Оценить:
 Рейтинг: 0

Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!»

<< 1 ... 7 8 9 10 11
На страницу:
11 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Тем временем к Кафе приближалась более сильная эскадра во главе с Гассан-Газы-пашой. Они намеревались высадить в Кафе немалый десант, напрямую занявшись присоединением Крыма к Порте. Гасан-Газы послал русскому сераскиру ультиматум, запрещавший русскому флоту ходить возле крымских берегов. В противном случае турки обещали топить русские суда. Суворов ответил резко и воинственно, запретив туркам сходить на берег даже для пополнения запасов питьевой воды. Турецкая армада не решилась на десант и вскоре удалилась в Босфор. Решительность Суворова сераскиры Блистательной Порты знали…

Вскоре турецкий флот вернулся к берегам Крыма. Сотня кораблей встала на якоря в кафской бухте. В письме Суворову паши просили указать место, где можно было бы взять пресную воду. Суворов ответил резким отказом, воспользовавшись известием о чумной эпидемии в Турции. Суворов объявил в Крыму карантин – и не позволил ни одному турку сойти на берег, хотя у тех было немало самых разнообразных предлогов. Помня о сильном турецком десанте, Суворов привёл в боевой порядок укрепления. Русские войска демонстрировали туркам готовность дать отпор любой вылазке. И вторично турецкая армада отступила к Стамбулу.

Шагин-Гирей не внушал русским дипломатам серьёзного уважения. Было ясно, что это временный и зависимый союзник. Не раз уничижительно отзывался о политических способностях Шагин-Гирея Потёмкин. Переселение христиан из Крыма в пределы Российской империи было первым шагом России против Шагин-Гирея, на перспективу аннексии Крыма. Эту операцию безупречно провёл Суворов. Местные христиане – в основном греки и армяне – занимались в Крыму торговлей и ремёслами, принося в казну Шагин-Гирея львиную долю доходов. Хан протестовал, но Суворов неумолимо выполнял волю Петербурга. Армян и греков переселяли в Приазовье. Греческое и армянское духовенство поддерживало эту операцию. Суворову помогали митрополит Игнатий и армянский архимандрит. И снова Суворов учит офицеров действовать убеждением, держать войска в строгом повиновении, избегая мародёрства. Среди переселённых греков и армян – даже тех, кто не хотел покидать крымских берегов, – остались уважительные воспоминания о Суворове. Самой многочисленной колонией переселенцев были армяне – около тринадцати тысяч человек. Это они обосновались в Приазовье, где был основан армянский городок Нахичевань, позже вошедший в границы Ростова-на-Дону.

Неприятелю времени давать не должно,

пользоваться сколько можно его ошибкой

и брать его всего смело со слабейшей стороны.

    А. В. Суворов

В знак протеста Шагин-Гирей со свитой покинул Бахчисарай. В переписке с Потёмкиным Суворов уже предлагал заменить Шагин-Гирея на Казьт-Гирея – его «закубанского» брата. Высказал Суворов и мысль, которая наверняка уже родилась и в сознании Потёмкина: о целесообразности присоединения Крыма к России. «Бесчисленные полезности таковая перемена при Божием благословении принесёт».

Выполняя деликатную крымскую миссию, Суворов находился в непосредственном подчинении у Румянцева, но идеологом мирной кампании был набравший небывалую силу Потёмкин. Суворов и Потёмкин поддерживали связь в обход Румянцева, который всё более неприязненно относился к будущему князю Таврическому. Так, к переселенческой операции Румянцев с самого начала относился скептически, обращая внимание на недовольство близкой Шагин-Гирею элиты и ропот крымских аборигенов. В письмах Потёмкину Суворов аллегорически жалуется то на Румянцева, то на собственное нездоровье. Душа полководца рвалась к более автономным действиям, но для этого нужно было капитально отличиться перед императрицей.

