Прах и судьба

Глава 9. Голос с той стороны

Ну что ж, этот день настал. День, когда вся Академия узнает, что я полный ноль, дилетант и прочие обидные слова, которые будут преследовать меня до конца моей жизни. И после нее тоже, скорее всего, ведь меня поднимут и заставят мое умертвие вспоминать все постыдные проделки и весь этот фарс с Академией. Но просто так сдаться, уйти или сбежать я тоже не могла: я бы так никогда не поступила, а потому с самого утра я собиралась, как в последний путь.

Волосы я убрала в низкий пучок, туго их затянув. Удобная водолазка, брюки, сапоги, бессменная мантия адепта Академии. Пусть сегодня я пролечу с треском, под гогот и улюлюканье своих коллег по некромантии, но зато сделаю это красиво.

Перед выходом я несколько раз проверила конспекты, закрыла книги и поправила накидку, словно это могло помочь мне хоть чем-то. Не найдя себе места, я плюхнулась на кровать и подняла голову, рассматривая соседку. Лианна уже была готова, она так же собрала все необходимое и уселась напротив меня. Сегодня она была бодра и слишком разговорчива, даже больше, чем в обычные дни. Ее глаза задорно светились, и я догадывалась, что это было связано далеко не с учебой.

– Нервничаешь? – коротко спросила она.

Я кивнула. Лианна слегка покачала головой.

– Это нормально. У нас самый сложный факультет. Мы имеем право на волнение.

Я вздохнула и попыталась сосредоточиться.

– А ты? – спросила я. – Тебе не страшно?

– Иногда, – честно призналась Лианна и пожала плечами. – Но я стараюсь не думать о страхе. Сосредотачиваюсь на том, что знаю. И… знаешь, некромантия помогает думать о том, что мы не одни.

По моей коже пробежались мурашки.

– Ты имеешь в виду… Духов?

– Кто знает, кто знает…

Она затейливо улыбнулась и оглядела комнату, словно где-то мог спрятаться призрак. От этого мне стало не по себе, хотя сама я знала о существовании Иного мира и даже участвовала в спиритических вызовах. Но сейчас, в комнате, которая являлась островком спокойствия в мире тягот… Думать об этом не хотелось.

– Давай не будем об этом.

– А о чем будем? О вампирах?

Я вскинула голову.

– Почему именно о них?

Лианна засмеялась.

– О, не говори, что тебе не интересен наш красавчик ректор. Ты разве не знала, что он один из них?

Я замотала головой, пытаясь переключиться на совершенно другой поток мыслей.

– Лианна, нам сейчас совершенно не до этого.

Сестра по койко-месту вновь засмеялась и перебралась ко мне на постель.

– Ой, да брось ты! Я же знаю, что тебе интересно. Всем интересно. Арман… – произнесла она, словно пробуя имя на вкус. – Говорят, он особенный.

– Особенный?

– Ага. Один из древнейших.

Я закатила глаза, не решаясь продолжать диалог. Но казалось, болтливой Лианне сегодня не требовалось общение, и она спокойно продолжила рассуждать вслух:

– Он наблюдает, как ты учишься, как двигаешься, как реагируешь. Его мир – это мир деталей. Наверное, скучно жить, не имея возможности умереть. Мы то, раз-раз и все, отплясали свое… А он? Бедолага. Врагу не пожелаешь.

Я молча покачала головой. Да, где-то глубоко в душе мне его тоже было жаль. Столько лет… Не имея возможности уйти… Хотела бы я себе подобной участи? Наверное, нет. Но если с ним… С ним, я думаю, я была готова отправиться на любой конец света. Даже если этот свет являлся тьмой.

Мы помолчали несколько мгновений, и наконец в комнате воцарилась гармония. Я непроизвольно глянула на Лиану, сидящую рядом. Она, довольная болтовней, разглядывала свои разноцветные ногти. Ее волосы, темные, словно горячий шоколад, были убраны в аккуратный низкий пучок, совсем как у меня. Легкая челка слегка спадала на лоб, придавая мягкость строгим чертам лица. Лиана всегда умела привлечь внимание именно к глазам – и сегодня это оказалось особенно заметно. Чувство стиля ей тоже было не занимать. Сегодня она выбрала темно-синее платье из мягкой ткани, которое облегало плечи и слегка расклешивалось к низу, заканчиваясь чуть ниже колен. Справа был приколот значок Академии. Что ж, хоть кто-то раздаст стиля на моем похоронном зачете.

