В этот день я, кроме всего, и веселился: попал на вечеринку к Кармалеевым.
Семь человек окружали бледную, истощенную несбыточными мечтами барышню и настойчиво наступали на нее.
– Да спойте!
– Право же, не могу…
– Да спойте!
– Уверяю вас, я не в голосе сегодня!
– Да спойте!
– Я не люблю, господа, заставлять себя просить, но…
– Да спойте!
– Говорю же – я не в голосе…
– Да ничего! Да спойте!
– Что уж с вами делать, – засмеялась барышня. – Придется спеть.
Сколько в жизни ненужного: сначала можно было подумать, что просившие очень хотели барышниного пения, а она не хотела петь… На самом же деле было наоборот: никто не добивался ее пения, а она безумно, истерически хотела спеть своим скверным голосом плохой романс. Этим и кончилось.
Когда она пела, все шептались и пересмеивались, но на последней ноте притихли и сделали вид, что поражены ее талантом настолько, что забыли даже зааплодировать.
«Сейчас, – подумал я, – все опомнятся и будут аплодировать, приговаривая: «Прелестно! Ах, как вы, душечка, поете…»
Я воспользовался минутой предварительного оцепенения, побарабанил пальцами по столу и задушевным голосом сказал:
– Да-а… Неважно, неважно. Слабовато. Вы действительно, вероятно, не в голосе.
Все ахнули. Я встал, пошел в другую комнату и наткнулся там на другую барышню. Лицо у нее было красивое, умное, и это был единственный человек, с которым я отдохнул.
– Давайте поболтаем, – предложил я, садясь. – Вы умная и на многое не обидитесь. Сколько здесь вас, барышень?
Она посмотрела на меня смеющимся взглядом:
– Шесть штук.
– И все хотят замуж?
– Безумно.
– И все в разговоре заявляют, что никогда, никогда не выйдут замуж?
– А то как же… Все.
– И обирать будут мужей и изменять им – все?
– Если есть темперамент – изменят, нет его – только обдерут мужа.
– И вы тоже такая?
– И я.
В комнате никого, кроме нас, не было. Я обнял милую барышню крепко, и благодарно поцеловал ее, и ушел от Кармалеевых немного успокоенный.
Перед сном
Дома жена встретила меня слезами:
– Зачем ты обидел тетку утром?
– А зачем она разговаривает?!
– Нельзя же все время молчать…
– Можно. Если сказать нечего.
– Она старая. Старость нужно уважать.
– У нас есть старый ковер. Ты велишь прислуге каждый день выбивать палкой из него пыль. Позволь мне это сделать с теткой. Оба старые, оба глупы, оба пыльные.
Жена плачет, и день мой заканчивается последней, самой классической фразой:
– Все вы, мужчины, одинаковы.
Ложусь спать.
– Бог! Хотя ты пожалей человека и пошли ему хороших-хороших, светлых-светлых снов!..
Тайна
I
Он уверял меня, что с детства у него были поэтические наклонности.
– Понимаешь – я люблю все красивое!
– Неужели? С чего же это ты так? – спросил я, улыбаясь.
– Не знаю. У меня, вероятно, такая душа: тянуться ко всему красивому…
– В таком случае я подарю тебе книжку моих стихов!!
Он не испугался, а сказал просто: