Оценить:
 Рейтинг: 0

Пока не забыто

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
4 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– И тебе, Сося, нечего Бога гневить. Твой Фима тоже инженер. Он возглавляет отдел солидного треста. Володя опытный главный бухгалтер. Петя поднялся до уровня начальника смены и учится в вечернем техникуме. Если бы не война, они бы, конечно, добились большего. Но что я бы отдала, чтобы мой Мусик – Густа Лазревна тяжело вздохнула, – вернулся живым с фронта даже к токарному станку! Так что не торопи время. Будем жить в мире, все наладится и у Абраши. Другого подхода к жизни в нашей родне не признают.

Услышав о необычной целеустремленности Спекторов, да еще о своей причастности к ним, я буквально прикипел к привезенным мной из Красного учебникам. Сосед Нюма снабдил меня справочником для тех, кто поступал в столичные техникумы. А под диктовку Густы Лазревны я написал три десятка диктантов, с тщательным разбором ошибок. Располагала и она прекрасными знаниями, полученными от учителей немировской гимназии.

Жаркое лето 1951 года летело быстро. В знойные дневные часы я перебирался с учебниками в тень кроны единственного старого клена у калитки. Занятия я завершал к заходу солнца – времени поливки грядок. Воду и здесь носили из колонки на коромысле, а мне в этом помогал хороший немировский опыт.

Повседневная текучка меня так засосала, что о подаче документов в техникум я вспомнил лишь за три дня до истечения срока. К тому же, я еще и не решил, куда поступать. Я сказал об этом бабушка Сосе. Она запаниковала и позвонила своему сыну Пете, самому расторопному в таких делах. По его совету на следующий день мы втроем приехали к тете Гене, которая проживала почти в центре Москвы, на улице Новослободской.

– Чего это ты, Абраша, уперся рогом только в летные или шоферские дела? Можно подумать, что к ним имел какое-нибудь отношение твой папа, да и вообще кто-нибудь в нашей родне. А получить диплом писателя тебе бы не захотелось? – Так прореагировала на мое желание поступать в авиационный или автодорожный техникум моя двоюродная сестра Фрида.

Она говорила медленно и негромко, потому что кормила младенца Сашу грудью. Насмешку в словах сестры я узрел не сразу и подумал, что было бы действительно неплохо получить диплом писателя.

– Фрида, прекрати свои неуместные хохмочки! – Решительно прервал ее дядя Петя, в недалеком прошлом комсомольский активист. – Хочешь что-то предложить – пожалуйста, но только по существу. И еще одно замечание. С сегодняшнего дня Абраши среди нас нет, тем более Абрамчика. Будем называть его Аркадием. Подчеркиваю и для глухих – Ар-кади-ем. Документы тоже исправим. Ясно?

– Хоть Мефистофелем назовите! – огрызнулась Фрида и спрятала за полу халатика восковой белизны грудь с набрякшим фиолетовым соском. – От замены имени техникумы не приблизятся к Кунцеву даже на километр. А вы представляете, сколько времени в Москве отнимают поездки на метро, трамваях, троллейбусах, да еще и электричках? И потом, кто выяснял, какие конкурсы в этих техникумах и хватит ли для них знаний у не очень яркого ученика немировской школы?

– К чему ты это все опять, Фрида? – недовольным тоном спросил дядя Петя. – Я же сказал, что на разговоры типа «Москва – столица нашей родины» у меня нет времени. Если есть у тебя что-то конкретное, говори, а нет, лучше помолчи.

– А я конкретно и говорю. В 10 минутах ходьбы от нас есть какой-то техникум. Пусть туда Мефистофель и поступает, – чеканила Фрида. – Есть и там что-то, связанное с машинами. А к тому же, Аркадий еще и забежит к нам на важную в его положении тарелку домашнего супа.

Так меня с того дня и называют по сегодняшний день (как в Москве можно было иначе). А примитивная, с первого взгляда, логика Фриды подействовала. В тот же день мы с ней отнесли документы в приемную комиссию учебного заведения, на вывеске которого было написано Политехникум имени Моссовета. На первый экзамен, диктант по русскому языку, я долго добирался из Кунцева в состоянии невероятного напряжения.