Спустя час я шагнула в зал факультета некромантии, и холодная волна мрака сразу накрыла меня с головы до ног. Потолки здесь были высоки и терялись во тьме, колонны из черного камня уходили ввысь, будто в бесконечность, а в центре зиял круг, выложенный серебряными рунами. Запах сырости, воска и чего-то прелого витал в воздухе. Я сжала ладони – они почему-то зудели, и внутри все сжалось в тугой узел. Отголоски прошлого вечера меня все еще преследовали, поэтому сегодня я старалась не встречаться взглядом с ректором, а также не выискивать своего брата. Пусть все будет как будет.

– Рузвельд, – произнес кто-то из комиссии. Голос разнесся по залу, как удар колокола.

Я подняла взгляд. В полумраке сидели пятеро: в черных мантиях, с лицами, скрытыми капюшонами. Их глаза едва поблескивали – как у хищников, готовящихся к нападению. Я не знала, кто именно из них говорит, но каждое слово било по нервам. Хоть бы все сегодня прошло быстро и безболезненно.

На лекциях по некромантии мы говорили о смерти и времени, практиковались в вызове души и наложении чар на умертвие. Но то, что я услышала следом, заставило меня вздрогнуть.

– Тебе предстоит вызвать дух умершего, – голос в темноте сделал паузу, словно наслаждаясь моим напряжением. – Ты должна будешь воскресить его умертвие. Полностью. Разум должен сохраниться. Получится – зачет сдан, нет – вылетаешь из Академии, словно пробка из шампанского. Тебе все ясно?

Я почувствовала, как в горле пересохло.

– Ясно, – выдохнула я. Мне конец.

– Тогда приступай.

Я стояла, не в силах сделать ни шага.

– Мирабель, мы долго тут будем стоять? Либо делай, либо уходи.

Не чувствуя собственных ног, я медленно повернулась и подошла к начерченному кругу. Серебряные символы, кажется, дрогнули, когда я переступила за пределы узора и внутри него стало так холодно, будто наступила зима. Я услышала, как в соседних рядах что-то щелкнуло, и в центр круга опустили маленький сосуд, закрытый восковой печатью.

– Здесь останки. Достаточно, чтобы вызвать дух, – пояснили мне. – Он умер в прошлом году. Сын местного пекаря, утонул. Приготовься.

Приготовиться к чему? Нет, в теории я знала, что необходимо сделать, но как все провернуть, не имея и крупицы сил? Я с тоской смотрела на сосуд и чувствовала, как сердце уходит в пятки.

Комиссия молчала. Зал тоже. Только мое дыхание казалось громким.

Что ж, если выбора нет, то меня с позором выгонят из Академии. Поэтому самое время напрячься и вспомнить всю теорию от профессора Крейн. Закрыв глаза, я медленно осела в круге, сняв крышку с сосуда. По залу прошелся легкий ветер, слегка растрепав выбившиеся на лбу пряди волос.

Первый шаг – медитация.

Правда, одно дело – сказать, другое – сделать. Медитация и в жизни дается с трудом, потому что куча мыслей гонит стадо овец с одной стороны на другую, а здесь, под взглядами комиссии и других адептов, прошедших и готовящихся к испытанию… Эмоции захлестывали меня, словно волны. Они утягивали на дно, заставляли сомневаться, бояться, и я не знала, за что ухватиться, ведь все внутри кричало о том, что стоит просто встать и уйти. Не позориться. Но я хотела хотя бы побороться.

Я глубоко вздохнула. Первый раз. Второй. К черту всех! Медленно дыша, я силой тащила себя внутрь, туда, где билось мое сердце, туда, где существовала моя маленькая Сила. Ладони в ответ на мой уход зачесались, а затем вновь начали жечь. Я уже так привыкла к этому, что даже не стала обращать внимание. Благо в зале также царила тишина.

Медленно. Ступенька за ступенькой. В чертогах разума темно. Чем глубже спускалась, тем меньше мыслей, что занимали голову в обычный день. Никаких переживаний. Только обволакивающая пустота, соприкасающаяся с тем, зачем я пришла.

Зеркало. Старое, треснутое. Я прикоснулась к нему ладонью, и по стеклу разошлась паутина золотых нитей. Я глубоко вдохнула, так, что мне еще необходимо время на полный выдох. Когда же я поняла, что готова, то слегка дернула за нить, уходящую в зеркало, и властно произнесла:

– Покажись.

