Прах и судьба

– Так и задумано, – усмехнулся Кодрус, сверяясь с табличкой у стены. – Чтобы новички сразу поняли, что Академия не отпускает тех, кто в нее вошел.

Его слова кольнули меня, и я резко остановилась.

«Не отпускает», – отозвалось в сердце странным ощущением. До сих пор я бежала вперед, не оглядываясь, лишь бы успеть, лишь бы попасть сюда, но впервые в голову закралась мысль: а кто остался позади? Я прикусила губу, замедляя шаги.

– Кодрус… – мой голос прозвучал глухо. – Ты думаешь… они ищут меня? Родители?

Брат обернулся и долго на меня смотрел, будто подбирая слова. В его глазах мелькнула тень, которую я уже знала – тень правды, которую не хочется произносить. Да и я не была готова. День оказался слишком тяжелым и уже давил на плечи. Неприятной мыслью оказалось и то, что я сама все это провернула и это был строго мой выбор.

– Не знаю, – признался он наконец. – Может, и ищут. Думаю, они сразу догадались, куда ты отправилась. Но сейчас, когда зачисление произошло, ты под защитой Академии и тебя никто не посмеет тронуть. Даже родители. А за шесть лет… Чего только не произойдет, верно?

Я поморщилась.

– Если он найдет меня… – прошептала я, – Такой скандал устроит. Как же это все отвратительно.

Брат едва кивнул.

– Скандал как скандал. Наша матушка и похлеще закатывала. Не думай даже. Тем более ты на факультете Смерти, что с тобой станется? После выпуска к тебе на пушечный выстрел не подойдут.

Немного погодя мы свернули за очередной поворот и увидели широкую арку, ведущую во внутренний двор общежития. Сквозь открытые створки веяло холодом и запахом мокрого плюща. Над воротами высился герб факультета, черный с золотыми нитями. Мне подумалось, что на нем не хватает стандартного черепа, совсем как в Бухте Пиратов, но быстро отмела эту мысль.

Под аркой открывался просторный двор общежития – сырой, вымощенный грубыми плитами, заросший по краям плющом, чьи темные листья блестели от дождевых капель. Воздух был пропитан смесью мокрого камня, кострового дыма и магии – той особой, едва уловимой дрожью, от которой кожа покрывалась мурашками. Я остановилась, глядя на здание, куда нам предстояло войти: массивная башня с узкими окнами, чьи стены поднимались высоко в небо, будто готовились сомкнуться над студентами тяжелым куполом. Мой новый дом.

От осознания этого по спине пробежала дрожь.

Кодрус легко подтолкнул меня вперед.

– Ну? Что застыла? Это всего лишь стены. Внутри все проще.

Но «проще» не было. Когда мы переступили порог, нас обдало запахом старого дерева и воска. В высоком холле темнели массивные лестницы, которые расходились в разные стороны. Там, под самым сводом, шептались голоса. Лиц разговаривающих было не разглядеть, и на секунду мне показалось, что их и нет вовсе. Свет факелов плясал на каменных плитах, и казалось, что само здание наблюдает за каждым нашим шагом.

– Здесь живут все новички, – бодро пояснил Кодрус. – Тебе выделят комнату. Я же живу в пристройке для преподавателей, это отдельная зона с частными домами. Тебе разрешено туда ходить, но не советую делать это на глазах у других адептов: подумают, что ты здесь не за свои таланты.

Я закатила глаза.

– Но ведь так и есть.

– Им это знать не обязательно.

Я сглотнула. Мысль о том, что нам придется разойтись, вдруг стала еще сильнее давить на плечи. Я привыкла, что брат всегда рядом, и теперь перспектива остаться одной в чужом месте казалась пугающей.

Мы быстро попрощались. Кодрус накинул на голову капюшон и вышел за дверь, а я повернулась и, все еще не доверяя собственным глазам, поплелась вверх по каменной лестнице. Дойдя до конца и повернув по наитию налево, у двери с выгравированным символом факультета меня встретила сухая женщина с острым носом, больше похожая на ворону, чем на человека. Она быстро глянула на меня, отметила имя в списке и молча указала на дверь в конце коридора. Я благодарно кивнула, а затем тронулась вперед.