Весной 1779 года Османская империя наконец признала независимый статус правителя Крыма, хана Шагин-Гирея. Миссия русских войск была окончена: Суворов оставил небольшие гарнизоны в крепостях Керчи и Еникале и вывел войска с Крыма. Суворов получает в командование Малороссийскую дивизию и лето 1779 года проводит в Полтаве. А в конце года его вызывают в столицу. За крымскую и кубанскую службу императрица вручает Суворову орден Св. Александра Невского. Ожидаемого производства в генерал-аншефы Суворов в тот год не дождался. А ведь его выверенные действия в Крыму и на Кубани открыли для России путь к присоединению «полуострова чудес».

Новое поручение Потёмкина казалось многообещающим: речь шла о персидском походе, замысел которого держался в секрете. И января 1780 года Потёмкин подписал тайный приказ Суворову с рекомендациями для подготовки похода на главный каспийский порт Персии – Рящу (Решт): «Вследствие сего немедленно должны вы отправиться в Астрахань осмотреть флотилию и партикулярные суда, могущие служить для транспорта, и о числе и годности оных отрапортовать меня с нарочным.

Осведомиться, какие ближайшие и выгоднейшие дороги к Ряще по набережью и как согласить марш посуху идущих войск с флотом, и где назначить приставать оному, ибо я полагаю провиант везть, большую часть, водою.

Обстоятельства Персии, Грузии, Армении должны вы, узнавши, меня уведомить…»

Суворов прибывает в Астрахань и начинает изучать состояние каспийской флотилии: три фрегата, бомбардирский корабль и 8 ботов. Достраивалось и пополнение флотилии, к тому же Суворов имел в виду лёгкие купеческие суда, которые предполагали использовать для транспортировки артиллерии. К июлю 1780 года флотилия была готова к походу. Суворов провёл успешные переговоры с Гадоет-ханом – правителем Гилянской провинции. Суворовская дипломатия – особая, не кабинетного происхождения. Она замешена на воинском опыте и на кипучей любознательности генерала, который в каждой местности изучал обычаи, диалекты, говорил на языках противников и соратников – то по-турецки, то по-польски, то по-немецки. При этом Суворов не относился к тем русским аристократам, для которых увлечение Европой и иностранными языками заслоняло русскую сердцевину. И с восточными вождями Суворов находил общий язык на основе взаимного уважения. И властитель Гилянской провинции Гадоет-хан почёл за благо декларировать приверженность Российской империи. Он готов был вместе со своей провинцией перейти под власть всемилостивейшей императрицы. Посредником Суворова в переговорах с Гадоетом был житель Гянджи Никита Яковлев – армянский слуга российского престола. Гадоет-хан уже готовился переселиться в Астрахань до полного присоединения Гиляна. Багаж хана уже погрузили на русское судно, когда его настигла бдительная рука Измаил-хана, который силой возвратил прорусски настроенного вельможу в Рящ. Тогда же Никиту Яковлева арестовали люди шамхала Али-Магомета – и помощник Суворова оказался в тюремных застенках. Суворову удалось освободить Яковлева: он умел настаивать на своём в переговорах.

Рисунок Николая Самокиша

Суворов пробыл в Астрахани до конца 1781 года – то готовясь к активизации действий, то разувериваясь в реальности первоначальных амбициозных планов Потёмкина. Скепсис оказался оправданным: персидский поход не состоялся. «Обстоятельства оного дела приняли иной вид», – с сожалением написал Потёмкин, отзывая Суворова из Астрахани. В новом году Суворов принял командование дивизией в Казани. Снова – учения, снова разговоры с офицерами и солдатами, головоломные суворовские вопросы, на которые полагается быстро давать находчивые ответы. Но вскоре ему предстояло снова возвратиться на Юг России, а именно – к берегам Кубани. На 28 июня 1783 года, в годовщину восшествия Екатерины на престол, планировалось подписание манифеста о вхождении Крымского ханства в состав Российской империи. Русские полки снова стояли в Крыму – на этот раз под командова-нием генерал-поручика де Бальмена. И Суворов, конечно, был там, где провокации османов, недовольных крымской политикой России, были особенно опасны. Сначала русские войска возвратили Шагин-Гирея на бахчисарайский престол, усмирив его мятежных братьев, которые в итоге обосновались в Турции и будут ещё воевать против России. Но трон Шагин-Гирея был шаток, ему так и не удалось стать сильным правителем, не удалось остаться зависимым партнёром, но не вассалом России. И хитроумный Потёмкин уже уговаривает его отказаться от престола в пользу матушки императрицы. В марте – апреле 1783 года Шагин-Гирей сдался под напором неутомимого Григория Александровича. Но до поры до времени договорённость держали в секрете – до знаменательного дня 28 июня.

