Парковая зона

Через минуту принесла осаженному страшной нелепицей Ивану, расплескивая через край, стакан водки.

Но пить Иван не стал. Он взял из Веркиных рук стакан и, машинально повертев его в руках, бросил в черную воду.

Стакан оказался из дутого пластика, он на мгновение скрылся под водой, затем выскочил пробкой и закачался, как поплавок во время поклевки. Тут же закачалось в судорожном заломе смерти, уже покрытое синевой мокрое тело.

Привела Ивана в чувство все та же Верка. Властным, не терпящим возражений голосом она приказала Ивану Захаровичу закрыть на все запоры входную дверь, вывесив снаружи табличку: «Спортивно-оздоровительный комплекс закрыт по техническим причинам».

Метелкин, вынырнув из черных вод отчаяния, как тот пластик с водкой, пошел запирать двери.

Конечно, это было самое разумное решение до принятия других мер, о которых Иван Захарович и не догадывался.

Он еще верил в справедливость милицейских органов, в дотошное изучение происшествия со смертельным исходом следователем, ну, наконец, и в справедливость суда, считая наш суд самым гуманным.

Электролампа еще не орудие убийства, он, что ли, ее в бассейн сунул? Может, подсветку какую вчерашние гости хотели в бассейне устроить. В бассейне пол мокрый. Вот и поскользнулся Горун и упал с проводом в воду.

С током шутки плохи. Поэтому необходимо заявить в милицию о происшествии. Пусть разберутся. Виновных найдут. Пусть ему выговор по несоблюдению техники безопасности вкатают. Пусть. Не надо где попало провода разбрасывать, лампы разные включать. Не надо… В сырых помещениях даже верхний свет, и тот должен в прозрачный колпак одеваться. И-ех!

Успокоившись, Иван снова вернулся в бассейн: надо с Веркой обозначить свои действия перед следствием и милицией, чтобы потом расхождений в показаниях не было.

Но в помещении бассейна, кроме тихо покачивающегося трупа, он никого не обнаружил.

Обшарив весь комплекс, Иван нашел Веру Павловну в подсобном помещении, сидящей на ящике из-под тары с мобильником в руке. Увидев Ивана, она тут же спрятала телефон в карман жакета.

– В милицию звонила? – с облегчением выдохнул Иван.

– В трест по очистке города! – сухо, по-деловому, ответила, на чем-то сосредоточившись, Вера Павловна.

Иван так и не понял: шутит ли она, как всегда цинично, в своей манере, или издевается над ним. И это его взбесило.

– Чего ты несешь? Какой трест по очистке? Звони властям!

– Не бабахай! Я и звоню властям! Кому же еще? Иди к себе в каптерку и не о чем не думай!

Ничего себе – «ни о чем не думай»!

Иван посмотрел на Верку: «Ах ты, ведьмина дочь!», – плюнул и обречено побрел туда, где поутру он так неуютно проснулся.

26

Протирать ветошью валюту, эти проклятые доллары, было теперь бессмысленно – похоже на умышленное уничтожение следов преступления. И зачем он только к ним прикасался?! «Нечистые доллары. Нечистые…» – скажет следователь. И начнет дознавать: какую роль играл И. З. Метелкин в преступном сообществе.

Иван отодвинул от себя кожаный «лопатник» с дензнаками, скрестил на столе руки и положил на них тяжелую от похмелья и беды лохматую голову. Так обычно делают больные собаки, моргая отекшими глазами в пустоту.

Ни желаний, ни мыслей у Ивана Захаровича не было. Вернее, все это было, но в хаотическом первобытном состоянии, и построить из этих мыслей и желаний логическую цепь он уже не мог. Оборвались и потерялись причинно-следственные связи, как в порванной киноленте.

Из этой безнадеги Ивана вывел знакомый булькающий звук наливаемого стакана.

– Давай выпьем, Ваня! – с ироническим ударением на «Ваня», Вера Павловна протянула Метелкину высокий стакан из тонкого стекла, в котором высвечивалось что-то наподобие крепко заваренного чая. Рядом стояла распузатившаяся бутылка темно-зеленого дымчатого сплава с потеками по выпуклой поверхности.