Комната оказалась небольшой, но светлой: одно окно, за которым шумел дождь, узкая кровать с шерстяным покрывалом, письменный стол и высокий шкаф. На подоконнике стояла свеча в кованом подсвечнике. Я кинула сумку рядом с кроватью и медленно опустилась на край кровати. Все казалось нереальным: и сама комната, и тишина, и то, что теперь это мое место. Я провела пальцами по холодной ткани мантии и сжала губы. Совсем не похоже на старый дом.

Стены были каменные, но гладкие, словно отполированные временем. На них висели тяжелые гобелены глубоких, темных оттенков – бордового и темно-зеленого, узоры переплетались в них, образуя странные символы, будто живущие своей тайной жизнью. Потолок уходил высоко вверх, и балки, окрашенные в черный, тянулись вверх.

Вместо обычных свечей здесь светили огонь-камни – гладкие, полупрозрачные кристаллы, вмурованные в кованые подсвечники. Они излучали мягкий теплый свет. Иногда огонь внутри камня будто дрожал, отбрасывая на стены длинные тени, и комната оживала, как будто в ней прятались невидимые существа. Увлекательные изобретения, практичные и легко применимы в быту.

Кровати стояли у противоположных стен – каждая с высоким кованым изголовьем, украшенным замысловатыми узорами. На покрывалах был тот же темный бордо, сшитый плотной тканью, которая приятно шуршала под рукой. Между кроватями стоял маленький резной столик с поверхностью из черного дерева, на котором тоже горел небольшой огонь-камень – он светился чуть ярче, чем остальные.

Образ комнаты завершало окно узкое, с тяжелой решеткой и витражной вставкой наверху.

– Я сильнее, чем я думаю, – прошептала я, вновь стискивая в руках ткань плаща.

– Я сильнее, чем я думаю…Сильнее…

Я шептала и шептала, прикрыв глаза. Слова действовали на меня успокаивающе, а ровное дыхание позволяло успокоиться и взять себя в руки.

Но побыть одной мне не дали. Дверь вдруг скрипнула, и я от неожиданности вздрогнула. В комнату вошла девушка – высокая, гибкая и с прямой осанкой. На ней была простая дорожная мантия, а темные волосы собраны в высокий хвост.

– Так вот ты какая, – громко произнесла та, не утруждая себя приветствием. Ее голос звучал звонко, с легкой хрипотцой. – Новенькая соседка.

Она бесцеремонно поставила свой сундук у стены, смахнула с покрывала пару пылинок и села на кровать напротив, закинув ногу на ногу. Ее глаза – ярко-зеленые, почти кошачьи – внимательно по мне скользнули, словно оценивая меня с головы до ног. От внимания незнакомки все внутри сжалось, но на удивление, вспыхнул огонек интереса.

– Я – Лианна, – представилась она, и в ее тоне мне послышалось больше вызова, чем дружелюбия. – Факультет тот же, что и у тебя. Так что хочешь ты того или нет, но мы будем вместе не только в этой комнате.

Я неловко кивнула, чувствуя, что слова застряли где-то в горле. Лианна, кажется, и не ждала ответа: она уже разглядывала мою сумку и мой внешний вид в целом.

– Ну, посмотрим, выдержишь ли ты этот ад, – со смешком продолжила она. – Здесь выживают далеко не все.

Ее слова повисли в воздухе тяжелым предвестием. Несколько минут мы молчали, и я все не спешила начать разговор. Но у моей соседки, видимо, с этим проблем не было.

Она кинула взгляд на свои вещи, а затем перевела вопросительный взгляд на меня. Я вздохнула и произнесла:

– Мира.

– Мира, значит. – Лианна сузила глаза, а затем, плотно сжав губы, продолжила на меня смотреть.

Пару минут мы пребывали в тишине.

