– На филологический факультет ещё можно, – тягучим сладким голосом сказала она, с сомнением поглядывая в нашу сторону: уж очень вид у нас был не студенческий.
– Ага! – сказал мой товарищ, и мне оставалось только кивнуть головой.
Тогда вузовские конкурсы были ошеломляющие. Даже на учительский филфак – четыре-пять человек на место. Это ж надо!
Но моего друга это не удручало.
Валёк надеялся на свои силы, а мне оставалось, надеяться только на удачу. Пройду – значит, поступлю, нет – так нет, тоже беда не велика.
Моя работа меня не утомляла. Страховочный монтажный пояс носил, как красный командир портупею. Гордился своим мужским делом. Да и получки обмывал с бригадой тоже по-мужски, весело.
По приезду домой родители, правда, всегда спрашивали: когда учиться, будешь?
Вот, думаю, теперь сдам экзамены и обрадую своих. Пусть соседям расскажут, что сынок их не такой уж и пропащий. В учителя подался! Гордиться будут!
Мы с Вальком экзамены смахнули легко. Как пот со лба.
Переждали денёк-другой и пошли смотреть список поступающих – кто успешно прошёл отборочный конкурс. По алфавиту наши фамилии должны стоять почти рядом; моя – на «М», а его – на «Т».
К своему удивлению рядом с другом я себя не обнаружил. Не обнаружил и в приказе о зачислении в институт. Одна лишняя четвёрка сыграла для меня роль вышибалы.
На другой день Валёк распрощался с нашей барачной комнатой. Как бывшему рабочему человеку, место в студенческом общежитии ему было обеспечено.
Антивибрационные ботинки достались мне. Хорошая обувь, век не износишь. Не изотрёшь. Не скользят – вот что удивительно! По гололёду, как по песочку ходишь.
Для нас обоих теперь началась другая жизнь – у моего друга студенческая, а у меня – рабочая.
Я успешно сдал экзамены на четвёртый разряд электросварщика, и теперь получил полное «командировочное» право.
Дело в том, что монтажников ниже четвёртого разряда в командировки не посылали – сиди на базе, «на подхвате», как у нас говорили. А командировочная жизнь вольная, да и денежек можно заработать прилично. Страна большая, интересная. Это не то, что с крыши вагона поглядывать на убегающие пространства…
Большая страна, и везде что-нибудь возводят, строят; – то Липецкую Магнитку, то Сумгаит в Азербайджане, то завод Ильича с его домнами на Украине. Разброс по территориям в любую сторону – на тысячи километров. Прораб, как отец родной. Условия полевые, и отношение к быту, к дисциплине такое же. Все друзья. Все братья.
Приноровился я к работе, притёрся к бригаде, пришёлся впору, как по Сеньки шапка.
Хорошо! Проснись и пой, как говорится…
Жизнь молодая. Под кожей сок бродит, играет. Без вина ходишь, как во хмелю лёгком, крылатом.
При каждом возвращении из командировок веду своего друга в ресторан.
Валёк за полным стаканом водки, а тогда из меньшей посуды не пили, удручённо головой крутит – у меня денежки, а у него «степуха» жидкая. Как винцо сухое да водой разбавленное. Кислятина!
– Давай завербуемся, – говорит при очередной встрече Валёк, – по Северам походим. Морских котиков дубинками будем бить, или на рыболовецких сейнерах рыбку половим. А?
– Э, нет! – отвечаю я. – По мне лучше северный берег Чёрного моря, чем южный берег Ледовитого океана. Зябкий я.
– А-а… – с тоской тянет Валёк.– Друзей предаёшь.
– А, как же Зинаида? – говорю я. – У тебя вроде как баба своя есть, собственная…
– Ну, ты и нудный! – пускает сквозь зубы длинную струю Валёк. У него привычка: как что не по нём, – так пренебрежительно цвиркать слюной собеседнику под ноги. – Что Зинка? Она ещё как следует, не разделалась. Я ей сургучную печать поставлю – и всё! Пусть поприжмётся годик, а там и я – вот он! С деньгами на кооперативную квартиру. Махнём вместе, а?..
3
Валёк, человек решительный, совсем как в той поговорке: «Уж если я что и решил, то выпью обязательно!»
Женился он на скорую руку, сразу же, как перебрался жить в студенческое общежитие. Уж очень ему понравилась однокурсница.
Посидел вместе с ней за партой, за учебным столом в аудитории десяток дней – и сыграл в «дамки»!
Приходит ко мне на работу, свистит в два пальца:
– Слезай, дятел!
Я в это время сидел на самой верхотуре загрузочной эстакады. К смотровой площадке парапет приваривал.
Электроды подмокшие, дугу не держат, вот я и стучу ими о стальной лист. Действительно, как дятел.
Снимаю защитную маску, кричу вниз:
– Давай, говори, что надо?
– Так я тебе на всю стройплощадку орать буду? Слезай, тогда скажу!
Матерясь про себя, спускаюсь вниз. Лестница заваливается на тебя: вот-вот опрокинется, и ты полетишь вниз вверх тормашками – такое ощущение на высоте всегда монтажников преследует. Земля, словно Ванька-встанька шатучая. Никак не привыкнешь. Под ноги не смотрю, ступни на скобы ставлю на ощупь. Боязно пока ещё!
– Ну, чего тебе! Говори скорей! А то бригадир шею намылит. Некогда мне! – подхожу к другу.
– Нет, давай сначала покурим… – тянется ко мне Валёк. – Сигарету дай!
Закуриваем.
Дружок пускает дым, глубокомысленно подняв глаза туда, где я только что сидел. Помалкивает.
– Ну, чего ты, как рыба об лёд? Рассказывай, за чем пришёл!
– Рассказа не будет – сказка одна…
– Да пошёл со своей сказкой! Я тебе сам порасскажу – чем дальше, тем страшнее. У нас ввод объекта, премия срывается, а ты всё с шутками!
– Нет, – говорит Валёк, – у меня теперь такая шутка, что под подолом девки носят, как увидишь, так за живот схватишься. Усёк? Женюсь я – похваляется друг. Зинаиду замуж беру. С которой ты меня вчера на улице видел. Конопатая, правда. Но это говорят, к зиме пройдёт…
Вчера, действительно, я видел своего друга. Встречались в городе. Но с кем он был – я не запомнил. Он вчера, вроде, один разгуливал. Но вида не подаю. Киваю головой, ещё не совсем понимая, о чём говорит друг:
– Хорошая деваха! Что ты? Вроде и конапушек нет.
– Завтра бери отгул за прогул. Свидетелем у меня будешь. Расписываемся мы с Зинаидой.