На ступеньках у входа в техникум я слева. Рядом мой земляк с Украины Петя Приходько. На мне одежда Урмана, лучшего тогда портного Немирова.

На четвертый день все повторилось. Тогда я отправлялся в техникум, чтобы узнать, как я написал диктант на первом экзамене. Зато назад я летел, как на крыльях, чтобы доложить Густе Лазаревне и бабушке Сосе, что допущен к следующему вступительному экзамену, потому что получил пятерку по диктанту, которого больше всего боялся!

На экзамене по математике, в которой себя чувствовал очень уверенно, все произошло наоборот, как только в моих руках не оказался билет. Без тени паники я пробегался взглядом по вопросам. Лишь краем глаза я обратил внимание на педагога, которому было лет шестьдесят с плюсом на вид. Это подсказывал и реденький совершенно белый ежик волос на его голове.

– В вашем распоряжении полчаса, садитесь за свободный стол, – сказал педагог и записал в ведомость номер моего билета.

И вот здесь я оторопел от неожиданности. Условия задачи я перечитывал третий раз, но не мог понять ее смысла. Связываю это и с тем, что к экзамену я готовился по привезенным из Красного учебникам на украинском языке. Только в эти минуты я понял, что ряд математических терминов на этом языке не имели ничего общего с русскими. Ну, много ли общего в однозначных выражениях – «касательная к окружности» (на русском) и «дотычна до кола» (на украинском)?

Тем не менее я постарался успокоиться и взять себя в руки. План дальнейших действий я построил так, что в течение 15 минут сделаю все примеры по алгебре, геометрии и покажу их экзаменатору. После этого я попрошу его помощи в уточнении смысла задачи. Я не сомневался, что он примет во внимание, что я обучался в провинциальной школе на украинском языке, но все сложилось иначе.

– Молодой человек, я сам не знаю, как вам перевести с русского на украинский, – сухо ответил учитель и добавил, что, если бы он и знал, то не стал бы переводить, потому что без хорошего знания русского языка я не осилю более сложный материал на его лекциях, а они включают еще и определенную часть курса высшей математики.

Исходя из своей точки зрения, экзаменатор даже не посмотрел на решенную мной часть экзаменационного билета. Он сказал ледяным голосом, что экзамен я не сдал и медленно потянулся за ведомостью, чтобы выставить в ней соответствующую отметку. Мне было нечем возразить убедительной логике. За считанные секунды я пережил что-то невероятное.

И снова меня расстроило больше всего то, что я и здесь оказался не способным реализовать напутствие отчима. Горячая слеза скатилась по моей щеке. В то самое время и скрипнула входная дверь. В ней показался небольшого роста коренастый мужчина с канцелярской папкой в руке. Он подошел к столу экзаменатора и тоже сухо спросил:

– Как дела? Сколько человек сдало?

– Из рук вон плохо. Ставлю двойку на почин, – ответил экзаменатор и стал повторять то, что я от него услышал минутой ранее.

Коренастый мужчина внимательно посмотрел на меня единственным правым глазом. На месте его левого глаза блестел неподвижный стеклянный протез, окруженный фиолетовыми рубцами. К лацкану его черного пиджака был прикреплен орден Красной звезды.

– Так что же получается – абитуриент с Украины списал на троечку экзаменационный диктант у соседа россиянина? – вполголоса, как бы самому себе, сказал коренастый мужчина и стал перебирать бумаги в своей папке.

– Да нет, не похоже, чтобы списал – ответил мужчина сам себе, – единственная пятерка в группе. Что-то здесь не тянет на явное незнание русского. Хорошо, Владимир Иванович, продолжайте экзамен, а я попытаюсь разобраться в сути дела. Жаль парня. Не каждый поступающий в наш техникум абитуриент пишет диктант на пятерку.

