Законы высшего общества

Может, пойти на это торжество в честь американской моды? Броситься в пучину светской жизни, забыться-напиться, остаться в Москве и назло Боре сняться для светской хроники с каким-нибудь Алексеем Чадовым?

Настя никому бы не призналась, что втайне читает все колонки сплетен – от журналов вроде «ОК!» до подозрительных интернет-ресурсов, что пестрят заголовками «Лев Лещенко на грани жизни и смерти: Вчера на юбилее известного певца друзья преподнесли Льву Лещенко необычный подарок – щенка филы бразильеры. Долгожитель нашей эстрады признался, что едва не заработал инфаркт, когда увидел животное – это ведь одна из самых крупных собак в мире…». Что-то в этом духе.

Ведь мир знаменитостей, хоть это и ее мир, – настоящая параллельная реальность, территория, на которой пересекаются действительность и мечты. Истинный замок Фата Морганы.

Настя замечала, что знакомые – актеры, музыканты, писатели – уже не осознают, в каком мире живут – в том, что существует в действительности, или же в том, о котором пишут массмедиа.

Ее и саму поначалу изумляло, когда она узнавала из газет, что беременна, развелась, вышла замуж, что у нее есть взрослый сын, что она встречается с Борисом Немцовым… и едва не стала пленницей иллюзий, поверила, что ее жизнь – увлекательный роман, бестселлер. Сделав шаг, задумывалась – а как это будет выглядеть на страницах газеты «Жизнь»?

Она даже поощряла странных журналистов, которые почему-то выглядели так, словно недавно бросили работу на панели либо все еще лечатся от расстройства пищеварения.

Но вскоре мираж рассеялся. Настя прочитала статью с веселеньким названием «В постели с миллионером» за подписью некой Светланы Чернобровиной, из которой зависть била фонтаном.

Статья была позабористей серной кислоты: неизвестная миру Светлана решилась показать миру всю свою злость и ревность, открыла двери в тайные комнаты души, из которых, как пауки и мыши, разбежались ненависть и дешевый сарказм.

Безумие, поразившее Чернобровину, в щепки разгромило зачаточную журналистскую этику и дало выход злостной клевете: желчные фантазии, откровенное вранье и вопли отчаяния: «Почему не я?!»

Девушки известных магнатов предстали сиренами с ясными ликами и телами чудовищ, завлекающими путников в сети ажурных колготок и кружевного белья.

Не то чтобы Светлана была так уж не права, но нельзя ставить девушек, побывавших в постели, допустим, Михаила Прохорова, на одну ступень с Гитлером, Сталиным, Саддамом Хусейном.

И в душе у Насти что-то оборвалось – она решила оставить все эти публикации на совести газетных писак – отказалась принимать в этой вакханалии хотя бы косвенное участие.

Всего один раз желтая пресса оказала ей добрую услугу – показала, чего стоил ее второй брак, брак с Ильей.

Свадьба с Леваном была полным безумием – в Тбилиси съехались все родственники жениха, человек десять со стороны невесты и такое множество друзей, что Настя не знала и половины тех, кто зажигал на их торжестве. Сопротивляться было невозможно – это была не просто свадьба, это была грузинская свадьба – и если бы они ограничились скромным празднеством в узком кругу, началась бы гражданская война. Тем более что от Насти требовалось только сесть в самолет, выпить шампанского, надеть платье и принять подарки. Все организовали и оплатили родные Левана.

Но вот идиотская свадьба номер два была на ее совести. Настя дала слабину – поддалась на уговоры жениха и проявила дьвольское тщеславие – возжелала появиться в свадебном платье на страницах газет и журналов, как настоящая звезда.

И она верила, что Илья сделает ее счастливой. Роман начался в Крыму, где Настя второй месяц торчала со съемочной бригадой, а Илья катался на серфе. В прохладном мае, изображавшем жаркий август, на Западном побережье Крымского полуострова, делавшем вид, что оно – Греция, с Настей, игравшей Медею, они попали в собственные грезы: он делал вид, что его жизнь – ветер, море, волна, а Настя никак не могла избавиться от наваждения греческих сказок – таких пряных, жестоких, сексуальных…

В городе дым южных трав, запах нагретой солнцем кожи, вкус соленых поцелуев развеялся не сразу. Было жарко. Над асфальтом стояло марево, деревья еле-еле шевелили выжженной листвой, на лицах поблескивала испарина – город был горячий, ленивый и немного сумасшедший. Душными ночами они гоняли на мотоцикле, и холодный ветер лишь раздувал огонь страсти; валялись в кровати, прильнув друг к другу взмокшими от секса телами, пили вино и пребывали в той особенной умственной бездеятельности, которая оставляет простор для необдуманных поступков.

Он купил кольцо. Встал перед ней на колени – в ресторане, где сломался кондиционер. Еще тогда Настя ощутила подвох. Слишком уж это похоже на шантаж – предлагать руку и сердце на людях, когда все ждут, что ты ответишь «да», но думать не было сил – слишком много прохладного розового вина пришлось выпить.

И она сказала:

– Да!

Уже через неделю спала жара – маскарад закончился: красавец-серфингист превратился в суетливого московского устроителя торжеств, а Настя избавилась от сумасшедшей Медеи, которую смонтировали и отослали американскому продюсеру, заказавшему проект.

