Друзская сага

– Экономность, не жадный я, просто нет лишних денег, вот и всё. Ты, Мансур, на меня стрелки не переводи, говори прямо, когда мясом кормиться будем.

– Сразу, как только… ты же меня знаешь…

Друзья обнялись. Мансур и Камиль поблагодарили хозяина и, наказав поспешить к жене пока не заснула, со смехом выкатились во двор. Вслед неслись напутствия покоробленного в лучших чувствах мужа.

Мансур забрался в «Субару», закурил и завёл машину. Она чихнула, но проблем делать не стала. Давно следовало старушку продать, да жалко, авто – чистый японец, сегодня таких днём с огнём не найти, фальшивки в Турции клепают. Машину он обиходовал в семейном гаражике на один подъёмник, где работали арабы отец и сын. Себе на уме, как многие почитатели Мухаммеда, но запчасти возили из автономии, так что ремонт и ежегодное техобслуживание выходили на порядок дешевле. Взглянув на часы, Мансур медленно тронулся с места. Деревня небольшая, ехать недалеко, но время нелишнее. К тому же Абу Рабия жил в старой части деревни. По мощёным, извилистым улочкам без тротуаров, на которые лишь кое-где отведено с локоть, следовало двигаться осторожно, тем более ночью. Дома в друзских деревнях построены очень кучно, почти вплотную, и у каждого здания своя архитектура, свой дизайн. Своя история.

Сумрак и тишина, которых не бывает в еврейских кибуцах, где собаки брешут даже после захода солнца, настроили Мансура на философский лад. Подумалось, что и судьба его, как дороги в Хорфеше, струилась своей извилистой тропкой. Между социальным устройством друзской деревни и любой в мире горской не было принципиального различия. Патриархат и клановость.

Вот семь домов рода Фарес. Фаресы все, как один, настоящие мужчины. С такими лучше дружить. После поворота направо целая улица Хатибов, родственники можно сказать, Тафиду у них сватал. Сразу за Хатибами одинокий дом на холме, даже асфальт не проложен. Там живёт Посвящённый, по слухам достигший высшей ступени духовности. Семь лет шейх не покидал дома, люди сами приходят, оставляют на пороге продукты и предметы быта. Вот окружённое высоким забором двухэтажное здание близнецов Мари. Глупцы, порушив традиции и запреты шейхов, женились на сёстрах черкешенках. В деревне им объявлен бойкот, и дети их никогда не родятся друзами.

Мансур неожиданно остро осознал, насколько близки ему они все, даже близнецы-вероотступники, – ради всех, выпади такая надобность, он, не задумываясь, рисковал бы жизнью.

Чтобы не будить родных, припарковался у дороги, но, отойдя на пару шагов, вспомнил о сигнализации. Пора бы заиметь нужную привычку. В деревне возле дома, конечно, ничего не случится, но, если забудешь включить в городе, обратно домой придётся ловить такси.

Ночную тишину нарушал бесцеремонный стрёкот цикад. Остро почувствовалась опрометчивость ночи, и стало грустно. Мансур на мгновение задержался на пороге, рассматривая пятиконечную звезду с разноцветными лучами над входом, когда муторный звонок прервал его размышления. Бросил взгляд на экран, где высветилось «Номер не определён». «Кто может звонить в это время? Скорее всего, Абу Рабия… Наверное, что-то забыл», – автоматически похлопал себя по карманам, проверяя всё ли на месте. Пистолет в кобуре, кошелёк в кармане, связка ключей и телефон в руках. Кажется, всё есть.

– Алло.

– Добрый вечер, Мансур.

– Уже ночь. Кто говорит?

– Не важно. Как закончилась игра?

– Стоп… Кто это? – повторил Мансур на арабском.

– Дело не в том, кто я, – проигнорировал абонент вопрос Мансура, продолжая говорить на иврите, – но исключительно в том, кем становишься ты.

– Не понял…

– Я спросил, о чём вы говорили, играя в покер?