И в этот момент воздух дрогнул, показалось, что кто-то коснулся моего плеча.

Когда я выдохнула последние слова, серебряные руны на полу вспыхнули холодным светом, оживая. Сосуд дрогнул, и воск на крышке затрещал, рассыпаясь на куски. Изнутри поднялся легкий дымок – сначала серый, тонкий, как паутина, а затем становясь все плотнее и плотнее, пока в воздухе не заструилась фигура.

Мне не нужно было открывать глаза наяву, чтобы убедиться в этом, ведь в моем сознании передо мной стоял человек. Бледный, изможденный и с уставшими глазами. Другие видели его как легкую серебряную дымку, замкнутую в кругу рун, но сердце видело истинное лицо умершего. Волнения не было, удивления тоже. Лишь размеренное ощущение замершего времени. Лишь он, я и зеркало.

Парень попытался вдохнуть, а затем, когда вспомнил, что ему больше не нужен кислород, расстроенно осел на пол рядом со мной.

«Что вам опять от меня надо?» – глухо спросил он, не открывая рта. Вопрос раздался гулким эхом, прокатившимся по моему разуму. Ладони горели, а в груди начал разрастаться огонь.

– Мое имя Мирабель Рузвельд, – мягко произнесла я, а затем, решив пренебречь теоретическими знаниями, спросила то, что было запрещено спрашивать у мертвого: – А как твое имя?

Если бы я открыла глаза и вернулась в реальность, то услышала бы, как по залу пронесся неодобрительный ропот. Севера наверняка даже встала бы со своего места и неодобрительно скрестила руки на груди. Но я этого не видела. Тень качнулась. Парень, печально смотревший вдаль, перевел взгляд на свои руки, а затем на меня.

– Я не помню собственного имени.

Я мягко кивнула.

– А кем ты был, помнишь?

Тот вновь растерянно помотал головой. Я едва вздохнула. Я помнила этого паренька. В прошлом году весь город был опечален новостью о смерти Джека Роршха. Он покинул наш мир совсем молодым, но что печальнее – в день рождения собственного отца. Через пару месяцев, вслед за сыном, ушел и сам пекарь. Его сердце не выдержало утраты.

– Нет… Я здесь так давно… И меня постоянно будят. Постоянно задают вопросы. Теперь и ты это делаешь.

Я замолчала. Мне было стыдно, что я точно так же, как и остальные, заставила его переживать все то, что он раньше чувствовал. Вновь и вновь. Наверное, это самое жестокое, что можно было бы сделать с тем, кто ушел от нас, – приковать его навечно к артефакту и использовать, как подопытную крысу. Я вскинула голову.

– А что бы ты хотел?

Джек печально пожал плечами, а затем вновь уставился на свои распухшие руки, будто видел их впервые.

– Я даже не помню, кто я. Не знаю, чего бы я хотел, будь у меня имя.

И тогда я сделала то, что сделала.

– Тогда, что бы хотел на твоем месте Джек Роршх?

Услышав собственное имя, погибший на мгновение вскинул голову, а затем его очертания начали проясняться. Кожа стала светлее, глаза обрели зрачки, а щеки заалели. Исхудавшее тело вновь начало обретать очертания обычного человеческого тела. Я наблюдала за этим молча. Окружавшая нас мгла давила на плечи, но в то же время нас никто не трогал и не торопил.

Если бы я знала, что в этот момент Севера уже стояла за кругом из серебряных рун и пыталась ко мне пробиться, я бы, наверное, испугалась. Но я не знала.

– Я Джек… – шептал парень. – Я Джек… Джек Роршх. Где мой отец?

Я едва не задохнулась вздохом. Джек глянул на меня с осторожностью и надеждой, но увидев, как я отрицательно покачала головой, не выдержал и расплакался. Я не могла отойти от зеркала, но как могла, окутала теплотой золотых нитей тело Джека, а затем повторила свой вопрос:

– Что бы хотел на твоем месте Джек Роршх?

Тот поднял на меня глаза и, трясясь всем телом, попросил:

– Отпустите. Я хочу домой.

И я кивнула.