Настя была в доле – микроскопической, но все-таки: и эта доля принесла ей хорошие деньги – немного осовремененную «Медею» купили все каналы, несмотря на то что заказал ее скучный государственный USA, но фильм получился не просто образовательным проектом – он действительно был популярен.

В последующий год Настя снималась во Франции, в небольшой роли в голливудском триллере, в Испании работала с самим Альмодоваром, и под завязку снялась у самого известного итальянца из ныне живущих. К сожалению, фильм престарелого маэстро провалился, но год был веселый.

Лучший год. Она была тогда артисткой, живущей то в трейлерах, то в гостиницах, кочевницей, перебиравшейся с самолета на поезд, с поезда в автомобиль – а оттуда опять на самолет. Она летала первым классом, тряслась в ржавых кукурузниках, колесила в джипах, грузовиках, лимузинах и кабриолетах.

Она поняла тогда, что цыганская, полосатая жизнь, в которой сегодня ты радуешь тело в джакузи с розовыми лепестками, а завтра пытаешься выжать хоть три капли влаги из душа в уездной гостинице, – это именно то, к чему она стремилась. И даже дни, когда режиссер бредит – снимает сутками один и тот же дубль, когда уже сил нет, а терпение закончилось так давно, что никто не знает, что это такое, когда родные и друзья – только голоса в телефоне… вот тут-то и понимаешь, что ни родных у тебя нет, ни друзей, ни дома – только призвание да еще «семья» – группка таких же странных, как ты, людей, которых ты, скорее всего, никогда больше не увидишь.

Скучно все-таки быть счастливым человеком.

К сентябрю, к свадьбе, Илья затеял такую программу, что Настя растерялась. Платье, фата, кортеж, танец жениха, танец молодоженов, клятвы, список подарков – все, как у взрослых. Но на этом достойном не только газетных репортажей, но и самых искренних восторгов торжестве Настя была чужой.

На своей грузинской свадьбе они с Леваном уже в загсе так напились, что Настя выплясывала нечто среднее между лезгинкой и стриптизом, ей хлопали в двести рук, гости братались, дрались, стреляли в воздух, читали стихи, кто-то едва не утопился – и все это безумие длилось неделю. В Тбилиси их поздравляли на улице, соседи несли дары, они переезжали из ресторана на дачу, с дачи – на террасу Софико Чиаурели, от Софико – на машинах в Батум, и это было приключение.

Илья же устроил все чертовски прилично – без драк и пьяных двоюродных тетушек, без пошлого тамады. У нее было платье – о, ужас! – от «Вера Вонг» за десять тысяч долларов, жених щеголял во фраке, ресторан был французский, изысканный, загс, разумеется, Грибоедовский.

И Настя не могла взять в толк, зачем флер д’оранж, только что не стихотворные признания, все эти тосты с листа, букет невесты – она ведь это уже проходила, Илья тоже был женат, скупая радость родных, которые точно так же радовались однажды…

Все прошло так культурно, что не осталось ощущения чуда, праздника. Женятся взрослые люди, которые просто могут все это себе позволить.

Поначалу Илья радовался, когда их фотографировали, когда интересовались, какая она, Анастасия Устинова, в обычной жизни, но так уж сложилось, что обычной жизни в тот год у них не было.

Илья, конечно, приезжал на съемки, но вид у него был все более недовольный.

Вечерами в своем трейлере Настя учила роль, к ней попеременно заходили то режиссер, то партнер, то какая-нибудь нервная молодая актриса, а Илья сидел с перевернутым лицом и чего-то ждал.

– Что ты хочешь мне сказать? – Настя отложила сценарий и уставилась на него.

Казалось, он ее гипнотизирует.

Илья отпирался – но все это было только кокетство, и в конце концов раскрылся.

– Не хочешь сбавить обороты? – поинтересовался он.

– Илюш, ты вообще-то знал, что я актриса. Такая у меня жизнь, – она уже злилась, предчувствовала скандал, но очень не хотелось терять нить экранного образа, выходить из роли, переживать по-всамделишному, и Настя попыталась сгладить углы. Она отложила сценарий, села рядом с ним, взяла за руку. – Что происходит?

– Настя, мне тяжело, когда тебя все время нет рядом.

Она даже растрогалась. Все-таки любовь?

– Я устал приходить в пустой дом. У меня от «Доширака» гастрит.

Настя опешила.

– То есть все дело в «Дошираке»? – удивилась она. – Ты же не рассчитываешь, что я буду тебя ублажать, как степфордская жена?

Какая гнусность! «Доширак»!

– Дело не в «Дошираке», – очень серьезно ответил Илья. – Дело в том, что мы живем в браке, а это значит, что у нас есть обязательства друг перед другом. Раньше я ужинал в ресторанах…

– Так что тебе мешает делать это сейчас?! – воскликнула Настя.

– Раньше я ужинал в ресторанах с девушками…

– Слушай, если дело в сексе, то я тебя понимаю! – опять перебила она его. – Но я тут тоже, знаешь ли, не кручу с оператором…

– Почему с оператором? – нахмурился Илья.