После этого мужчина присел со мной за отдельный стол. Последовали вопросы: откуда родом, где находился во время войны, состав семьи, чем занимаются родители? Услышав, что мой отец погиб на фронте, мужчина со шрамами на лице вернулся к столу экзаменатора. Он сказал ему, что ведет меня на переэкзаменовку к Виктору Семеновичу Олейнику. Он, де, не мог забыть родной украинский, хотя и заканчивал физмат Киевского университета лет сорок тому назад. Если он найдет мои знания положительными, я буду зачислен в техникум условно. А Владимир Иванович лично и вынесет окончательное решение на экзамене за первое полугодие, если я не оправдаю оказанного доверия.

Его коллега оценил мой ответ на переэкзаменовке на четверку. А меня так своевременно выручил Петр Данилович Матвеев. Он был заведующим педагогической частью техникума. Еще до войны Матвеев являлся одним из основателей этого учебного заведения. Оно готовило специалистов среднего звена для обувных, швейных и трикотажных фабрик, которые тогда еще называли артелями.

Чудо №2 и не только

Начиная с первых лекций Владимира Ивановича, я и в самом деле, проваливался в глубокую пропасть непонимания, соответственно его предсказаниям. Когда я с тревогой рассуждал об этом со своим соучеником на перемене, рядом случайно оказалась Розита Гарифулина, учащаяся технологического отделения.

– Приходи-ка ты сразу после занятий в читальный зал, – словно мы были давно знакомы, предложила худенькая кареглазая девушка.

За ее предложение я ухватился, как за спасательный круг, не колеблясь. В тот вечер мы просидели над учебниками до времени закрытия –десяти часов. Маленькое, но очень важное для меня просветление наступило лишь по истечению двух недель упорного труда. Для развития успеха мне не хватало главного – времени. В Кунцево я теперь возвращался почти к двенадцати ночи, а в шесть утра снова собирался в дорогу. К тому же наступало похолодание, ночевать на веранде было нельзя.

Верно оценив непростую обстановку, бабушка Сося снова позвонила Пете. Спустя несколько дней мы с ней заняли крошечную мансарду неподалеку от его дома, в соседнем переулке. В нем же, в другом конце, в единственной комнатке, без кухни, проживал с женой и двухлетней дочкой старший сын Володя. Так, мое время на самоподготовку и сон увеличилось на два часа, а главное – мне удалось благополучно преодолеть все 5 экзаменов первого полугодия.

Выходя с последнего экзамена, я увидел в вестибюле Петра Даниловича Матвеева. Как мне тогда захотелось поблагодарить его за оказанное доверие и доложить, что я его оправдал. Но, мог ли я отважиться на такие нежности, когда вокруг было полно студентов. Еще больше я восхищался этим прекрасным человеком на следующий день, когда в профкоме, по его указанию, мне и еще нескольким иногородним студентам вручили бесплатные путевки в дом отдыха.

Бабушка Сося расценила мою удачу по-своему. Она сказала, что сам Всевышний послал мне сначала завуча Матвеева, а потом кареглазую Розу. До дома отдыха в подмосковном Егорьевске я добирался на электричке. Она довезла меня почти до самого леса. День был солнечным, с легким морозом. Стволы высоких сосен сияли золотом. С небольшим пластмассовым чемоданчиком в руках я почти бежал по тропе, чтобы не замерзнуть.

Четверть часа спустя показалась вывеска «Дом отдыха» над неказистыми сварными воротами. За ними я увидел одноэтажные бревенчатые срубы. Они утопали в снегу по самые подоконники. Неужели это и есть то место отдыха, от которого я ожидал намного большего. Мое настроение упало еще больше, когда я вошел в безлюдную, слабо натопленную палату с шестью узкими железными кроватями. На их панцирных сетках лежали свернутые в рулон неновые ватные матрацы, подушки, одеяльца, пересиненные простынки и наволочки.

Не менее скучно было и в небольшом, едва освещенном и почти пустом зале столовой. Он был заполнен столами и стульями на тонких трубчатых ножках. От мысли, что здесь вообще не будет никого, кроме десятка мне подобных молодых людей становилось все более грустно.

И вдруг все это убожество засияло лучами майского солнца от одного лишь доброго взгляда худенькой Розы. Им она и выделялась из дюжины вошедших с ней девчонок-хохотушек. У них на виду мы крепко обнялись и расцеловались, словно были знакомы не месяцы, а годы. Ну, конечно, мы ужинали за одним столом, а затем остались на танцах до упада. Такими их объявил массовик. Таким было решение Розы.

