Россия и Германия. Друзья или враги?

Эпоха революционных потрясений

Мне показалось излишним объяснять, что дело не столько в прочитанных книгах, сколько в той умственной тренировке, которую давала работа.

    Граф А. А. Игнатьев

«Кругом измена, и трусость, и обман». Знаменитые слова Николая II в день отречения от престола. И не поспоришь. Так все и было. Во всей державе тогда нашелся, по сути, лишь один человек, верный присяге до конца: первая шашка империи граф Федор Артурович Келлер. Он стал широко известен еще в 1905 году, когда, посланный на усмирение польского восстания, подвергся нападению революционеров. Раненный и контуженный при взрыве брошенной в него бомбы, Келлер избежал гибели лишь благодаря собственной ловкости: сумел поймать смертоносный снаряд на лету и отбросить его в сторону. Убежденный монархист, в дни Февральской революции граф сказал своим офицерам, что отправил Николаю II телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, мы придем и защитим Тебя».

Граф Ф. А. Келлер, генерал от кавалерии А. А. Брусилов, Николай II на смотре 3-го кавалерийского корпуса.

Март 1916 года

Слова Келлера потонули в восторженных криках его казаков. Как и граф, они не скрывали своих монархических убеждений. А спустя несколько часов пришел ответ. Правда, не от Николая II. Командующий Румынским фронтом приказывал Келлеру сдать кавалерийский корпус, иначе его объявят бунтовщиком. Не дождавшись распоряжений от государя императора, граф был вынужден подчиниться полученному приказу.

Говорят, что Федор Артурович вспоминал в тот момент слова святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Бог отнимет благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами». Под звуки «Боже, Царя храни!» 60-летний генерал прощался со своими солдатами и офицерами, принимая их последний парад. В глубокой горести, со слезами провожали его израненные в кровопролитных боях Великой войны фрон товики.

Сказать, что Келлера в армии любили, – не сказать в принципе ничего. Бывший его офицер Андрей Шкуро, ставший в годы Гражданской войны генералом в Белом движении, вспоминал уже в эмиграции: «Воин с головы до пят, богатырь двухметрового роста, Федор Артурович Келлер в трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования».

Говорят, что Федор Артурович вспоминал в тот момент слова святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Бог отнимет благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».

Покинув действующую армию, Келлер поселился в Харькове. На его глазах происходила «украинизация» губерний и последовавшая за этим оккупация Украины германскими и австрийскими войсками. В те дни Федор Артурович принимал активное участие в деятельности тайной монархической организации, ставившей целью освобождение царской семьи из тобольского заточения. В апреле 1918 года при поддержке немцев была провозглашена Украинская держава во главе с гетманом Скоропадским. И раз уж этот удивительный человек появляется в нашем повествовании, давайте отвлечемся ненадолго от первой шашки России и посмотрим на него внимательно.

Биография Павла Петровича Скоропадского чем-то напоминает увлекательный приключенческий роман. Извилистая дорога от настоящего патриота до врага исторической государственности. В начале ее он – участник Русско-японской и Великой войны, георгиевский кавалер. В представлении к ордену, в частности, отмечалось: «Несмотря на жестокий артиллерийский и ружейный огонь противника, захватил часть позиции противника и удержал ее, не допустив даже немцев отойти без огромных потерь, чем значительно способствовал окончательному успеху». А вот после этого – глава Вооруженных сил Украинской народной республики, гетман Украины, один из лидеров украинской эмиграции, имевший дружеские отношения с Германом Герингом.

Скоропадский старался угодить всем и нигде толком не стал своим. Точнее всех его описал Булгаков в пьесе «Дни Турбиных»: «Все обстоит благополучно. Какой вчера был ужин во дворце! На двести персон. Рябчики… Гетман в национальном костюме». Этим, по сути, и исчерпывается все тогдашнее правление Украиной. И вовсе не случайно, что современные киевские власти считают Скоропадского кумиром. Они ведь поступают точно так же.

Генерал-лейтенант русской императорской армии П. П. Скоропадский, ставший гетманом Украины

В конце лета 1917 года главнокомандующий русской армией генерал Корнилов отдает приказ генералу Скоропадскому начать «украинизацию» его частей, чтобы поднять боевой дух армии. Это была вовсе не личная инициатива Лавра Георгиевича – он выполнял распоряжение главы правительства Керенского, который уже до этого договорился с самостийниками. Павел Петрович отлично зарекомендовал себя в глазах Центральной рады и прежде всего идеолога украинства Грушевского. Так начинается его стремительная политическая карьера.