Осенью 1782 года Суворов снова принял командование Кубанским корпусом. Ставка Суворова находилась в крепости Св. Димитрия. В начале июня Суворов находился в Ейском укреплении, пробуя на вкус настроения местных жителей перед попаданием в железные объятия империи. Опорой Суворова среди местной элиты стал «особливо преданный империи Всероссийской» Джан-Мамбет-мурза. Помогал Суворову и Халил-эфенди-ага, чьё усердие, полезное России, Суворов благодарно отмечал. Нужно было так спланировать этот день – 28 июня, чтобы ничто не омрачило праздника империи, чтобы исключить возможность провокации. Офицеры перенимали суворовское усердие и осознавали высокое значение момента. Рядом с ними были тени павших при Кагуле и Козлуджах, тень Вейсмана – ведь южное расширение границ империи было следствием той, первой екатерининской Русско-турецкой войны.

28 июня в Ейском городке Суворов, тщательно подготовив ритуал, принимал присягу ногайцев, входивших в состав России. Было устроено даже «великолепное праздненство по вкусу сих народов». Суворов приказывает солдатам обращаться с новыми подданными империи «как с истинными собратьями». Державник! По замыслу Суворова, после принятия присяги особо преданные России ногайские чиновники вместе с русскими офицерами должны были отправиться в аулы приводить к высочайшей присяге народные массы ногайцев. Зачитывались слова манифеста «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей стороны Кубанской под державу Российскую», подписанного Екатериной. Солдат империи исполнил свой долг.

Казалось бы, над Ейским городком установилась безоблачная летняя погода. Но очередной мятеж ногайских орд был неизбежен: столь крупные приобретения не могли обойтись империи дёшево. И турки, и вполне обоснованно обиженный старый приятель Суворова Шагин-Гирей просто обязаны были «мутить воду». Для Потёмкина и Суворова в этом не было ничего неожиданного.

Для политика и военачальника Г. А. Потёмкина Суворов был своим человеком – доверенным-проверенным. Потёмкин – управленец остроумный и проницательный – умел видеть в эксцентричном чудаке-генерале стойкого героя и своеобычную личность, хотя и не всегда понимал новаторской суворовской тактики. Суворовскому умению «воевать минутами» Потёмкин предпочитал осторожную стратегию медленной, но верной экспансии – не минутами, но годами, шаг за шагом. Твёрдая рука Суворова всякий раз была ему нужна, когда для достижения цели всё-таки следовало действовать энергично.

С 1777 года активизируется эпистолярное общение Суворова с набравшим силу новым «полудержавным властелином». Граф (в то время – ещё не светлейший князь) видел Суворова одним из главных действующих лиц в предприятии, которое принесёт Потёмкину громкую славу и титул Таврического. Речь шла о присоединении Крыма.

При дворе язык с намеками, догадками,

недомолвками, двусмыслием.

Я – грубый солдат – вовсе не отгадчик.

