Вальс для Наташки

– Конечно, – разрешила Вадикина мама. – Вечером мы с Вадиком пироги печь будем…

Зелёный автобус нёсся вперёд, обгоняя неуклюжие троллейбусы, проскакивая перекрёстки на жёлтый свет.

Вадик смотрел, как за окном мелькают деревья, машины, дома, и думал, что скажет папе. Конечно, папа понимает, что учиться в первом классе сложно, но про тройки по чтению лучше не говорить. Лучше рассказать что-нибудь другое.

Вадик стал перебирать в памяти события последних дней, но интересное не вспоминалось.

Не вспоминалось, и когда они с мамой вошли в высокое здание с колоннами, поднялись на лифте на восьмой этаж. Потом нужно было идти по длинному коридору, в который выходило множество дверей. Мама подошла к одной из них, и на ней Вадик увидел табличку «Узел связи».

– Нам сюда, – сказала мама и открыла дверь.

В просторной, ярко освещённой комнате стояло множество каких-то сложных приборов, и Вадик засмотрелся на мигающие в них лампочки, скачущие по шкалам и делениям разноцветные стрелки.

Мама что-то спросила у девушки, которая внимательно следила за работой приборов, и она показала в дальний конец комнаты.

Там, за столом с рацией, на металлическом стуле с кожаным сиденьем сидел радист. Наушники плотно прилегали к его светлой стриженой голове, и Вадику показалось, что он очень похож на французского лётчика из кинофильма «Нормандия – Неман», который недавно показывали по телевизору.

Радист обернулся, подмигнул Вадику и вдруг, наклонившись впёред, чётко произнёс в маленький оранжевый микрофон:

– Ноль тридцать седьмая! Ноль тридцать седьмая! Слушаю вас. Приём!

Вадик почувствовал, как мамина рука напряглась и сжала его локоть.

– Завтра с четырнадцати до пятнадцати ждите вертолёт, – сказал радист. – Заказ на сейсмописец и аккумуляторы принял. А сейчас маленький сюрприз для вашего начальника.

Он стянул с головы наушники и протянул Вадикиной маме.

Вадик тоже подался вперёд, прижался к маминой щеке и попытался услышать папин голос.

Но ничего не было слышно.

– Мы тебя ждём, – сказала мама. – И очень соскучились. Вадик здоров, учится хорошо, мне помогает. Он здесь, со мной рядом.

Чёрные круглые наушники вдруг оказались на Вадикиной голове, и очень далёкий, слабый папин голос произнёс:

– Вадик!

Вадик радостно набрал полную грудь воздуха и хотел рассказать папе, как рад его голосу, как соскучился по нему, и даже про тройки по чтению, как бегает в магазин за хлебом и молоком, как отлично научился гонять на велосипеде – даже без рук, и про то, что вчера пылесосил ковёр, починил вилку от телевизора и ещё много-много разных других вещей, за которые папа обязательно должен похвалить.

– Что же ты молчишь? – спросила мама и тронула Вадика за руку. – Что с тобой? Сейчас связь кончится!

– Пап, – вдруг неожиданно для себя сказал Вадик. – Я тебе стихотворение расскажу. Слушай.

На далёкой Амазонке
Не бывал я никогда,
Только «Дон» и «Магдалина» –
Быстроходные суда, –
Только «Дон» и «Магдалина»
Ходят по морю туда…

Звонкий Вадикин голос чётко и отчётливо выговаривал каждое слово, и если бы учительница Марина Сергеевна тоже слышала его, то обязательно поставила бы пятёрку по чтению.

Крейсер «Аврора»

– Пап, – сказала Наташка вечером. – Меня Галина Викторовна похвалила.

Я аккуратно разбил пять яиц, вылил их содержимое на сковородку и, обернувшись к Наташке, предположил:

– Наверное, ты быстрее всех обед съела. Или в тихий час хорошо себя вела?

– Не угадал, – поправила меня Наташка. – И потом, вечно ты забываешь. Галина Викторовна у нас музыкальные занятия проводит. Мы уже столько песен разучили! «Пусть бегут неуклюже», «Голубой вагон», «Крейсер „Аврора“».

– А что, есть такая песня?

– Её давным-давно все знают! И в нашем саду. И в школе напротив. И даже почтальонша Леночка напевает, когда кидает газеты в почтовый ящик. Сама слышала! Пап, а пап. Давай я тебя этой песне научу. Ты её на работе петь будешь. Ведь скучно целый день сидеть за чертежами… Ой, а яичница пригорела!

Я быстро схватился за горячую сковородку, но тут же отдёрнул руку и стал дуть на пальцы.

– Сунь под холодную воду, – заволновалась Наташка. – А то волдырь вскочит!

Другой рукой я выключил газ и посмотрел на испорченную яичницу.

– Знаешь, – вздохнул я. – Это были наши последние яйца.

– Ну и пусть. Откроем лучше инжировое варенье.

Я вздохнул ещё раз и вытащил из шкафа банку.

– Открывай, открывай быстрее! – заторопила меня Наташка.

Но я сначала заварил чай, намазал хлеб маслом и только потом открыл варенье. Дочь мгновенно подцепила ложкой самую большую инжирину, отправила в рот и зажмурилась от удовольствия.

– Послушай, – заметил я. – Хлеб с маслом тоже нужно есть.

– Угу, – согласилась Наташка с набитым ртом. – Я им после закусывать буду.

– Так за что всё-таки Галина Викторовна тебя похвалила? – поинтересовался я. – Ты и не рассказала.

Наташка облизала сладкие вареньевые губы и серьёзно произнесла:

– За то, что у меня слух абсолютный.

– Какой-какой? – переспросил я.

– Абсолютный! Самый лучший, значит. И ещё сказала, что меня обязательно нужно учить музыке. Вот!

– А что, хорошая идея! У нас на работе, например, у многих дети музыкой занимаются. Маргариты Степановны дочь даже на арфе. Почему на арфе, спрашиваю. А она: «Да как вы не понимаете?! Это сейчас престижно».

– Мне арфа не нравится, – быстро сказала Наташка. – У неё звук пищащий. Я на фортепиано учиться хочу.