Луиза Ван Меер

– Пьер Этье, – представился тот, что был моложе.

– Уолтер Катчер, – мужчина средних лет, с темными волосами, хорошо одетый и приятный на вид, протянул Луизе свою руку. – Разрешите сопровождать вас этим вечером.

Компания уселась в Паккард Уильяма и покатила в неизвестном направлении.

Глава 2

В машине во всю распивали шампанское, которое лилось из бутылок на кожаные сидения и в фужеры, державшие в руках эти представители «золотой молодежи» своего времени, а также их гости. Луиза не вполне была довольна поворотом событий, думая о Гарри. Но она же не собиралась делать что-то дурное! Это ее успокаивало. Машина остановилась около роскошного многоэтажного дома, под которым красовалась вывеска какого-то модного клуба. Изнутри доносились звуки джаза. Уильям весело махнул рукой портье, стоявшему на входе, видимо они были давно знакомы. Компания зашла внутрь. Зал пребывал в полутьме, по краям были расставлены столики с хорошо одетой публикой, в центре было место для танцев. Ярко освещена была лишь сцена, на которой играли чернокожие музыканты. Иногда красивая высокая брюнетка в открытом платье красного цвета пела высоким голосом, иногда труппа полураздетых молодых женщин танцевала канкан. Друзья сели за столик у сцены, им принесли шампанское, устрицы, креветки и сыры. Наслаждаясь представлением, Луиза забыла обо всем. Ей было так легко и весело среди этих людей, что она совсем не думала о своем простом происхождении, манере держаться и всех прочих глупостях, которым не придавали здесь никакого значения, пока ты был пьян, весел и остроумен, а главное, красив. Красота прощала все. По крайнем мере, пока те, кто имел деньги, был пьян и озабочен потреблением эмоций, а значит, почти всегда. Луиза и сама не заметила, как уже танцевала фокстрот с Уолтером, а затем Кристин обучала ее чарльстону прямо на танцполе, на глазах у всех. Чарльстон понравился ей куда больше фокстрота, да и исполнять его оказалось куда проще. Однако, фокстрот подарил ей новое незабываемое впечатление – руку Уолтера на ее талии. Такое, казалось бы, простое прикосновение, вполне социально одобряемое и менее интимное, чем не менее социально одобряемый поцелуй руки, но дарующее непонятную дрожь по всему телу, будто она мгновенно подцепила простуду. Что это было? С Гарри она ни разу такого не испытывала. Он целовал ее в губы. Это куда интимнее. Однако… Он никогда не клал руку ей на талию так изящно, непринужденно, на глазах у всех, как будто именно там и есть ее законное место, которое она заняла по праву и не имеет намерения его покидать. Момент, когда рука покинула ее талию, охладил Луизу, и момент этот был неожиданно для нее неприятен. Однако, спустя пару па рука снова вернулась на свое законное место, но лишь для того, чтобы снова его покинуть, оставляя ее талию прозябать в вечной мерзлоте одинокого сожаления.

Когда Луиза вернулась за столик, ей снова налили шампанского, но она уже не была уверена, что стоит его пить. «Что я делаю? – мелькало в ее голове. – Безусловно, я не делаю ничего дурного, я лишь танцую. Но все же… То, что я чувствую к этому человеку…». Это нарушало все ее представления о ней самой, ее жизни, месте в мире и будущем ее и Гарри. Что, если все эти установки и планы были лишь искусственно созданы для нее, но были отнюдь не единственными и верными? Что, если можно было построить свою жизнь иначе? Чем дальше заходила ночь, тем медленнее становились танцы. В один момент, Луиза оказалась за столиком одна наедине с Уильямом, осушила бокал и решилась на небольшой допрос.

– Откуда вы знаете Уолтера? – спросила она Уильяма.

– Я знаю его с детства, – ответил тот, – это старый поверенный моего отца по финансовым делам.

– Так значит, он служит у вашего отца? – Луиза и подумать не могла, что Уолтер простой служащий, а не какой-то фабрикант, так были безупречны его манеры и стиль.

– Нет-нет. Он не служит у отца. Он главный управляющий банка Смит&Голдберг. Он служит у них уже много лет.