    А. В. Суворов

Мы видели, что на полуострове Суворов оказывается в эпицентре многослойной политической борьбы, от которой доселе был далёк. Но приходилось выполнять и более близкие к армейской практике задачи – переселение христианских семей, наконец подготовка к неизбежной новой войне с Оттоманской Портой. Юг Российской империи был в те годы областью расширяющейся и перманентно прифронтовой. Суворов хорошо знал эти места и не упускал возможности лишний раз углубить свои знания Придунайских областей, Новороссии, Крыма, Кубани.

Войска Суворова с относительной лёгкостью громили многотысячные отряды ембулукских всадников мурзы Канакая Нураддина. Заметим, что аналогичные бои нередко не приносили успеха ни российским, ни британским войскам – и не стоит недооценивать кубанских побед Суворова, припоминая и мучительно тяжёлые кавказские войны XIX века, и спецоперации в горячих точках века XX.

К новым подданным Российской империи следовало относиться бережливо. Суворов распорядился переселить в Черкесск сотни ногайских семей, чьи отцы погибли в боях. Таким образом, были спасены от голодной смерти тысячи женщин и детей. Этого не вспоминают те, кто ныне обвиняет Суворова в истреблении ногайских семей. У сепаратистов длинные языки и хорошая фантазия на клевету…

За присоединение благодатной Кубани Суворов был награждён орденом Св. Владимира 1-й степени. Этот орден появился совсем недавно, уже в годы расцвета суворовского военного гения.

Первыми кавалерами стали выдающиеся екатерининские «орлы» – самые могущественные вельможи, государственные мужи, фавориты. Они получили Св. Владимира в день учреждения награды: Потёмкин, Безбородко, Панин, Бецкой, Репнин, Григорий Орлов… Суворов в то время, по обыкновению, был далек от высочайшего двора, находился при армии, поближе к приграничным очагам напряжения. Высокая награда во имя крестителя Руси, святого равноапостольного князя Владимира Святославича была учреждена к двадцатилетию правления императрицы Екатерины II. Девизом ордена стали слова: «Польза, честь и слава».

В капитуле российских орденов 1892 года статут ордена определялся так: «Императорский орден Св. Равноапостольного Князя Владимира установлен в награду подвигов, совершаемых на поприще государственной службы, и в воздаяние трудов, для пользы общественной подъемлемых».

Известие о награждении Суворов получил в разгар боевых действий против ногайцев. В середине лета 1783 года среди орд снова начались серьёзные волнения. Конники джанбулакской орды нападали на русские посты – на роту Бутырского пехотного полка, что стояла на Малой Ее, на команду подполковника Лешкевича… Вождь мятежа Мамбет Мурзабеков был арестован, его заточили в Азовскую крепость. Но Потёмкин предчувствовал, что от кочевий ногайских татар за Кубанью по-прежнему исходит опасность, – и приказал Суворову провести в тех краях военную экспедицию. Поход начинался от устья Лабы. С Суворовым выступили по пятнадцать пехотных рот и драгунских эскадронов с 16 полевыми орудиями. Привлёк Суворов и донские казачьи полки под предводительством А. И. Иловайского. Через Лабу богатыри переправлялись без наведения понтонов, перетягивая пушки тросами. 1 октября в Керменчике, на противоположных берегах Лабы русские войска разгромили ногайский лагерь. В тот же день, продвинувшись дальше, Суворов громит ногайцев у урочища Сарычигир. Пленных приказал отпустить, а некоторых бросивших кочевье ногайцев было разрешено записывать в казаки. Опасный для России степной союз распался. Суворов писал: «Были они нами за Кубанью и на реке Лабе на рассвете при Керменчике так супренированы, что потеряли множество народа и всех своих мурз, и того ж числа другой раз их и иные поколения равно сему разбиты были; одни сутки кончили всё дело». Закубанская операция завершилась блестящей и скорой победой. Турки, лишившись опоры на Кубани, 28 декабря 1783 года в специальном соглашении с Россией признали линию реки Кубань границей между империями. Впрочем, Россия уже смотрела дальше на Кавказ, стремясь освободить христианские народы Закавказья от турецкого владычества. Кубанский плацдарм против турок был надёжно укреплён.

