняться страшно – а вдруг завалится? Или крыша на голову рухнет? Если тот старикан действительно колдун, то как-то фигово у него колдовать выходит, раз даже дом починить не может.

Пока стояла и смотрела, дверь со скрипом отворилась и во двор медленно выплыла молоденькая девушка, аккуратно держа в руках таз с плещущейся при каждом шаге мутной водой. Всё так же медленно дошла до ближайшей яблоньки и вылила под неё воду, а потом перевела взгляд на меня.

– Владислава, чего стоишь? Мы вроде тебя двор охранять не нанимали.

– Я… эээ…

Что-то я растерялась от напора девчонки. Она меня, понятное дело, знает – как и все в деревне. Но я-то не знаю никого, кроме моей «семьи», и эта нахалка мне тоже незнакома. А выбило меня из колеи то, что я вообще никакой девчонки тут не рассчитывала встретить – тут же, по словам Гришки, старик-отшельник живёт. Да и манера общения мне её не понравилась. Ладно, если бы она обращалась ко мне-девятнадцатилетней, – так нет: я же сейчас по виду ей в матери гожусь. Да она Даринке ровесница! Так чего, спрашивается, хамит? Или тут так принято общаться? Как реагировать-то, чтобы не проколоться? Ладно, дальше стоять и глазами хлопать – глупо. Простим грехи молодости на первый раз, хе-хе.

– Афонарий Архипыч… дома? – Чуть не спросила «здесь живёт?», но вовремя исправилась. А то бы спалилась по полной. По крайней мере, местные бабы точно бы пальцем у виска крутили – мол, совсем поехала кукушечкой соседка, всё забывать стала. А мне тут еще неизвестно, сколько куковать… Мда. Окрестным кукушкам, наверное, сейчас, кукуется, тьфу, икается – так часто я их упоминаю.