«Иисус сказал ему: Я есмь путь, истина и жизнь; никто не приходит к Отцу как только через Меня».[8 - Евангелие от Иоанна 14:6.]
– Вы можете пока попить чаю и помолиться, – строго сказала Елизавета Петровна. – Пальто повесьте во-он туда.
В углу у окна белый разломанный шкафчик без дверок. А рядом – длинный, покрытый клеёнкой стол с кулером, электрочайником, копеечными прозрачными кружками на подносе, чёрным и зелёным чаем «Гринфилд».
– А вас так и зовут Елизавета, или как-то по-вашему?
– Так и зовут. Мы же – российские корейцы, – гордо сказала директор Миссии. – Мой дед жил в Маньчжурии, это корейская провинция в Китае, и перешёл с родителями границу в 1910 году, а дед мужа – в 1912. Корейского я не знаю, хотя в духовной семинарии получала по нему сплошные пятёрки. Нас было четыре сестры и брат. Наш отец разговаривал с нами по-корейски, пел песни, рассказывал басни, а мы его не слушали.
В зал как раз спустился со второго этажа грузный мужчина в возрасте.
– Это – Гена, мой муж, – тепло представила его Елизавета Петровна.
Вбежал шестилетний мальчик в свитерке, жёлтеньком и пушистом, как цыплёночек. И маленькая трогательная девочка с гранатовыми волосами, с длинной прямой и гладкой чёлкой, как маленькая японочка.
– А это мой внук Кирилл, – всё также тепло сказала новая знакомая. – А это моя внучка Соня.
Наталье Николаевне стало здесь нравиться. И ничуть не страшно! Ну ладно, свидетели Иеговы – это мировое зло. Может быть, врут эти продажные антинародной власти попы? Наталья Николаевна всегда их недолюбливала.
– Садитесь-ка… – проповедник Лиза призадумалась, – вот сюда.
И усадила бывшего депутата на третью парту среднего ряда.
Пришёл высокий, улыбающийся чурка с гитарой.
– Хамит, а что там с нашим Дедом Морозом? – спросила проповедник Лиза.
– Издевались! – ещё сильнее засиял чурка.
Наталья Николаевна ничего не поняла. Дети «надругались» над ледяной скульптурой? Так статуя же в полном порядке! И кто здесь кому «хамит»?!
Вскоре стали подтягиваться и другие прихожане, в основном корейцы и узбеки. Они подходили к Муромцевой и приветливо здоровались:
– Аминь! Аллилуйя! Бог любит вас! Мы рады видеть вас в нашей церкви!
За первую парту у стены, за ноутбук с подключённым цифровым проектором, уселась толстая молодая узбечка, за вторую у окна – бабушка-кореянка и толстая женщина с лошадиным лицом, хорошей стрижкой с чёлкой. Впереди Натальи Николаевны – пожилой лысоватый кореец, на первой парте – узбекские девочки, справа на ряду у стены – полный представительный мужчина.
За кафедру, задрапированную красным вышитым покровом, стал тот самый лысоватый кореец, что сидел впереди Натальи Николаевны, и объявил приятным дикторским голосом:
– Доброе утро, дорогая церковь! В этот воскресный день Бог собрал всех нас в своём доме!
– Аминь! – ответил хором зал.
– Начнём наше богослужение с молитвы молчания.
И прозвонил в колокольчик.
Все сидящие за партами склонили головы, а мужчина за кафедрой стал молиться чётким шёпотом. Проповедница принесла из смежной комнаты деревянное распятие на подставке и установила его рядом с алтарём; у подножья стояли искусственные розы в вазе.
Наверное, так же всё происходило в старой доброй Англии.
– Аминь!
Высокий же узбек, так похожий на европейца, улыбаясь во всю ширь, вышел к микрофону со своей гитарой. Страстно, как какой-нибудь латинос, ударил по струнам и запел:
Перед тобой склоняюсь я,
Всемогущий Бог!
Источник утешения
Нашёл я у Твоих ног.
Как Ты велик!
Нет Тебе подобного!
Перед Тобой склоняюсь я,
Ты любовь моя!
Просто Анне Вески: «Это я, это я, это я, любовь, любовь твоя!»
Чурка так же страстно исполнил ещё три песни, и на «сцену» вышли дети: уже знакомые Наталье Николаевне Кирилл и Соня, и узбекские девочки с первой парты.
– И мы, как Давид, будем танцевать! – объявил «регент».
Буду петь, танцевать,
Лишь Его прославлять,
Восхваление моё не прекратится!
Как Давид всё равно я буду танцевать!
Пусть смеются люди надо мной,
А я буду только Бога прославлять!
Словно воскресла аэробика: девочки с первой парты, подросток с распущенными волосами, и малышка с двумя хвостиками, стянутыми разноцветными резинками, и внуки проповедницы, точно так же махали руками и ногами, да ещё и подпрыгивали. А взрослые вяло, но добросовестно, повторяли. Особенно старались дедушка у окна, и бабушка в серой шали.
Дети исполнили ещё один, более сложный танец, где ставили правую руку локтем на ладонь, и наставительно крутили пальчиком в воздухе, а в конце куплета играли друг с другом в ладушки.
– Победа! – объявил чурка и сел рядом со своей толстой узбечкой в кофте в широкую чёрно-белую полоску, делавшую её ещё толще.
– За наше сегодняшнее богослужение помолится сестра Тамара.
И какая-то женщина поднялась со своего места и долго и взволнованно что-то говорила. Муромцева запомнила лишь одну фразу: «И помазывай елеем уста нашего пастора».