Портрет Александра Андреевича Безбородко. Неизвестный художник

Расширение границ Российской империи Суворов всегда приветствовал и расчётливо продумывал имперскую тактику – на какой границе нынче уместнее дать волю экспансии? Заметим, что зрелое имперское сознание вовсе не было повсеместным явлением в российском дворянстве того времени. Суворов здесь воплощал одну из главных тенденций лучших екатерининских орлов – служить, дабы без ведома нашего ни одна пушка в Европе выстрелить не могла… Обыкновенно это высказывание связывают с именем Безбородко, но под ним могли бы подписаться и Румянцев, и Потёмкин, и Суворов. Охранители империи, умножившие её пространства и влияние. У могущественной империи, которая раскинулась от Дальнего Востока до Польши, всегда было немало горячих или тлеющих точек. В те годы, как известно, не было ни телефонов, ни радио, ни Интернета. И всё-таки Суворов и его современники всегда успевали подлатать там, где рвалось. Успевали, опережая скорости века.

С весны 1784 до осени следующего года Суворов, командуя тихой Владимирской дивизией, вёл жизнь по преимуществу помещичью, объезжая свои имения. В сентябре 1785 года Военная коллегия публикует «Список нового генералитета Российской империи», в котором не нашлось места для знаменитого генерал-поручика. В «Росписи российских войск» Суворова не назначили ни в одну дивизию. Что это – случайность или опала? Суворов явился в Петербург. Его приглашали во дворец. Увидев императрицу, он повалился на колени: «Матушка, я прописной! Меня нигде не поместили с прочими генералами и ни одного капральства не дали в команду». Недоразумение исправили: Суворову вверили Первую – столичную – дивизию. Никакой опалы, напротив, Суворов – на виду и в чести.

Между тем Петербург уже намеревался удалить отставного хана Шагин-Гирея с некогда подвластных ему территорий. Екатерина составила письмо Шагин-Гирею, в котором предлагала ему переселиться в Воронеж с годовым пенсионом в 200 тысяч рублей. Суворову было поручено вручить письмо-ультиматум бывшему хану и провести с ним переговоры по этому поводу. Суворов, пребывавший в крепости Св. Димитрия Ростовского, посчитал невозможным провести эту операцию самолично: после переселения греков и армян из Крыма Шагин-Гирей затаил обиду на Александра Васильевича, и эмоциональный фон переговоров мог оказаться неблагоприятным. В Тамани Шагин-Гирей пытался войти в сношения с ногайцами, цепляясь за остатки ханской власти. В Тамань, к Шагин-Гирею Суворов послал подполковника Нижегородского пехотного полка С. А. Булгакова, которого снабдил «довольными деньгами и надлежащим наставлением». Суворов продумал даже маршрут, по которому бывший хан должен был добраться до Воронежа: через Крым, чтобы не ехать по Кубанской степи, чреватой «случайными препятствами». Шагин-Гирей отреагировал на письмо Екатерины не без заносчивости: он потребовал высочайшей аудиенции в Петербурге, а сразу ехать в Воронеж отказался. В итоге его всё-таки вынудили спрятать гордость в карман и удалиться в воронежскую глушь. Судьба этого «слабого и лукавого властителя», которого Россия, по существу, задушила в объятьях, была печальна. Поселившись в Воронеже, он принялся просить императрицу отпустить его в Турцию, где пребывала его многочисленная родня. Как же он был опрометчив! Но османы не забыли Шагин-Гирею многолетнего сотрудничества с Россией. Только его нога ступила на землю Оттоманской Порты – бывшего крымского хана арестовали и сослали на остров Родос. А в 1787 году, по указанию из Стамбула, задушили.

Незадолго до этой трагедии, осенью 1786 года Суворова производят в генерал-аншефы – а это означало, что в грядущей войне с Турцией ему предстояло руководить крупными операциями.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 ... 7 8 9 10 11
На страницу:
11 из 11