– А, так значит он обладает высоким постом?

– Да. Можно и так сказать… – ответил Уильям скучающим тоном, ему совсем было не интересно рассуждать о чьих-то там делах. – Он управляет банком, имеет какой-то процент акций, по сути, сам ничего не имеет, но деньгами крутит колоссальными.

Уильям зевнул, шампанское начало его отпускать, а разговор и пуще того – утомлял. Вечер подходил к концу, все уже устали от танцев и начинали трезветь. Кристин вызвала их Паккард, и шофер развез всех по домам.

– Где ты была? – мать Луизы, миссис Ван Меер, была настроена крайне серьезно, дожидаясь дочь до трех часов ночи.

– Я же говорила, что меня позвали на ужин в одну очень приличную семью… – ответила ей дочь усталым голосом.

– Что это за ужин до трех часов ночи? – насторожилась сердитая голландка.

– Ох, мам… Если мы ужинаем в семь, это не значит, что и высшее общество…

– Не доросла у тебя хотелка до высшего общества, – резко оборвала ее мать. – Мне какое до него дело? Мы не из их среды, а значит и ты не оттуда же!

– И что дурного в том, чтобы побыть там хоть немного, раз уж я завела связи?

– Связи она завела… – начала ворчать добродетельная старуха. – От таких связей знаешь, что бывает? Прав был отец, когда говорил, что танцы до доброго дела не доведут…

– Ох, мама. Прошу, замолчи. И так болит голова. Я иду спать.

– Вот как мы заговорили… А когда надо на курсы пойти, так сразу: «Мамочка, ну прошу…».

– Мамочка, ну прошу, перестань ругаться. Я иду спать. Так лучше? – Луиза была раздражена снобистским отношением своей матери, даже не думающей о том, что для ее дочери может быть лучшая участь, чем жена механика.

Глава 3

Луиза Ван Меер произвела тот эффект на компанию золотой молодежи, который сама производить даже не планировала. «Это настоящий самородок, как она красива!» – говорил Уильям. «Она некое свежее дыхание в нашей затхлой скучной повседневности», – характиризовала ее Кристин. «А я говорила: милая и веселая девушка!», – подтверждала свой выбор Патрисия. По сему, спустя пару дней, Луиза получила приглашение на новый вечер, который устраивали брат и сестра Эттли, и на котором должны были присутствовать уже только лишь их друзья, без всех этих унылых предпринимателей и директоров.

Гостиная особняка Эттли была обставлена в этот раз по-другому. Без дорогостоящих и пышных столов с официантами и живой музыкой. Патрисия предупредила Луизу заранее, что вечер будет в египетском стиле. Покупать маскарадный костюм для Луизы было не по средствам, поэтому она просто надела белое платье с черным широким поясом, который одолжила у Патрисии, а на голову надела золотую повязку, для чего пришлось искромсать кухонными ножницами свою старую блузку. Но это того стоило. На глаза Луиза нанесла яркий макияж, густо закрасив черным цветом веки и нарисовав толстые длинные стрелки. Самым сложным оказалось тихо прокрасться к выходу из дома мимо матери, которая, увидь она ее наряд и макияж, точно заслонила бы собой дверь и потребовала немедленно все смыть. Луиза прибыла к дому Эттли и дворецкий проводил ее в зал. Пред взором Луизы предстало нечто потрясающее. Зал был плохо освещен, вдоль стен горели канделябры и настоящие факелы! Стены же выли завешены бежевыми полотнами с золотыми окантовками и иероглифами. На столах стояли египетские статуэтки, во главе всего, в конце зала, восседала огромная статуя сфинкса. Луиза огляделась и заметила, что все присутствующие были сплошь молодые люди, да регулярная прислуга особняка. Видимо, родители брата и сестры Эттли во время подобных вечеринок были в отъезде. Такая завораживающая обстановка вселила в Луизу благоговейный восторг, так что теперь она была точно уверена, что именно здесь ее место, а не на кухне с мамой и Гарри, пахнувшим машинным маслом и уставшим после долгого трудового дня. Увидев знакомые лица, она обрадовалась и ринулась к их дивану, на котором сидели Кристин, Уильям, Патрисия и Пьер Этье, тот молодой человек, что сопровождал Кристин в прошлый раз. Кристин и Патрисия были одеты великолепно – все были в белых платьях, но на их платьях была золотая отделка на воротниках, на руках золотые браслеты и все волосы были усыпаны золотом и камнями в стиле Египта. Ах, как они были похожи на восточных принцесс! Луизе стало немного стыдно за свой простой наряд. Мальчики были в белых туниках, с накрашенными глазами и выглядели крайне забавно. Конечно же, Луиза, сама себе боясь в этом признаться, больше всего ожидала увидеть Уолтера, но его здесь не было. Все любезно поздоровались и перекинулись несколькими регулярными комплиментами. Поговорили об искусстве, станцевали пару танцев, немного выпили, перейдя к сплетням о знакомых знаменитостях, за которые много бы отдали бульварные журналисты. Выпили еще, перейдя к политике, что было совсем не интересно дамам, но Уильям и Пьер уже выпили достаточно, чтобы не обращать на дам внимания, увлекаясь мужскими разговорами, пока девушки слушали и скучали – непростительная роскошь, которую могут себе позволить лишь те, кому нет дела до присутствующих женщин.

