–– Это точно. Минуты текут слишком быстро, когда мы вместе или на телефоне. Зато когда врознь – время тянется слишком медленно. Так бесит!
–– Зато какие это минуты… те, что вместе.
–– Не спорю.
Молчание.
–– Что с нами происходит? – вдруг спросила Лена.
–– Что ты имеешь в виду?
–– То и имею: я не могу понять, как относиться к тому, что между нами.
–– Просто живи. Не задавай лишних вопросов.
–– Я так не могу. Я человек науки, забыл?
Он рассмеялся.
–– Ну, за себя могу ответить: мне просто хорошо.
–– Ты счастлив?
–– Никогда не был счастливее.
–– Знаешь, мне иногда кажется, что именно то, чего не можешь описать, и есть то самое лучшее и теплое. Странно. Не могу слепить слова друг с дружкой.
–– Если бы можно было представить это чувство как вкус – что бы это было? – попытался он облегчить ей задачу.
Лена задумалась на мгновение, но чувства подсказали ей ответ:
–– Представь самый чудесный на свете шоколадный торт, пропитанный ликером, с нежнейшим шоколадным кремом. Сладко, но не приторно. С легкой и пьянящей цитрусовой ноткой.
–– Да тебе следовало идти в кондитеры.
–– Возможно, – усмехнулась она. – Что ты чувствуешь?
–– Чувствую вкус этого торта прямо сейчас.
Разве могло бы быть что-то лучше вот этих моментов, связывающих их души? Пусть на расстоянии в сотни километров. Пусть на несколько часов, минут. Это было странное единение таких юных и непохожих друг на друга людей. Вот так просто и сложно одновременно. Что может быть проще чистой влюбленности? Непонятной, чуждой, необъяснимой.
Глаза Лены отражали огни города, угасающие один за другим. В глазах же Курсанта запечатлелся ее образ: спящая, она прижалась к его руке, ее дыхание ласкает кожу, и, кажется, что этот момент равен вечности. Больше ничего и не нужно. Просто эти мгновения рядом. Они не усложняли, не думали о будущем. Они радовались поздним звонкам друг от друга. Писали глупые послания, сочащиеся нежностью. Не видя преград, препятствий, в сущности, не видя ничего, кроме самой теплой мечты. Мечты просто прикоснуться друг к другу. Как это мало. И как, если подумать, много.
V
«Скоро все будет хорошо», «скоро мы будем вместе», «скоро все закончится». Лена не могла уснуть от хоровода мыслей в голове. Ей нравилось думать о нем, но не нравилось возвращаться в реальность, где они были оторваны друг от друга. Но, кажется, осталось совсем немного – и все кардинально изменится.
Она снова в поезде. Ведь завтра его выпускной. Завтра все станет иначе. Это чувство таяло внутри сердца, словно сливочное масло на раскаленной сковороде. Столько лет они жили на два города, столько дней провели порознь, хотя могли вместить в эти дни столько счастья. От этого осознания внутри все сжималось. Но зато теперь она сдаст экзамены и поступит в ординатуру в том городе, где он будет служить. И жизнь станет иной, заиграет новыми красками. Будет свой быт, свой маленький мир, о котором оба так мечтали.
Так и не сомкнув глаз за всю ночь, она старалась не уснуть в такси. Ей нужно было успеть собраться и добраться до площади, на которой должна была состояться церемония. Не время для сна! Придя в себя в номере отеля, она приняла душ, уложила волосы, наспех позавтракала и отпарила брючный костюм.
–– Ну вот и все. День икс.
Она рассматривала свое отражение в зеркале и улыбалась дрожащему внутри предвкушению. «Скоро все кончится», «у нас все впереди», «все лучшее впереди». Не переставая улыбаться, она выпорхнула из номера.
Кажется, эта церемония олицетворяла нечто большее, нежели просто окончание учебы в военном училище. Не только для Лены, для всех присутствующих. Она всматривалась в лица этих девушек, которые утирали слезы радости, которые надели лучшие наряды, словно этот день – самый важный в их жизни. Она ловила их взгляды и понимающе улыбалась. Она понимала. Ведь испытывала ровно то же. Ровный строй белых кителей шагал вдоль площади. Им голосили, аплодировали. Воздух дрожал от биения сердец присутствующих. Июньское солнце вторило пламени в душах гостей и виновников торжества – нещадно жарило, словно таким образом выказывая свое участие и радость. Несколько минут, за которыми растелилось полотно лет. Сложных, неспешно тянувшихся, одиноких и таких монотонных. Однообразных до скрипа зубов. В стенах казармы.