– Ну, раз ты молчишь, то расскажу о себе я, – протянула Лианна, закинув ногу на ногу так, будто сидела не на жесткой академической койке, а в кресле где-нибудь в особняке. Голос у нее был низкий, с хрипотцой, и сразу чувствовалось – человек привык, что его слушают.

Она слегка наклонилась вперед и волосы цвета темного дуба соскользнули ей на плечо.

– Я – некромант. И, поверь, это не просто слова. В академии будут те, кто станут дуть щеки и хвастаться родословной, но когда дело дойдет до практики – побледнеют и сбегут. Я же никогда не бегу. Мне нравится, когда все смотрят и понимают: лучше не связываться.

Она бросила взгляд на меня, словно проверяя, слушаю ли я, и продолжила с еще большей самоуверенностью:

– Я не из тех, кто приходит в Академию, чтобы прятаться в библиотеке. Я пришла сюда, чтобы доказать, что могу быть первой. И, знаешь, что самое интересное? – Лианна слегка прищурилась. – Я не сомневаюсь в этом ни на секунду.

Я заметила, как она усмехнулась уголками губ, будто действительно нравилась сама себе и не нуждалась в посторонней оценке. Я молча кивнула. Что ж, зато она была честной.

– Люди тянутся к сильным. И ненавидят их тоже. Но это меня всегда забавляло. Когда я вхожу в зал, все сразу делятся на тех, кто пытается завести со мной дружбу, и тех, кто сжимает зубы от злости. И те, и другие одинаково мне полезны, потому что, в конце концов, обо мне все равно говорят. А если говорят – значит, я на виду.

Она поднялась с кровати и прошлась по комнате, оглядывая стены, словно эта тесная клетка уже принадлежала ей.

– Вот так вот, соседка, – бросила она, поворачиваясь ко мне, – уж не знаю, какая ты, но я всегда выбираю: быть той, кого запомнят. Даже если ненавидят.

Я слушала ее и не знала, что сказать. Казалось, что вместе с Лианной в комнату ворвался жар, будто она принесла с собой кусок огня, и теперь он плавил воздух.

– Звучит… круто, – произнесла я, ощущая, как сухо во рту. – У меня… тоже все неплохо. Семья в порядке, родители… уважаемые. Да и с магией проблем нет, – быстро добавила я.

Ложь сорвалась с языка неожиданно легко, как будто я всю жизнь тренировалась притворяться. Я украдкой посмотрела на Лианну, но она лишь довольно кивнула, будто приняла меня в свой круг.

И я почему-то почувствовала облегчение. Будто на секунду тоже стала сильной.

– Серьезно? – Лианна вскинула бровь, будто присматриваясь внимательнее. – Ну тогда мы с тобой неплохо сработаемся. Не люблю нытиков и тех, кто вечно жалуется на жизнь.

Она снова устроилась на своей койке, села поудобнее и протянула руку, словно заключала договор. Я нерешительно пожала ее пальцы – сильные, горячие, как будто внутри нее пылал огонь. Представляю ее в полном расцвете сил.

– Слушай, а ты давно знала, что сюда поступишь? – спросила я, пытаясь звучать уверенно.

– С рождения, – хмыкнула она. – Родители всегда твердили: Академия – это шанс, и я должна быть лучшей.

– Я тоже… – я на секунду запнулась, но тут же добавила: – Я тоже знала, что хочу попасть сюда. Просто… это было важно.

Лианна довольно кивнула, как будто услышала то, что и ожидала.

– А правила? – начала я. – Они строгие?

– О, правила здесь – как паутина. Тонкие, липкие, но всегда можно порвать, если знаешь, как и где.

Она фыркнула.

– Я слышала, что за мелкие нарушения почти не наказывают. Но если ты вляпаешься во что-то серьезное, то полетишь отсюда быстрее, чем успеешь моргнуть.

Я кивнула, стараясь не выдать дрожь в голосе. Да, я не могла ей признаться, что у меня нет магии. Но рядом с Лианной все это казалось хоть чуток менее страшным.