Дело было за малым – остановить хаос на Украине. Своих сил у самостийников не имелось, решили сделать ставку на союз с немцами. Те были рады отторгнуть Малороссию. Нужно было только выбрать своего человека – и им становится Скоропадский. В гетманы его произвели… в цирке. Я сейчас вовсе не шучу. Специфика украинствующих сказалась в полном объеме именно в этот волнительный миг. Бывший генерал русской императорской армии, одетый в белую черкеску, вышел на манеж и благодарил за оказанную ему честь на ломаном украинском языке.

Не правда ли, во всей нашей многовековой истории трудно отыскать политическое фиглярство, равное этому? Я не возьмусь описать это великолепное действо лучше, чем очевидец исторического момента: «Почтенные «громадяне» так и умолчали о роли, кого они хотят в гетманы, большинство не предполагало даже, что дело дойдет до «избрания» гетмана, многие впервые услышали о существовании Павла Петровича. Но вот и сам он появился на эстраде, с грехом пополам произнес благодарственную речь «громадянам», поспешно и как будто несколько сконфуженно пробрался к автомобилю и поехал домой». Немцы, впрочем, были вполне довольны новым гетманом Украины. А это главное.

Получив власть, Скоропадский немедленно приступил к созданию необходимых атрибутов независимого государства. Утвердил государственный герб, ввел собственную денежную систему – ничем, разумеется, не подкрепленную, кроме той самой белой черкески. Себя он именовал скромно. Нет, не «паном атаманом Грицианом Таврическим», как кто-то наверняка поспешил подумать. Всего лишь «ясновельможным паном гетманом всея Украины». Главным и единственным союзником во всем стала, конечно же, Германия. Других союзников у великой украинской державы не наблюдалось в принципе.

Бывший генерал русской императорской армии, одетый в белую черкеску, вышел на манеж и благодарил за оказанную ему честь на ломаном украинском языке.

И все было бы совсем хорошо, вот только Германия закономерно проиграла в Великой войне. И разумеется, ей тут же стало не до Скоропадского и его «всея Украины». Коронованный в цирке гетман сбегает из Киева в немецком санитарном поезде. Что ж, ничем иным этот постыдный балаган не мог бы завершиться в принципе. Уровень поддержки Скоропадского в украинском обществе колебался где-то между нулем и ничем – без малейшего шанса на увеличение популярности даже в долгосрочной перспективе.

Самостийники гетмана очень не любили, поскольку под украинизацией понимали вовсе не блистательно описанные Булгаковым сцены из серии «обнял и прослезился». Представители русского общества Скоропадского закономерно презирали, считая его подлым немецким агентом и разрушителем целостности исторической России. И уж совсем плохо к нему относились сторонники большевиков. Сделав ставку на крупную буржуазию, Скоропадский в результате оказался совершенно один. Некому стало даже пафосно произнести тост за здоровье его светлости гетмана всея Украины. Занавес опустился.

Но вернемся к графу Келлеру. Мы расстались с ним в момент формирования самостийной державы. В те дни немецкие штыки ограждали многочисленные гетманские штабы и единственную дивизию от посягательств большевиков. Многие на Украине считали, что немцы смогут навести порядок. Многие, но только не граф. Его однополчанин Сергей Топорков писал впоследствии, что характерной чертой Келлера была нелюбовь ко всему иностранному. И он это всегда подчеркивал, несмотря на свои этнические корни.

Все внимание Федора Артуровича было приковано к Дону. Оттуда постоянно доходили сообщения, что генералы Алексеев и Деникин сражаются с большевиками и немцами во главе созданной ими Добровольческой армии. Келлер хотел принять участие в борьбе, но считал, что ее можно вести только именем самодержавного царя всея Руси, следуя по пути всенародного раскаяния и немедленного воссоздания старой императорской армии. На других условиях присоединяться к деникинцам он не собирался.

Что и неудивительно. Донской атаман Петр Краснов (безотносительно многочисленных вопросов к его личности) в своих мемуарах охарактеризовал Келлера как рыцаря, оставшегося верным государю и непоколебимо преданного идее монархии. Свидетельство не вызывает сомнений – ведь Краснов знал графа еще по Великой войне, его казачья дивизия входила в корпус Келлера. Граф не оставлял попыток убедить лидеров Белого движения в том, что спасти Россию может только государь император. В письме к генералу Алексееву Келлер подчеркивал: «Каждый Ваш доброволец чувствует, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете. Объявите, что Вы идете за законного Государя, и за Вами пойдет без колебаний все лучшее, что осталось в России, и весь народ, истосковавшийся по твердой власти».