Вместо математики, в тот вечер она также старательно обучала меня вальсу, польке, танго и фокстроту. Танцевали под музыку похрипывавшего, как от простуды, аккордеона массовика. И в этом тоже моя наставница обладала удивительным педагогическим даром. Я, высокий и неуклюжей, двигался за ней тенью. Я не понимаю, как она мной управляла, если сама напоминала неоперившегося цыпленка из-за своей невероятной худобы.

Утром следующего дня это не помешало мне бежать с ней рядом по накатанной лыжне. И здесь она безукоризненно выполняла роль авторитетного инструктора, потому что я впервые в жизни надел лыжи, да еще и со специальными ботинками. Вечером под туже диктовку я делал круги на заливном катке на коньках с ботинками. Коленки тряслись мелкой дрожью. Падениям не было конца. И все же в заключение мы кружили, крепко держась за руки. Неплохое, по тем временам, спортивное снаряжение мы брали у массовика затейника.

Мое второе полугодие в техникуме сопровождалось совершенно новым ощущением жизни. На остаток зимы я записался в лыжную секцию, участвовал в соревнованиях и даже получил третий разряд. Тогда же я быстро привыкал к походам в Большой, театры МХАТ, Театр Советской Армии, имени Гоголя и другие. Дешевые билеты на балконы Роза покупала в студенческом совете. Моя память накапливала фамилии актеров – Грибова, Жарова, Ильинского, Лемешева, Тарасовой, Улановой.

А вот на читальный зал времени теперь уходило меньше. Я это связываю с появлением умения лучше усваивать материал. Учиться мне надо было тоже научиться. В результате более продуктивно работалось с контрольными заданиями и курсовыми проектами. Большую помощь в этом студентам оказывали методические пособия. Их авторами являлись наши преподаватели. Мое уважение к ним разогрели в читалке отзывы второкурсника Гены Черного.

А рассуждая об одежде, я уже понимал, что она должна не только согревать в холод и не допускать перегрева в жару, а и доставлять удовольствие своей красотой и удобством. Чем больше я узнавал о своем учебном заведении и его педагогах, тем больше мне нравилась моя будущая профессия техника по ремонту технологического оборудования швейных фабрик.

Правда, в само начале не только меня пленила преподаватель истории Розалия Яковлевна. Во-первых, она была исключительно яркой женщиной. Она со вкусом одевалась, скорее всего потому, что не так давно вернулась из-за границы. Там она прожила немногим более пяти лет, будучи женой ответственного работника посольства в западной Европе.

Скорее всего, поэтому свои лекции о прошлом Розалия Яковлевна тесно связывала с сегодняшним днем. Притом она не выпячивала ведущую роль кормчих. Нас она призывала придерживаться простого принципа. Он исходил из того, что каждый человек рождается на земле. На ней, а не в небе, он оставляет хороший или плохой след в памяти поколений.

Розалия Яковлевна недавно разменяла свой 5-й десяток. Она приходилась матерью двум девочкам среднего школьного возраста. В это было трудно поверить –настолько молодо она выглядела. Наше внимание она приковывала логичностью рассуждений и неповторимой красотой типично еврейской женщины. Я не скрывал восхищения всем вместе взятым и внимательно вслушивался в каждое слово педагога. Мирьям Яковлевны.

Однажды мой сосед по столу Вовка Чуткин грубо толкнул меня в бок на уроке:

– Я б ее тоже еще раз…, – маслянистый взгляд паренька-колобка из ближнего Подмосковья разъяснений не требовал.

– Дать бы болвану по роже за пошлятину, да руки марать не хочется, – прошипел я, едва сдерживаясь от приведения угрозы в действие.

Такое со мной случалось, правда очень редко. Как раз в ту же минуту раздался звонок на перерыв.

– Все свободны, – объявила никогда не посягавшая на наше время Розалия Яковлевна, – а Безрозума я попрошу подойти ко мне.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
4 из 5