В этот момент я ощутила легкое покалывание у запястья. Сначала не поняла, а потом заметила, что подвеска, подаренная братом, вспыхнула золотым светом под рукавом. Металл был горячим, но не обжигал – словно пульсировал в такт моему сердцу. Я сорвала с руки артефакт, что помогал мне брать силу брата и использовать ее на мелких практиках, и едва не захлебнулась ударившей по мне волной силы. Моей силы. Она жгла меня изнутри, светилась, и в какой-то момент я поняла, что больше мне не больно. Что теперь я это принимаю. И я все отпустила.

Золото заструилось по венам. Я глубоко вдохнула, направляя весь источник своей силы на линию смерти Джека. В переплетении его судеб я увидела и его отца, крепко держащего за руку сына. Следующая нить – нить судьбы, определявшая его будущее. И она ясно давала понять, что судьбой души Джека являлась служба у некромантов еще целых десять лет. Я посмотрела на рыдающего парня, и решила, что я бы хотела для него иного. И решилась.

Протянув руку до этой нити, я мягко ухватилась за нее, расправляя в пальцах. Зашептав заговор, я медленно повернула ее накрест, заставляя светиться белым, а затем начертала совершенно другой путь.

– Джек, за то, что ты был хорошим человеком. За то, что ты достоин посмертия. Ты свободен. После ухода ты сам сможешь сделать выбор – переродиться или остаться в посмертии вместе с отцом. Но теперь решать только тебе.

Парень оторвал лицо от ладоней, а затем удивленно посмотрел на меня. Его тело начало медленно распадаться, светясь изнутри белым, и я смотрела, пока Джек совсем не исчез.

Я стояла в центре круга, не в силах отвести взгляд от призрачного лица. Он был так близок и так бесконечно далек. Я подняла руки – и в тот же миг по венам пробежал огонь. Не боль, нет, – что-то другое. Кожа зудела, и вдруг я ясно увидела, как под ней проступили золотые линии, сияющие мягким светом. Они шли от сердца к ладоням, собирались там и прорывались наружу.

– Он свободен, – прошептала я. Голос мой сорвался, но золотые нити сами нашли путь.

Зал содрогнулся. Я открыла глаза и впервые осознала – комиссия больше не сидела неподвижно. Один из магистров выпрямился так резко, что его капюшон соскользнул. Другой подался вперед, пальцы вцепились в край кафедры.

– Это… – раздался сдавленный голос. – Что это было?

– Она… его отпустила? – спросил другой, и в его словах слышался трепет.

Я сидела на коленях, тяжело дыша, и смотрела на свои ладони. Они еще сияли. И я понимала: это не был обычный зачет. Я не просто вызвала и отпустила духа. Я переписала его путь. Я дала ему то, чего он ждал. И у меня впервые проявилась сила. Моя сила.

– Мы просили его воскресить, а не отпустить, – резко бросил один из магистров, поднявшись на ноги.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Я прижала руки к груди, пытаясь спрятать остатки золотого свечения, но оно упрямо пробивалось сквозь пальцы. Я уже чувствовала на себе десятки взглядов – прожигающих и недобрых.

И вдруг послышались шаги. Гулкие, уверенные. Арман Эсканар спустился из тени верхнего ряда, его фигура отделилась от темноты так резко, будто сам мрак уступил ему дорогу. Высокий, брутальный, с хищным прищуром, он подошел ближе и остановился у самого круга.

– Довольно. – Его голос прозвучал так властно, что дрогнули каменные стены.

Коллегия зашевелилась, но замолчала.

– Она некромант. И решила поступить подобным образом. В любом случае, это было блестяще.

– Но… – один из них попытался возразить. – Какой некромант отпускает души?

– Пора расширять представления о некромантии. – Арман вскинул бровь, и его тон оставался ледяным. – Может быть, это всего высшая форма того, что вы сами преподаете.

Я стояла, не веря своим ушам. Он защищал меня. Меня! Хотя… я уловила в его взгляде странное, едва заметное сомнение. Он смотрел на мои руки, на золотые нити, исчезающие под кожей, и в его глазах мелькнула искра догадки.

Он знал. Или хотя бы догадывался.

А я… я едва держалась на ногах. В груди все еще пылал огонь, ладони зудели, а сознание отказывалось принимать увиденное. Я изменила судьбу. Настоящую, чужую судьбу.

Я опустила голову, боясь встретиться с чьими-то глазами. Хотелось спокойствия, а не разборок с комиссией после выплеска силы.

Арман подошел ближе. Комиссия все еще перешептывалась, но никто не осмелился больше открыть рот. Он протянул руку – не касаясь меня, просто обозначая жестом, – и твердо произнес:

– Зачет закончен.

