Хромая судьба

При тусклом свете ночника, догорающей свечи, мягкого и приглушенного света торшера, когда за окном в свои права вступает таинственная ночь или тоненькой ниточкой на горизонте брезжит оптимистичный рассвет, на полотно бумаги ложатся строчки, неверные и неровные, то заползающие вверх, то наезжающие друг на друга, пером, карандашом или тонкой шариковой ручкой, которые затем будут еще десятки раз вычеркнуты, перемещены и перемешаны, а быть может, и безжалостно уничтожены как неопровержимое свидетельства лишнего и ненужного. Только не вздумайте мешать им сейчас! Тихо, не спугните: Муза пришла! Робкая, долгожданная, порывистая и, как все прекрасные дамы, так много всегда обещающая - дарящая надежды (вот-вот!) и столь же внезапно всегда исчезающая. Под мерное тиканье часов и биение собственного сердца торопливо выплескивают на бумагу километры мыслей и чувств, в творческом потоке, без сомнения, считающие себя гениями - как же иначе? Спешат поделиться со своими будущими читателями (пусть их б…Далее

Дети уходят из города к чертовой матери. Дети уходят из города каждый март. Бросив дома с компьютерами, кроватями, в ранцы закинув Диккенсов и Дюма. <...> Взрослые дорожат бетонными сотами, бредят дедлайнами, спят, считают рубли. Дети уходят из города. В марте. Сотнями. Ни одного сбежавшего не нашли. (Дана Сидерос)Два города под одной обложкой. Один заметает снегом, другой — заливает дождём. Два писателя — Феликс Сорокин и Виктор Банев. Один — известный, признанный критиками создатель незабвенного романа «Товарищи офицеры»— с упоением пишет в стол книгу всей своей жизни, другой — тоже признанный, известный, но при этом опальный, неблагонадёжный элемент, отправленный в город детства как в ссылку после столкновения с самим Президентом, — мается от безделья и топит свою жизнь в алкоголе. Два мира — один гротескная калька другого.Линия Феликса Сорокина — история художника, вынужденного творить в заданных извне рамках. Местами смешная, местами грустная, где-то пугающая и тревожная …Далее

Мне не хочется писать рецензию на этот роман, не хочется его оценивать. Вдруг почувствовала, что не имею на это морального права. Вижу ли я всё то, что в него заложено, со своей скромной колокольни? Прониклась ли в полной мере авторской болью, злостью, горечью, надеждой? Писатели не случайно создают роман-матрёшку - этот приём позволяет выступить скопом: Аркадий с Борисом, Феликс с Виктором. Основная тема таким образом ​возводится в куб. Я вдруг понимаю, насколько важна для писателя пресловутая объективная ценность художественных произведений и что «Изпитал» был задуман не как случайное звено, а как ключевое. Сколько читателей будет у выстраданного романа? Сколько из них догадается, что это написано не для заработка, не под заказ, а извлечено из заветной «Синей Папки»?!Я не читала «Гадких лебедей» до «Хромой судьбы». Знакомство происходило одновременно с двумя произведениями, объединёнными в одно целое. В моём сознании они не только сливались, но и усиливали друг друга. Старалась непог…Далее