Не пожадничала Верка и на этот раз, коньяк-то французской выделки и стоимости неимоверной. В таких бутылках содержимое должно быть действительно настоящим.

Иван, не отрывая с ладоней головы, посмотрел Верке в глаза. Верка держала на изготовке свой, тоже высокий, стакан.

– Как пить? Милиция же должна приехать…

– Ничего, Ваня, давай выпьем на удачу! А это, – она указала взглядом на барсетку, – убери! Не гони на себя волну. Баксы твои. И ничьи больше. Плата за страх должна окупаться.

Но Иван только безнадежно махнул рукой.

После телефонного разговора Вера Павловна преобразилась, повеселела. В глазах снова появились желтые волчьи огоньки.

«А, была не была! – вскинул голову Иван. – Верка тоже за все, что случилось здесь, в ответе!»

Стакан тяжелил руку.

– Давай!

– За союз и свободу! – Верка положила теплую ладонь Ивану на плечо.

Вкус дорогого коньяка и его действие оказались самыми благоприятными. На Метелкина нахлынула какая-то бесшабашная отчаянность: «Ну, замочили здесь при разборке одного, завтра другого замочат в другом месте. Время такое. Нынешняя власть, захомутовавшая Россию, тоже в парадных туфлях по мокрому ходит. Молодец Верка! Бой-баба! Если бы не жена дома с подозрениями, лучшей любовницы не сыскать».

Первая похмельная порция – самая вожделенная. Большинство выпивох уже с вечера алкают в мыслях ту утреннюю, самую заветную после провальной ночи (а если еще и халявную, то совсем во благость) рюмку. Наслаждение от сентиментальной волны первого глотка неописуемо. Кто испробовал это, тот знает…

Вот и Метелкину стало хорошо. Он был теперь по гроб жизни обязан Верке за участливое отношение к его беде. Ивану стало нестерпимо жаль Горуна, который плавал ничком в бассейне рядом, за стеной, покачиваясь на черной воде. «Бог ему навстречу! – думал Метелкин. – Какой ни есть, а ведь тоже человек. „Он, поди, тоже цигарку курил. Он, поди, тоже по бабам ходил“», – пришли Ивану в похмельную голову откуда-то взявшиеся строчки. Наверное, из далекой студенческой жизни.

– Верка, – Иван со слезами на глазах посмотрел на свою благодетельницу, – не бросай меня, Верка! Свидетелем иди, если что. Ты же знаешь, что я чист, Верка! Не я это… Не я!

– Не паникуй! – отмахнулась Вера Павловна. – Давай, выпей еще, полегчает. Заладил: «Если что, если что». «Если что» – не будет. Язык только держи за зубами, а то тебе тоже вместе с языком и голову отхватят. Не благости!

«Кто голову отхватит? За что?..» – не понял намека простодушный Метелкин. Но додумывать ему было уже некогда: в дверь постучали.

– Звонок же есть! – потерял бдительность Иван, кинувшись туда, на стук.

Но Верка, отстранив ретивого, пошла открывать гостям сама.

– Санитаров вызывали? – задевая плечами притолоку, ввалились два здоровенных мужика в белых халатах, но почему-то в черных вязаных из грубой шерсти масках. Из-под больничных халатов выглядывал лягушечьей расцветки камуфляж.

Метелкин ошалело смотрел на вошедших. Но для Верки «Санитаров вызывали?» было чем-то вроде пароля.

– Вызывали! Конечно, вызывали! – сказала она и повела мужиков прямо в помещение бассейна, туда, где в судорожном заломе плавало молчаливое тело.

У одного «санитара» за пояс был заткнут небольшой разделочный топорик с вызывающим тревогу хищно изогнутым лезвием. Другой подмышкой держал скатанный в трубку мешок из тканого стекловолокна. В таких упаковочных мешках рыночные «челноки» обычно держат всевозможные товары.

Вскоре за дверью, куда вошли «санитары», стали раздаваться характерные звуки рубщиков мяса.

«Пойду, посмотрю, – шатнулся Иван, выбираясь из-за стола, – чего это они там хряпают?»

А мужики «хряпали» прямо на широком гостевом столе покойника, разделывая его на части.