– Мы переживаем экономический расцвет лишь за счет голодающей Европы! – с жаром утверждал Пьер.

– Зачем же им голодать, раз они выиграли войну, как и мы? – с легкой насмешкой говорил Уильям.

– Мы сделали деньги на оружии, пока Европа разрушалась под прусским сапогом! – парировал Пьер.

– Тем хуже для них и лучше для нас! – поднял бокал Уильям улыбаясь.

– Оставьте свою иронию! – не унимался Пьер. – Миллионы голодают, пока мы здесь пьем шампанское.

– Так выплюньте! – неизменно ироничное выражение лица Уильяма никогда не лишалось светской улыбки; он быстро осушил бокал и подставил его под рот Пьера.

– Это фарс, – возмутился Пьер, однако, не раздражаясь, пребывая в спокойно дружелюбном расположении, которое ждало от него общество. – Плеваться шампанским было бы еще большим кощунством.

– Ну конечно! Раз уж набрали его в рот… – деловито и шутливо закивал Уильям.

– Вы все шутите, а я говорю серьезно. Почему нашему обществу нет дела до бедных?

– А какому-то другому есть до них дело? – искренне удивился Уильям, специально широко открывая рот и глаза.

– Поверьте, есть. В Советской России…

– Ах, оставьте про Советскую Россию… – Кристин оборвала Пьера. – Наш мистер Этье актер и, как и все актеры, режиссеры и им подобные, придерживается странных взглядов.

– Так вы актер? – воскликнула Луиза, всегда мечтающая о Бродвее. – А я думала вы сын одного из толстосумов…

– Луиза… – Патрисия посмотрела на нее предостерегающе.

– Простите… – опомнилась Луиза, застыдившись своих манер.

– Нет-нет! Мне нравится ваша искренность! – подбодрил ее Уильям. – Мы все сыновья и дочери толстосумов, как вы выразились. Чего тут скрывать? А мистер Этье у нас добился всего сам. Хвала ему и слава! Впрочем, слава пока что обходит его стороной, но, уверен, это из ее глубочайшего уважения к нашему дорогому Пьеру.

– Уильям! – настало время Кристин смотреть предостерегающе.

– Нет, Кристин. Пусть! – остудил ее Пьер. – У всех гениев творчества есть завистники. Это даже льстит мне. А, впрочем, я не договорил про Советскую Россию…

– Избавьте… – Уильям закрыл лицо руками. – Сейчас начнутся коммунистические нотации о правах трудящихся.

– И что?

– Если бы нам было дело до прав трудящихся, то мы бы не жили в таких домах и не давали такие приемы, на которые вы, мой друг, кстати, приходите с завидной регулярностью.

– Да, прихожу. Но не ради шампанского и устриц! – ответил с достоинством Пьер, держа в одной руке бокал, а в другой устрицу. – Но лишь ради просвещения!

– Прошу, просветите нас! – Уильям шутливо поклонился со скучающей миной.

– Нам никогда не достичь такой свободы, как в Советской России!