Летом 1918 года еще одним центром борьбы с большевиками стал Киев. Именно там оказалось большинство политиков правого толка. Все они мечтали видеть графа Келлера во главе армии, создаваемой ими при помощи германских военных. К их огромному удивлению, Федор Артурович отказался. Внимательно выслушав предложение, он заявил, что большинство собравшихся – приверженцы немцев, забывшие о том, что они прежде всего – русские и должны помнить про своего царя.

Сказано это было в тот момент, когда в Ипатьевском доме щелкнули затворы. Страшное известие из Екатеринбурга тогда многие называли нелепым слухом. Лишь в сентябре 1918 года киевский митрополит Антоний Волынский отслужил в Софийском соборе панихиду по убиенному государю императору. Келлер дольше всех отказывался поверить в расстрел царской семьи. Он считал, что на помазанника Божьего ленинская партия руку поднять не посмеет.

Этот простодушный рыцарь русского престола, как называли его современники, был почему-то уверен, что все должны помнить о присяге государю императору. Он считал, что если сам всю жизнь следует девизу «За Веру, Царя и Отечество», то так же поступят и прочие. Наивное заблуждение! Однако при этом важно понимать: Келлер мог сколько угодно тешить себя иллюзиями, но никто и никогда не ставил под сомнение его искреннюю верность России до последнего вздоха. Даже генерал Брусилов, с открытой злобой отозвавшийся о графе в мемуарах, не отказал ему в любви к Родине.

Осенью 1918 года в Киев прибыли офицеры Северной армии, которая готовилась принести присягу царю и Российской империи. В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки – белого креста на левом рукаве. В Пскове, где и происходило формирование частей, развешивались плакаты с именами знаменитых генералов – Юденича, Гурко и Келлера – как вероятных вождей. О связях некоторых офицеров Северной армии с немцами тактично умалчивалось.

Именно графу, самому известному монархисту, было предложено возглавить армию. Келлер согласился и даже пообещал через два месяца поднять императорский штандарт над священным Кремлем. Своим офицерам он тогда сказал: «Вспомните и прочтите молитву перед боем – ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за неделимую нашу родину – Россию».

В ноябре 1918 года немецкие войска по условиям заключенного перемирия начали отход к довоенным границам. Воспользовавшись ситуацией, сторонники самостийной Украины во главе с атаманом Петлюрой подняли мятеж против гетмана. Моментально ощутив всю шаткость своего положения, Скоропадский тут же провозгласил создание Всероссийской федерации. Разумеется, с включением в нее Украинской державы. Знакомый с Келлером еще по службе в царской свите, гетман просил его помощи в организации армии, для чего вручил ему всю полноту военной и гражданской власти. Опомнился, что называется.

Генерал от кавалерии Ф. А. Келлер.

Этнический немец, до последнего вздоха служивший России

Федор Артурович, именовавший себя главнокомандующим Украинской и Северной армиями, подчеркивал, что «может приложить силы и положить голову только для создания великой, единой России, а не за отделение от нее федеративного государства». В Киеве его офицеры тут же стали срывать ставшие ненавистными им за эти месяцы желто-голубые флаги, заменяя их русским триколором. Символ украинской самостийности – бюсты Шевченко – разбивались на мелкие куски с особым и нескрываемым удовольствием.

Граф обратился к армии с последним приказом, который венчался поистине исторической фразой: «Пусть кто хочет, тот эту Украину и защищает, а я ухожу».

На новой должности граф продержался меньше недели. Поводом послужил расстрел офицерами Келлера 13 солдат Украинской народной армии. Что стало причиной этому – неизвестно, однако офицеров отдали под трибунал и немедленно казнили. Келлер пытался протестовать, но в результате был тут же отправлен Скоропадским в отставку с формулировкой «за нелояльные действия». Граф обратился к армии с последним приказом, который венчался поистине исторической фразой: «Пусть кто хочет, тот эту Украину и защищает, а я ухожу».

Желающих не нашлось. Для гетманской державы все закончилось в кратчайшие сроки. Тут можно было бы сказать «любовь без радости была, разлука будет без печали», если бы не одно «но»: русские офицеры. Они стоически пытались отбиться от петлюровских войск, которые значительно превосходили их по численности. Келлер взял на себя руководство обороной, хотя имел возможность покинуть Киев. Один из его подчиненных вспоминал уже в эмиграции: «Времени для рассуждения не было, и граф, отлично понимавший в душе всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не пойти на зов русского офицерства».