– Но… – начал было один из магистров.

– Я сказал, закончен. Верно, профессор Крейн?

Севера рассматривала мои руки и лицо. Она выглядела задумчивой, но никак не раздраженной. Теперь, когда круг погас, она могла пересечь руны и, перешагнув через них и наклонившись над моим ухом, прошептала так, чтобы никто больше не смог ее услышать:

– Служба была ему по судьбе. А ты все переделала. Какая смышленая девочка.

Я испуганно глянула на профессора. Севера улыбнулась. Арман же, не дожидаясь еще одного высказывания от Северы, схватил меня за край мантии и повел через темные ряды. Спустя пару минут дверь зала скрипнула и закрылась, оставив нас вдвоем в полутемном коридоре.

Только тогда Арман остановился. Его глаза – темные, пронизывающие – упали на меня. Некоторое время он молчал, а я ощущала биение сердца в горле.

– Ты понимаешь, что сейчас сделала? – спросил он наконец.

На мгновение мои мысли занял цвет его глаз. Почему они постоянно меняли цвет? Было ли это особенностью вампиризма?

– Нет… – мой голос дрогнул. – Я только… хотела отпустить его. Оно само вышло. Сила словно овладела мной, захлестнула.

Он шагнул ближе. Слишком близко. Его тень накрыла меня, а лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах.

– Это не «само», Мира, – мягко произнес он. – Я видел сотни выпускников. Ни один некромант не способен так работать с судьбой. Ты изменила поток. Ты вмешалась в то, что неподвластно даже старшим мастерам.

Я сжала зубы.

– То есть… я не некромант? – спросила я едва слышно.

В его взгляде мелькнула искра.

– Для остальных – ты некромант, – произнес он. – И мы оставим это так. Больше никто, даже твой брат, не должен догадаться о настоящем положении вещей.

У меня перехватило дыхание.

– Профессор Крейн знает.

Арман лишь отмахнулся.

– Она умеет держать язык за зубами.

– Что тогда… что мне делать? – выдохнула я.

Арман не ответил сразу. Он наклонился к моему уху:

– Не бойся. Я о тебе позабочусь. Пойдем.

Он позволил мне пойти впереди. Арман держал меня за локоть – не сильно, скорее направлял, но этого было достаточно, чтобы я не рухнула прямо на каменный пол. Его ладонь казалась теплой, но от этого тепла веяло такой силой, что хотелось высвободиться.

Мы вышли из коридора в боковой проход Академии, где почти никого не было. Огни факелов горели тускло, воздух пах старым камнем и воском. Я едва держалась на ногах и чувствовала, как внутри все еще пульсируют золотые нити.

– Ты слишком бледна, – произнес он негромко. – Дойдешь до своей комнаты сама?

Я застыла, виски пульсировали. Он выпрямился и снова пошел вперед, не дав мне времени ответить.

– Держись за меня, – сказал он уже сухо. – Я так понимаю, ответ «нет».

Мы свернули к жилым корпусам, за которыми показалось наше общежитие, и чем ближе была моя дверь, тем сильнее кружилась голова. Арман не отпускал мой локоть, его шаги были уверенными, размеренными, а я едва поспевала за ним, словно он тянул меня сквозь вязкий туман.

У своей комнаты я остановилась, уставившись на темное дерево двери, как на стену, через которую не перелезть. Арман легко толкнул створку и проводил меня внутрь.

– Ложись. – Его голос был холоден, но в нем прозвучала странная забота, от которой мне стало только труднее дышать.

Я опустилась на край кровати. Ладони все еще покалывало, и я сунула их под ткань одеяла, чтобы не видеть слабого золотого свечения, которое никак не хотело исчезать. Арман задержался в дверях. Высокий, мощный силуэт заслонял свет факелов в коридоре.

– Не говори никому о том, что произошло, – повторил он. – Пусть думают, что ты просто некромант. Отдыхай. Мне нужно еще поработать.

И ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

Я осталась одна. Комната казалась чужой, стены давили. Я сжала руки в кулаки – и золотые нити на миг вспыхнули под кожей, как жестокое напоминание о том, что внутри меня теперь живет нечто, чего я сама не понимаю.

Я прижала ладони к лицу и прошептала в пустоту:

– Кто я?..

Ответом мне был едва слышимый звук.

– Спасибо… Мирабель… – прошептал голос в ночи.

И я знала, что это был голос Джека.