Корона Толимана

– Наталья Алексеевна! Наталья!

Лишь с третьего его крика он разобрал ее звонкий голосок в одной из спален. Он подскочил к нужной двери. Не понимая, отчего девушка не выходит, он с силой начал дергать дверную ручку. Дверь оказалась заперта, а из-под нее в узкую щель у пола валил серый дым.

– Отоприте дверь! – закричал Михаил.

– Дверь не заперта! – услышал он тут же нервный голосок Наташи. – Но я не могу ее открыть!

Граф опять надавил на дверь и отметил, что ручка действительно двигается нормально. Но дверь не открывалась. Поняв, что от жара дерево повело и дверь перекосило, оттого она и не двигалась, он закричал Наташе:

– Отойдите от двери, чтобы я не поранил вас!

– Я не могу! Вся кровать уже в огне, – запричитала Наташа через дверь и закашлялась.

– Ложитесь на пол! – тут же скомандовал мужчина и начал мощными ударами плеча выбивать дверь. – Вы слышите меня, Наталья Алексеевна?

– Да, – услышал он ее слабый голосок, и девушка вновь сильно закашлялась.

От жара пот струился по его лицу, но Чернышев не замечал этого, а лишь упорно, что было мочи ломал дверь. Да он мог выбить ее одним энергетическим ударом, но это могла увидеть Наташа или еще кто-то. Потому он действовал, как и полагалось человеку этого мира. Лишь с девятого удара, твердая дубовая дверь поддалась, и он выбил первые бруски. Далее еще несколько раз прошелся мощными ударами по древесине и сделал нужный проход, чтобы войти хотя бы наклонившись.

Картина что предстала перед ним, оказалась ужасна. Почти вся комната полыхала в огне. Лишь передняя часть, примыкающая к двери, была еще без огня. Девушка лежала на полу перед дверьми и хрипела, не в силах прокашляться, в следующий миг Наташа потеряла сознание, надышавшись удушающего дыма. Михаил ринулся в выломанный проем. Зная, что никого более нет поблизости, он протянул руку вперед и тут же выкинул ледяной столп снега в сторону кровати, чтобы немного усмирить разбушевавшийся огонь. Это дало ему несколько мгновений, для того чтобы схватить девушку и вытащить ее через сломанную дверь в коридор.

Стараясь не дышать, граф легко подхватил ее на руки и устремился со своей ношей к лестнице. Чем ниже он спускался, тем яростнее полыхал огонь вокруг, неумолимо подступая к лестнице. Дерево под его ногами жутко трещало, но Михаил стремглав сбегал по многочисленным ступеням вниз, отчетливо осознавая, что каждый миг промедления, может грозить рухнувшей под ними лестницей.

Спустя несколько минут он выскочил с девушкой наружу, и тут же к нему подлетел Алексей Петрович, причитая словно наседка:

– Моя девочка, что с ней? Она умерла?

– Жива она, – успокоил его мрачно Михаил, подходя к ажурной скамейке, которая стояла чуть поодаль у вяза.

Он осторожно положил Наташу на нее. Только тут на свежем воздухе, Чернышев вздохнул полной грудью и невольно уловил приятный сладковато-пряный аромат, исходивший от девушки и присущий только ей. Этот запах уже во второй раз за сегодняшний вечер вызвал в его существе некий трепет.

– Но она совсем не дышит! – кудахтал Алексей Петрович над дочерью, легко хлопая девушку по щекам.

Пытаясь не показать своего нервного состояния, и понимая, что его состояние слишком взволнованно и до крайности возбужденно произошедшим происшествием, Чернышев сосредоточился, и начал внутреннюю медитацию, чтобы привести свой организм в спокойное состояние.

Он стянул с лица платок и, склонившись над Огарёвой, приложил пальцы к ее шее.

– Успокойся, дышит она. Дыму просто надышалась. Здесь на воздухе должна прийти в себя, – уверил Михаил друга.

Удостоверившись, что Наташа просто без сознания, Михаил выпрямился и чуть отошел от девушки, уступив место ее отцу, который наклонился над дочерью пытаясь привести ее в чувство.

Глава IV. Огарёвы

Граф перевел взгляд на горящий дом, который пытались потушить многочисленные дворовые, упорно таскающие воду. Михаил понимал – особняк обречен и вряд ли удастся его спасти. Интуиция подсказывала ему, что дом Огарёва загорелся не просто так. Вопрос теперь был в другом. Куда делась Звездная капля? Вряд ли она погибла в огне, ведь она была высокоразумным существом девятых вибраций и могла себя спасти.

Ко всему этому, Огарёвы в данное время находились на прицеле у этих нелюдей. Да он уничтожил двух из них, но сколько орионцев охотились теперь за каплей было неведомо. Потому отец и дочь подвергались нынче смертельной опасности, и тому подтверждением был полыхающий особняк и два трупа под окнами. Михаил чувствовал, что не может сейчас оставить Огарёвых на произвол судьбы, а точнее на произвол тех, кто не гнушался убийствами живых существ, чтобы достичь своих темных целей.

Он перевел обратно взор на Алексея, который осторожно хлопал по щекам Наташу, и что-то причитал.