Лена покрылась мурашками. Руки холодели, несмотря на жар, вибрирующий внутри. Вот он идет ей навстречу. Уже не Курсант, но Лейтенант. Он улыбается ей так, как никому на свете. Его глаза впервые за долгое время излучают спокойную и тихую радость. Умиротворение. И этого она ждала больше всего. Больше ничего не имеет значения. Теперь она его не покинет.
–– Ну, что чувствуешь?
–– Облегчение, – он смеется.
–– Еще бы. Было волнительно?
–– Скорее утомительно.
–– Так неинтересно. А где же возвышенный монолог о завершении важного этапа? – Она прильнула к его груди в значках и медалях.
–– Я думаю не о конце, а о начале. Только это имеет для меня значение.
–– Ты все-таки романтик, а я боялась…
Мысли о будущем вереницей мелькали в сознании обоих. Им не терпелось начать, не терпелось слепить из грядущих дней свое будущее. Сладкое предвкушение, обуревающее и захлестывающее, согревающее и расслабляющее. Легкая усталость от тех перемен, что накрывали с головой, медленно просачивалась наружу.
Но в голове по-прежнему разносилось: «У нас все впереди».
МАРИНА
Мы сделали правильный выбор?
I
Из мириад коробок, составленных в хаотичном порядке в коридоре, можно было соорудить отдельный дом. Годы, сложенные в картонные кубы и подписанные черным маркером. Как теперь расфасовать их? Как раскинуть полотно минувшего на новой белоснежной стене, чтобы оно не изменило своих красок? Пожалуй, никак. Все обретет здесь новое звучание, иначе и быть не может. По-прежнему – слишком устаревшее понятие для тех, кто начинает новую главу. И новое в данном контексте – не что-то страшное и колючее, пугающее своей неприступностью. Это выдох, за которым следует вдох.
Марина вдохнула. Устало, немного обреченно – столько дел впереди, – но все равно где-то внутри теплилось предвкушение чего-то согревающе приятного и счастливого. Что это будет? Какие ухабы ждут их здесь? Что приготовил для них такой незнакомый, чужой город, пахнущий морской солью, сухой, опаленной на солнце листвой и новыми возможностями?
Думать об этом не представлялось возможным. В висках гудело от дикой усталости. Ноги подкашивались от осознания, что вносимый без конца скарб нужно будет разбирать: рано или поздно. Она отлично знала себя, поэтому ответ довольно ясно и бескомпромиссно обозначился перед глазами: рано.
–– Кажется, сегодня мы не ляжем спать… – приложив руку ко лбу, сказала она Лейтенанту.
Он лишь улыбнулся: как всегда очень умиротворенно и добродушно. Его улыбка словно кричала: «нет поводов для беспокойства».
–– Справимся.
Марину всегда поражало его стоическое спокойствие. Когда она рвала и метала, он щурился на закатное солнце, медленно затягиваясь табачным дымом. Ни разу она не слышала, чтобы он повысил тон или выругался – да так, как положено: с надрывом, выволочив из себя все едкое. Ей было легче выкричаться, когда этого требовала душа. Ему же – пережить это внутри себя: закономерно тихо и без лишних затрат слов и ругательств. «Что же такое шебуршится в его голове?» – скользило у нее в мыслях. Но он никогда не рассказывал, был слишком не про откровения о чувствах. Лейтенант про дела, про неустанные устремления вперед, движение и отсутствие зацикленности на деталях. С Мариной все обстояло иначе: она была тем самым ураганом, который влетел в окна Лейтенанта так нежданно и уничтожил все, что было до. Она словно стерла свой необузданной силой все страхи и сомнения. Она была его патроном, которого не хватало в магазине автомата. С ней он стал настоящим – самим собой. Так же, как и она – с ним. Марина была в деталях, как дьявол. Она допытывалась до сути, упорно не соглашаясь на меньшее. В этом была ее сила, но и ахиллесова пята. Она знала это лучше остальных. Но с сущностью не поспоришь.
–– Даже не знаю, с чего начать! – Вылетел нервный смешок.