Приходит в память южный летний день…
Нет, это вечер был… Конечно, вечер…
И кипарисов узенькая тень
Густела, предлагая тайну встречи.
Мелькнуло в сумерках твоё лицо,
Оно влекло задумчивостью милой:
То ль ты покинула воздушное крыльцо,
То ль из волны пришла мечтой бескрылой.
И я уже ловлю твои уста –
Солёный вкус воды не гасит страсти.
И в небе первая зажглась звезда,
Поставив крест на буре и ненастье.
И, как в далёкой юности хмельной,
И, в то же время, до деталей близкой,
Я нёс тебя, была ты неземной,
Ты – песнь моя, ты – голос нежной скрипки.
Ты, не фальшивив, верно тон брала,
А я в твой звукоряд летел строками;
Ты музыкой шальной к себе звала,
Я рифмой отвечал, я жил стихами.
Я ритм любил, традиций не ломал,
Оставшись навсегда «романтик слова»;
Я с рифмою страдал, «ступенек» не слагал,
Мне музыка стиха была основа.
Вас друг от друга трудно отделить
Не в бурных маршах жизненной синкопы,
Ни в осени печали утопить,
Упрятав от дотошных телескопов.
Бывает так: вас путая порой,
У каждой хочется просить прощенья.
Я благодарен вам, что мой покой
Сумели заменить на муки и сомненья.
2013 г.
«Когда мне хочется в чужом тепле согреться…»
Когда мне хочется в чужом тепле согреться
Твой голос, то ль контральто, то ли меццо,
То ль тембра глубиной, то ль плеском модуляций
Несёт с собой прилив иных ассоциаций.
Земных иль не земных – и толк совсем не в этом;
В поэмах матери любовь не раз воспета,
И что с того, что Путин пел, не попадая в ноты,
Твой сын играл, и зал ревел, срывая квоты.
Конечно, квоты ставит жизнь за дерзость
в децибелах,
Звон люстр хрустальных помню я в московских
залах,
А потому прошу вдвойне и в простоте народной,
Ты вместе с музыкой живи в достатке и свободной.
И пусть судьба хранит тебя от зла и горя,
И для тебя пускай стихи звучат в мажоре.
2013 г.
В небесах
«Терраса и кафе у аэровокзала…»
Терраса и кафе у аэровокзала,
И мы сидим, пьём чай, кругом весна,
Внизу под нами, словно у причала,
Воздушных кораблей холодная волна.
На взлётной полосе к отлёту все готовы,
И дерзкий самолет застыл, к земле припав.
Многомоторный вой турбин уже не новых
Ещё не выдал свой весьма строптивый нрав.
Идёт отсчёт секунд посредством зуммер-тона,
Нам вдалеке не внять раскатный вой турбин,
Но гнутся стебли трав по сторонам бетона,
Земля дрожит, молясь, за стёклами витрин.
Но наконец рывок, и, дрогнув фюзеляжем,
Машина сорвалась вперёд во весь опор,
И вот уже над морем и над пляжем
Летит стрела, вонзаясь в тени гор.
Летит стрела, всё время удаляясь,
Уже почти совсем не различить крыла,
И, постепенно в точку превращаясь,
Теряет материальность ремесла.
Но удивлений нет, не слышно восклицаний,
Ну, улетела вдаль, ну, прилетит опять,
И будто не было еретиков сжиганий,
И Леонардо чертежи не смог дорисовать.