Мы еще какое-то время болтали: Лианна рассказывала о караванах своего отца, о том, как ей доводилось ночевать прямо под открытым небом среди степей и как она впервые сама подожгла костер одним щелчком пальцев. Я смеялась в нужных местах, поддакивала, вставляла вопросы, и с каждой минутой ее огонь как будто захватывал и меня. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что просто слушаю и забываю обо всем: о тяжелом пути сюда, о собственной тайне, о том, что, если кто-то узнает правду, все закончится. Рядом с Лианной это казалось неважным.

Пусть я и не сказала правды.

Той ночью я долго ворочалась на своей узкой кровати, слушая, как дождь мерным ритмом барабанит по стеклу. В комнате было слишком тихо, и каждый мой вздох казался громким, будто я нарушаю чьи-то правила. Лианна уснула быстро – по ее размеренному дыханию я поняла, что ей и правда все равно, где ночевать и с кем делить пространство. Она выглядела так уверенно… а я чувствовала себя чужой в этих стенах. Мне очень не хватало моей комнаты: подушек, одеяла, да даже привычного запаха! А как там моя Тикси?

Потом вспомнились родители. Отец – суровый, с теми тяжелыми глазами, которые всегда смотрели сквозь меня, будто я была тенью. Мать… ее лицо ускользает, я пытаюсь удержать его в памяти, но получается лишь смазанный образ – руки, пахнущие хлебом, взгляд, в котором никогда не было защиты. Думают ли они обо мне сейчас? Злятся ли, что я ушла, или просто вздохнули с облегчением?

А еще – старик. Жених. Я вздрогнула, сжала одеяло сильнее, чем нужно. Он ведь может искать. Или уже ищет. Я представила, как он стоит у ворот Академии, гремя своим костылем, требует меня назад… и от этой мысли в груди стало так тесно, что я едва не заплакала. Но я в Академии. Здесь другие стены, другие правила. Сюда он не войдет. Не должен войти.

И все же страх не отпускал.

Я перевернулась на бок, глядя на силуэт Лианны в темноте. Она спала так спокойно, так безмятежно. Как ей это удается? Я завидовала этой уверенности. О том, что мы сможем стать подругами я и не мечтала. Вряд ли Лианна хочет себе в друзья обычного человека.

Потом я вновь перевернулась, встала, прошлась по комнате, полежала на холодном полу и вновь легла в кровать. Шли часы, но сон никак не приходил. Я слушала дождь, треск факела в коридоре, редкие шаги за дверью и думала, что утро будет мудрее, что утром все будет лучше. Чем сейчас. По крайней мере, мне не помешало бы выспаться. Один день – и моя жизнь перевернулась с ног на голову. Конечно, я устала. Безусловно, мне необходимо заснуть.

– Я сильнее, чем я думаю, – едва слышно прошептала я и закрыла глаза.

Я лежала под шерстяным покрывалом и вслушивалась в шум за окном. Дождь то усиливался, то стихал, а вместе с ним меня накрывали волны воспоминаний – настолько ярких, что казалось, что я снова дома.

Наш особняк всегда был светлым: высокие потолки, широкие окна, сквозь которые вечно пробивался яркий солнечный свет. Пахло свежей выпечкой и цветами. По утрам я просыпалась от скрипа половиц: отец вставал рано. Он был суров, его голос редко поднимался, но слова всегда били наотмашь. Он не смотрел на меня как на дочь – скорее, как на лишний рот, еще одну обязанность.

Мать была еще строже. Всегда громкая, вечно требовательная. Я уверена, что она любила меня, но своей, особой любовью. Но самым ярким оставалось чувство тесноты. Словно стены дома сжимались с каждым днем, будто воздух внутри был тяжелее, чем снаружи. Я старалась убегать – на реку, в лес, туда, где можно было дышать свободно. Там я впервые училась мечтать. Я представляла, что однажды уйду, что за пределами нашего поместья есть другое место, где я буду собой.

И вот я здесь. В Академии. Я вспоминала те вечера у очага, когда мне казалось, что мир слишком узкий, слишком тесный… и сравнивала их с этими стенами. Да, они мрачные, строгие, но здесь есть простор, здесь есть шанс.

И все же сердце сжимается, когда я думаю о произошедшем. Думают ли они обо мне? Злятся ли, что я ушла? Или уже смирились? Я прижала к груди край одеяла, и на глаза навернулись слезы. Все это прошлое я принесла с собой, и оно меня так просто не отпустит.

Когда я заснула, я не заметила.

Мне снился дом. Будто я стояла на пороге, в знакомом полумраке, и чувствовала запах печи и хлеба, только теперь он отдавал гарью и горечью, словно все, что было дорогим, превратилось в пепел. В углу сидела мать, низко склонив голову, и пальцы ее мяли край фартука. Отец стоял посреди комнаты, лицо его терялось в тени, но я знала: он снова указывает мне на дверь. А там – жених. Старик Освальд. Каждый его шаг звучал ударом приговора.

Но я сделала шаг назад – земля под ногами исчезла. Вместо пола оказался влажный холодный камень. Я поняла, что оказалась в коридоре Академии. Стены сдвигались, тесня меня, а где-то вдалеке, посмеиваясь, стояла Севера. Я хотела что-то сказать, но мой голос тонул в густой темноте, он обволакивал меня, мои связки, и я не могла вымолвить ни слова…

Я хваталась руками за шею, пыталась сделать глоток свежего воздуха, но все вокруг сдавливало меня в тиски. В какой-то момент, когда слезы брызнули из моих глаз, ладони вновь зачесались и с пугающей интенсивностью начали пылать. Жгло нестерпимо, я вновь пыталась найти причину, но под тканью моего платья скрывалась лишь моя кожа, испещренная золотыми линиями. Севера все улыбалась, протягивая ко мне руку, а я не могла даже закричать.

Вдруг в теневом пламени начали мелькать образы. Сначала я не узнала их – словно это были чужие обрывки памяти. Детская комната, где ярко светил огонь-камень. Женщина с темными волосами – строгая и красивая, держащая в руках артефакт. Мужчина в дорожном плаще с картами и золотыми монетами. Караван, окруженный степью и ветром. Маленькая девочка, смеющаяся над языками пламени в ладонях.

Я знала: это не мое.

Огонь внутри меня хлестал сильнее, и картины сменялись все быстрее. Лица, дороги, смех, отголоски ссор. Чужое прошлое, но я чувствовала его, как собственное. И тут, словно вспышкой, меня пронзило понимание: это Лианна. Я видела ее жизнь. Я попыталась отвернуться, но пламя держало меня, словно заставляя смотреть дальше.

Вдруг образы оборвались – и мне показали будущее. Лианна, сидящая в темноте. Без своей привычной ухмылки. Плечи ее дрожали, и она закрывала лицо руками. Я услышала едва различимый, надломленный звук – она плакала. По-настоящему, а из рук ее сочились остатки магии. Что-то словно выпило ее, оставив лишь крошки былого урагана, что жил в ее крови.

Огонь охватил меня последней волной, и я дернулась. Было невыносимо больно.

Посреди ночи я проснулась рывком, горло сдавило криком до боли. Сердце колотилось, а руки дрожали. Лианна, недовольно засопев, перевернулась на другой бок, даже не проснувшись. Я старалась дышать тихо, но, когда осознала, что мне все еще больно, подскочила с кровати и понеслась в ванную комнату, на ходу хватая огни-камни. Пара хлопков – и они загорелись, подсвечивая мягким золотом все на своем пути.

Я заперлась изнутри и притянула камень ближе, рассматривая ладони. Боль утихала, а пальцы подрагивали, не в силах совладать с пережитым страхом. Наконец начав успокаиваться, я в последний раз поднесла руки ближе к лицу и в самый последний момент увидела, как золотая нить гаснет ярким всполохом где-то там, глубоко под кожей.

Сердце вновь быстро забилось.

Где-то на задворках моего сознания послышался гулкий смех Северы.