– На основании наблюдений. И медицинских навыков. Не забывайте, у кого в этой комнате, – заканчивает фразу он уже обращаясь к Грейс, – есть диплом врача.
Напуганная и запутавшаяся Грейс поворачивается к матери.
– Что мне делать?
– Послушай доктора, дорогая. Он в университете учился.
Решение принято, и я с ужасом смотрю на то, как доктор Пейдж достает бутылочку с красновато-коричневой жидкостью.
– Пятьдесят капель будет в самый раз.
– Так она лишится сознания!
– А как еще ей заснуть? Вы ей всю ночь не давали спать своей болтовней и ненужными осмотрами.
Доктор Пейдж вынимает из маленького вельветового мешочка пипетку и принимается отмерять капли в крошечную рюмку.
– Ну вот, – говорит он через несколько мгновений, протягивая Грейс рюмку, – выпейте.
– Пожалуйста, не принимай это лекарство! – я почти кричу.
Но Грейс Сьюалл наклоняет стакан и выливает его содержимое в рот. Ее передергивает от горького вкуса. Потом она изящно сглатывает, вытирает рот тыльной стороной ладони. Через несколько мгновений ее веки тяжелеют, а дыхание становится медленным.
Доктор Пейдж убирает все обратно в саквояж и застегивает его.
– Пусть ее муж меня вызовет, когда начнутся настоящие боли. Хотя я думаю, до этого еще несколько дней.
Я смотрю, как он уходит, но молчу – не хочу задерживать его отбытие. Чем скорее этот дурак уйдет, тем скорее я смогу позаботиться о Грейс.
Мистрис Хендрикс зло смотрит на меня.
– А вы разве не уходите?
– Конечно, нет. У вашей дочери, – я показываю на Грейс, которая спит лежа на спине, – скоро начнутся роды. Но из-за этого идиота она без сознания. Если он не убил и ее и ребенка – это будет настоящее чудо.
– Вы что, правда думаете…
– Да, черт возьми, правда! – кричу я, получая удовлетворение от взгляда ужаса на лице мистрис Хендрикс и от того, как она шарахается от меня. – Почему, по-вашему, я с ним спорила? Я останусь здесь, пока не удостоверюсь, что с вашей дочерью и внуком все в порядке. Но если что-то случится, виноват в этом будет доктор Пейдж. Помните об этом в следующий раз, когда запаникуете и вызовете мужчину делать женскую работу.
* * *
Грейс спит девять часов. Все это время я сижу с ней и нервничаю, держу ее за запястье, отсчитывая сердцебиения. Они слишком медленные, схватки слишком слабые. Недостаточно для того, чтобы вытолкнуть ребенка. Но они не прекращаются, и это само по себе уже чудо.
Наконец Грейс начинает потеть. От каждой схватки живот у нее становится твердым, и она издает низкий стон. Такие звуки издают солдаты на поле битвы, когда они на краю смерти. Или раненые звери в лесу. С таким звуком женщины подходят к мучительному моменту, когда схватки сменяются родами. Сначала она тяжело дышит, потом издает свистящий звук, а потом стон откуда-то из глубины груди. Если б она не спала, я смогла бы ее подготовить к тому, что будет дальше.
Когда Грейс начинает давиться, у меня всего несколько секунд на то, чтобы усадить ее прямо и наклонить, а потом из нее вырывается на постель вонючая коричневая струя рвоты. Она пачкает Грейс, ее одежду, ее постель. Но зато она наконец просыпается и немедленно осознает, что ее тело целиком погрузилось в процесс родов.
У меня за спиной слышится голос:
– Мистрис Баллард, я…
Когда я оборачиваюсь к мистрис Хендрикс, я вижу, что у нее в горле застряло извинение.
Она отводит взгляд.
– А Грейс сможет разродиться?
Глупая гордячка, думаю я.
– Да. Но из-за вас она не набралась опыта для следующих родов. Из этих она запомнит только самые тяжелые моменты, – говорю я, а потом отсылаю ее за теплой водой и чистыми простынями.
– Что случилось? – спрашивает Грейс, когда остатки лауданума выходят из ее организма.
– Думаю, ты уже выяснила, что за доктор на самом деле Бенджамин Пейдж. А теперь, – я снимаю с нее испачканную рубашку и смотрю ей прямо в глаза, – ты позволишь мне помочь тебе в том, в чем я разбираюсь лучше всего?
Она кивает. Сглатывает. Начинает плакать.
– Да.
– Хорошо. Твоя мать несет нам тазик для умывания. А потом будем знакомиться с твоим малышом.
* * *
Когда двумя часами позже доктор Пейдж бегом поднимается по лестнице, я встречаю его у двери спальни Грейс. Она сидит в постели и, полная изумления и гордости, держит на руках новорожденного сына.
Когда Пейдж пытается протолкнуться мимо меня, я кладу руку ему на грудь.
– Вы здесь не нужны.
– Это моя…
– Нет. Это моя пациентка.
– Вам бы стоило усвоить, где ваше место, мистрис Баллард.
Я смеюсь.
– Я на своем месте просидела уже много, много часов. А вот вы ввели женщину в бессознательное состояние и оставили ее с дурными последствиями опасного лекарства. В результате вас тут не было, когда ее начало рвать во сне. Если б я не была на своем месте, она бы умерла. Но одна мелочь меня продолжает интересовать, – говорю я.
Он встревоженно смотрит на кровать.
– Какая?
– Вы хоть выяснили, как ее зовут?
Если в душе Пейджа и пробудилось смирение, когда он узнал о своей ошибке, его тут же смывает волна гордыни.
– В этом не было необходимости.