– Не твоё дело, – повышая голос, возмутился Мансур, но тут же осёкся…

«Покер… Покер? Чёрт возьми! Этот наглец знает не только, что мы играли в карты, но и в какую игру. Кто-то сел мне на хвост… ШАБАК? Моссад[9 - Израильское Ведомство разведки и специальных задач]? Что мы наговорили?» – принялся он лихорадочно вспоминать компанейский разговор, но ничего крамольного, способного заинтересовать службы государственной безопасности, вспомнить не смог. «Какой ШАБАК! Бред! Просто кто-то из друзей не очень умно, вернее, совсем глупо разыгрывает меня».

– Послушай, придурок, – продолжил Мансур на арабском, – твоя борзая шутка слишком затянулась. Совсем спятил? Три часа ночи, не звони больше. Не то вычислю… Придётся ответить. Мало не покажется.

Мансур отключил мобильник, но не успел вложить в чехол, как раздался новый звонок, уже из дома.

«Вот кретин, перебудит всех!», чертыхаясь и не попадая ключом в замок, Мансур подскакивал на месте от нетерпения. От злой обиды на идиотов, зашедших слишком далеко. Шутка больше напоминала издёвку! Он знал своих друзей со школьной скамьи, ничего похожего они себе не позволяли. Приятели, не без того, частенько подшучивали друг над другом, но границ никогда не переступали.

Семья – святое, она вне сумасбродства.

– Алло! – зло прошипел Мансур.

От трубки веяло космическим холодом.

– О чём вы говорили, Мансур? – вопрос задали бесстрастно, словно на допросе, где всё давным-давно предрешено, – дальше повторять не стану, в твоих интересах сказать правду.

– Зачем звонишь на домашний телефон? Жена с сыном спят, – ещё продолжая верить в глупый розыгрыш друзей, – зло прошипел Мансур.

– Ты же был рядом с дверью, так что успел бы ответить до того, как они проснутся. Спальни, твоя и детская на втором этаже, телефон – в прихожей на первом.

– Откуда ты знаешь, где спальни, и далеко ли я был от входа?

Догнала неожиданная догадка. Мансур бережно, чтобы не услышали на другом конце провода, положил трубку возле аппарата и выбежал на улицу. Осмотрелся вокруг, и, не заметив ничего подозрительного, вернулся.

– Вы следите за мной?

– Не только за тобой. Вся ваша троица давно привлекла внимание. Сейчас речь о тебе. Я не получил вразумительного ответа.

– Послушай, ни о чём предосудительном не говорили. Мы все, к твоему сведению, работаем в полиции.

– Ладно… Как знаешь… Я предупредил…

В трубке раздались короткие гудки. Мансур выругался в полголоса. Не помогло. Вышел на улицу и уже там дал волю чувствам, помянув настырного шутника до третьего колена, его внешность, дом, родину и напоследок, понизив голос, вероисповедание. Затем набрал Камиля и долго вслушивался в монотонные гудки. Непрерывность позывных означала что-то вроде: «Я давным-давно в своей кровати, рядом с женой, и не следует меня беспокоить».

– А-а-а-а-а, – прохрипел через некоторое время сонный голос Камиля.

– Бэ-э-э-э, – передразнил Мансур.

Ответа не последовало в следующие несколько секунд тишины, но вскоре жизнерадостный храп возвестил о том, что принципиальный разговор состояться не может.

– Ка-ми-ль!!! – заорал в отчаянии Мансур, – Камиль! Камиль! Проснись же!

Глас вопиющего в пустыне – что зайцу курево.

Сознание бедолаги не сразу восприняло испуганный со сна женский голос:

– Кто это? Кто это? Что нужно?

– О-о-о!!! Майса, ты? Прости, как дела?

– Какие дела в три часа ночи… Ты пьян?

– Это Мансур, не хотел разбудить… Мне срочно, очень срочно нужен Камиль!

– Мансур? Ведь виделись? Что случилось? Умер кто?

– Нет, нет, нет – все живы. Не волнуйся! Разбуди мужа, пожалуйста.

Неясно послышалось бормотание Майсы, прикрывшей микрофон пальцем, храп прервался, сменившись причмокиванием.

– Мансур? – раздался в трубке недовольный голос друга, – чтоб тебя передёрнуло… Совсем с ума сошёл? Знаешь, который час?

– Выйди из комнаты!