2123

– Я вас знаю? – спросила она.

– Нет – ответил он.

– Почему вы здесь? – спросила она.

– Из-за вас – ответил он.

«Он» и «она» – два вечных слова, une histoire eternelle («вечная история», фр.); два слова, кружащихся в вечном танце бесконечности времени: их не изменит ни эпоха, ни социальные перемены, сексуальные революции. Это основа существования жизни, не только человеческой, но и других видов. Мы не лебеди, но мы кружимся в вальсе, мы не соловьи, но мы поем о любви, мы не пингвины, но мы стремимся найти себе одну пару на всю жизнь. Сколько же в нас от птиц! Возможно ли, что все мелочное и низкое в человеке от обезьян, но все возвышенное – это стремление уйти от обезьяньей сущности ввысь и парить, как птицы? Может ли летать рожденный ползать? Любовь доказывает, что да. Недаром все люди мечтают уметь летать, нам всем это снится, мы придумываем супергероев, которое это умеют. Мы все хотели бы быть птицей, а не обезьяной – это и есть для нас то, что значит быть супергероем – «сверхчеловеком». Сверхчеловек Ницше тоже должен был бы уметь летать, конечно же, метафорически. Немецкие нацисты извратили это понятие, как и языческий символ Солнца – свастику, сделав его приземленным. Их сверхчеловек опускает полет на бренную землю, так же как их свастика низвергает с неба Солнце. Что это – жизнь без полета? Человеческое, слишком человеческое[1 - Название известной книги Фридриха Ницше.]. «Он» и «она» – это не просто два слова, это вальс для двоих и пение самых прекрасных песен, это то, ради чего существует жизнь, ведь именно это ведет к ее продолжению.

Он рассказал ей историю их встречи и последних двух недель. Она была и напугана, и удивлена, и польщена. Он понравился ей сразу, она не чувствовала от него опасности. Однако, ей было страшно проснуться, ничего не помня, видеть человека, которого она совсем не знает. Она поблагодарила его за подарки и прекрасные цветы. Он положил ей в кровать большого плюшевого медведя, которого она обняла. Косметики на ней, естественно, не было, красота ее была натуральной, неподдельной. Лишь на затылке он заметил выбритый кусок с медицинскими швами, что, по его мнению, ее совсем не портило. Он приходил еще много раз, каждый день. Они лучше узнали друг друга. Полиция выяснила, что у нее не было постоянной работы, но она писала детские книжки время от времени. Они жили в одном квартале, оба в однокомнатных типовых квартирах в многоквартирных домах. Теперь он приносил ей ее собственные книги и читал их для нее вслух. Иногда она вспоминала какие-то развороты сюжета, чаще всего – нет.

– А что ты читал, пока я была в коме? – спросила она его как-то.

– Я читал тебе книгу по истории древних народов – ответил он.

– Тогда понятно, что я очнулась! – засмеялась она – Наверное, я проснулась, не желая больше слушать твою скучную книгу!

Они оба улыбались. Она что-то помнила из древней истории, помнила много книг известных классиков, она была не глупа даже в своей амнезии, но она не помнила историю последнего века и что происходит в современном мире. Он оставлял ее в палате, обнимающей плюшевые игрушки, которые он ей подарил, и встречал ее каждым утром просыпающейся с ними в обнимку. Спустя пару недель телефон Ричарда зазвонил, высветился ее номер. Да, это была она. Ее выписали из больницы. Они могут встретиться на воле.

Встреча их состоялась в местном пабе, недалеко от их домов. Она была в милой вязаной шапочке с ушками, прикрывающей ее еще не заросший затылок. Они сели за отдельный уединенный столик. Конечно, ей еще не рекомендовалось пить алкоголь, но Аманда была упряма. Они взяли пиво, Ричард дополнил его джином и затянулся сигарой. Аманде было очень интересно узнать про устройство современного мира и новейшую историю. Кто мог ей все это объяснить лучше Ричарда?

– Знаешь – сказала она – Сегодня на почту мне пришло письмо, утверждающее, что после аварии мне требуется повторно сдать на право выбора. Что это значит?