Пернатое

Толпа дикарей с жадным доверчивым любопытством окружила меня, ловила каждое мое слово, каждый жест, как величайшее откровение...

– Да... вот таким образом и было изобретено Гуттенбергом книгопечатание... Впрочем, господа, прежде чем начинать устраивать типографию, мы должны заняться бумагой. Знаете ли вы, как делается бумага?

– Мы о ней и не слыхивали, – заявил король.

– Неужели?! – вскричал я, с сожалением оглядев дикарей. – Ведь это такой пустяк! Должен вам сказать, что бумага изготовляется из тряпок, тряпки из отслужившей свой срок одежды, одежда из материи, а материя из льна, который – суть растение!

Я победоносно взглянул на ошеломленных дикарей.

Король робко спросил:

– Не можешь ли ты, о чужестранец, указать мне, какое из растений – суть лен?

Я обвел глазами поросшую травой поляну, но так как, не выезжая всю жизнь из города, никогда не видел живого льна, то благоразумно ответил:

– Бумагу можно делать также из древесных волокон! Американцы приготовляют так называемую древесную бумагу. Должен вам сказать, что Америка со времени открытия ее Колумбом сделала большие завоевания в технике... Громадные мосты титанической работы, тресты, захватившие в свою власть всю промышленность...

– Нет, нет, – перебил меня король. – Ты расскажи, как делается бумага из дерева?

– Как? – да очень просто: электричеством!

На лицах дикарей было написано истерическое любопытство.

– Что же это такое электричество? – спросил король. – Можешь ты его сделать?

– Каждый мальчишка в европейской школе проходит физику, – презрительно возразил я. – В жизни культурного человека электричество играет первенствующую роль: по освещенным электричеством улицам то и дело мчатся битком набитые трамваи, на верхние этажи высочайших домов человек попадает в одну минуту с помощью электрического лифта, гигантские синематографы запечатлевают все события, и человечество двадцатого века триумфально катит к далекому будущему среди электрических молний, освещенное голубым свет...

– Нет, ты не говори нам так, – нетерпеливо перебил меня король. – Ты расскажи лучше, ну... как устроить синематограф?!

– Простите, – с достоинством возразил я. – Но я журналист, и всякую свою мысль привык облекать в законченную, округленную форму. А синематограф устраивается с помощью электричества.

– Да как же он устраивается?!!

– Он? Прежде всего, я должен... гм... объяснить вам, что такое электричество... Это таинственная, не исследованная еще как следует сила природы, той природы, которая в своем вечном многообразии...

– Как мы можем получить электричество? – нервно вскричал король. – С чего начать? Ты нам это расскажи!

– Электричество? Существует, видите ли, два рода электричества... Положительное и отрицательное... Так называемые катушки Румкорфа, состоящие из...

За несколько лет моей писательской работы мне ни разу не приходилось касаться электричества, и все мое отношение к данному предмету ограничивалось тем, что я однажды заплатил монтеру за починку звонков 4 рубля.

– Так называемый магнитный полюс, – пролепетал я, – который является следствием... Гм... В простейшем своем роде электричество в природе можно вызвать с помощью элементарнейших опытов... Например: вы берете гребенку и проводите ею по волосам... Характеристический треск, который вы слышите, и есть электричество, разряжающееся...

– Он все врет, – послышался сбоку голос. – Он решительно ничего не знает. Давайте его съедим!

– Я ничего не знаю?! – с негодованием воскликнул я. – Сами вы врете! я все знаю! я могу посвятить вас в создавшуюся политическую конъюнктуру Европы, могу осветить с самой оригинальной точки зрения творчество Ибсена, расскажу вам о возвращении к культу Греции, о танцах будущего, о крушении индивидуализма, о кознях Австрии...

Меня связали и потащили куда-то...

А я говорил:

– Аэропланы – суть аппараты тяжелее воздуха. Различаются – монопланы, бипланы и так называемые геликоптеры.

– А как они делаются? – с любопытством спросил тащивший меня дикарь.

Подробно я этого не знал и потому, помолчав, сказал:

– Скоро человек завоюет воздух, и эти большие белые птицы будут реять в безоблачном небе, которое притихнет, будто изумленное дерзостью во все проникающего человеческого гения...

– Он будет очень вкусен, – похвалил меня один дикарь, ощупывая голову.

– Он понравился мне с первого взгляда, – сказал другой.

Я слишком культурный человек, чтобы меня могла тронуть эта грубая лесть...

Я промолчал и, брошенный на траву, стал терпеливо ожидать, когда меня зарежут.

– Заявить им разве, – подумал я, – что я знаю, как делаются ружья? Я несколько раз возмущался в печати бесчеловечием пули дум-дум, негодовал по поводу отсталости России в деле вооружения артиллерии дальнобойными орудиями, но как все это делается – пусть меня повесят – не знаю...