– Сама судьба послала тебя сегодня! – воскликнул в порыве Алексей Петрович. – Если бы не ты, то я не знаю, что было бы с моей Наташенькой.

– Ты бы распорядился из конюшен лошадей вывести, – дал дельный совет граф, телепатически уловив призывы животных о помощи.

– О да, конечно, я совсем не подумал! – воскликнул Огарёв и, выпрямившись, побежал в сторону конюшен, крикнув на ходу Михаилу: – Присмотри за Наташей!

Михаил вновь вытер горячий пот со лба и чуть придвинулся к девушке. Он настойчиво начал вглядываться в ее неподвижное лицо и уже через миг ощутил, что его завораживает это зрелище.

– Все-таки какое искусное творение природы, – произнес он задумчиво, чуть склонившись над нею и внимательно рассматривая каждую черточку на бледном лице девушки.

Ее щека была испачкана в саже, прическа с одной стороны развалилась, а ее густые темные локоны свободными прядями лежали на ее плече. На ее шее билась жилка, которая указывала на то, что девушка жива, а взор Михаила переместился ниже, на ложбинку между грудей. Он отметил, что ее грудь вполне сформировалась для ее юного возраста и имела нежно персиковый оттенок кожи.

Вдруг он поймал себя на том, что ведет несвойственным для себя образом. Он вел себя как обычный землянин восемнадцатого века, увидев красивую девушку и тайком рассматривая ее прелести. Но он не был им. Его вибрации были гораздо выше и он мог контролировать свои эмоции, поступки и чувства. Вмиг спалив огнем Вселенской Любви внутри себя все страстные вожделенные образы, которые непроизвольно завладели его существом, Михаил нахмурился и заставил себя думать о девушке более отстраненно.

Она так и лежала неподвижно, и это не нравилось графу. Она должна была уже прийти в себя. Оглядевшись кругом и отметив, что никого нет поблизости, он приложил два пальца на определенное место на ее лбу и, сосредоточившись, надавил на нужные точки. Уже через минуту он убрал руку, понимая, что нельзя долго воздействовать на этот энергетический пучок сознания. Он протяжно вздохнул, ожидая результата.

Через секунду Наташа пришла в себя, и ее взор вклинился прямо в его лицо. И тут же уже во второй раз за сегодня Михаил невольно прищурил глаза, поразившись насыщенному изумрудному цвету ее блестящих глаз. Она моргнула несколько раз и попыталась сесть на скамье.

– Вам лучше, Наталья Алексеевна? – поинтересовался граф, помогая ей сесть.

– Вполне, – пролепетала Наташа, озадаченно смотря на него снизу вверх. Она села прямо, но мгновенно спохватилась, начала пальцами перебирать свои распущенные волосы. – О Боже, все развалилось! Только не это! – и заметив непонимающий взор графа, быстро добавила, словно объясняя: – Я ужасно выгляжу!

– Неправда, – нахмурился он, отмечая, что из ее прически выпала лишь пара длинных прядей, основная же часть волос так и была уложена в затейливую прическу и украшена жемчугом. И это нисколько не портило ее довольно милого образа.

Ее же руки уже пробежались по голове. Отметив, что волосы еще держались в прическе шпильками и небольшим черепаховым гребнем, она уже более облегченно выдохнула:

– Ах вот же! Все вроде на месте.

– Как вы чувствуете себя?

– Скорее сносно, чем хорошо, – вымолвила она, пытаясь привести свои волосы в порядок, и перебирая темные локоны пальцами.

– Чудесно, – заметил он и, выпрямившись, добавил: – Пойду, помогу дворовым.

Пожар потушили лишь на рассвете. Удалось полностью спасти лишь нижний этаж дома, и половину второго. Облицовка и убранство левого крыла была уничтожена до кирпича. Обгоревшие остатки дома еще долго шаяли зловонным черным дымом.

На рассвете, около четырех утра, Наташа сидела на скамье в саду с графиней Неверовой и мадам Ригель. Дамы остались с девушкой для моральной поддержки. Рядом сидела и Велина Александровна. К женщинам приблизились Огарёв с Чернышевым, оба в грязных от дыма рубашках, с красными усталыми лицами. Завидев дородную фигуру отца и высокую фигуру графа, Наташа проворно поднялась со скамьи и пошла на встречу к ним.

– Как там, батюшка? – спросила она обеспокоенно, глядя на него печальным взглядом.

На плечах девушки до сих пор красовался темный довольно большой камзол Чернышева, который он оставил ей, уходя, чтобы она не замерзла.

– Весьма плачевно, сладенькая, – расстроенно ответил Алексей Петрович. – Все этажи в копоти, а второй сожжен напрочь. Первый хоть немного цел, но жить там невозможно из-за ужасной вони.

– И впрямь печально, – кивнула девушка. Обратив внимание на графа, стоящего рядом с отцом, она сказала: – Благодарю вас, граф, за спасение. Если бы не вы…, – она замялась.

– И впрямь, Михаил, все же, как ты быстро сориентировался, и в дом горящий не побоялся войти, – закивал Огарёв.

– Будет вам, – улыбнулся Чернышев отцу и дочери. – Я лишь сделал то, что должен был. Любой бы на моем месте поступил бы так же.