– Вряд ли когда-нибудь, – рассказывает Пивенштейн, – я получал более тяжелое приказание…
Но выполнил его беспрекословно, выполнил так, как требовали интересы дела, как учила его Красная Армия.
И отряд Каманина, в состав которого входил в частности лучший и опытнейший летчик Союза Василий Молоков, вписал славные страницы в историю советской авиации. Каманин и Молоков по нескольку раз в день летали в лагерь Шмидта. Для перевозки челюскинцев они использовали даже парашютные ящики, привязанные к плоскости крыла. По рассказам челюскинцев, Молоков с такой виртуозностью опускался на небольшую площадку аэродрома, как будто он всю жизнь прожил на ней.
Только в революцию этот человек стал грамотным. Свою жизнь Молоков делит на два периода – до и после Октября.
Со свойственной ему скромностью он рассказывает о спасении челюскинцев:
– Мы сделали то, что всякий в нашей стране должен сделать… Я могу назвать десяток своих товарищей, которые летают так, как я.
– Кто бы из нас так рвался в опасность в старое время? Да никогда в жизни! За какую родину отдавать свою жизнь, за что? За то, что мать работала, согнувшись в три погибели, чтобы только не помереть с голоду; за то, что у меня не было настоящего детства…
– И на чехо-словацком фронте, и под Нарвой против Юденича, и на Северной Двине против англичан я боролся уже за свою родину. Для нее я летал в Арктику.
В своем детстве, в революции черпал Молоков силы для героического полета. Он был ничем и стал великим гражданином великой Страны советов. 39 человек спас Молоков на своем самолете «Р-5».
Самой тяжелой была последняя ночь с 12 на 13 апреля. На льдине осталось всего шесть человек. Советские пилоты беспокоились – не сломает ли за ночь аэродром. Спасти оставшуюся шестерку, которая считала своим долгом уйти последней, было делом чести наших героев. И они блестяще выполнили эту операцию.
Особое восхищение вызывает великий перелет из Хабаровска в Ванкарем группы Водопьянова, Галышева, Доронина. 5850 километров по неизведанной трассе Севера в зимних условиях! Водопьянов в своей записке в редакцию «Правды» требовал даже, чтобы ему разрешили лететь из Москвы. «В связи с катастрофой, которая произошла с «Челюскиным», – писал он, – и бедственным положением находящихся там 104 человек я предполагаю на своей машине в течение 10 дней со дня вылета быть на месте и заняться переброской людей. За день я могу сделать четыре-пять полетов и взять по четыре человека при каждом полете».
Правительственная комиссия в лице товарища Куйбышева урезонила Водопьянова, и он вылетел лишь из Хабаровска. Водопьянов смелый, безрассудно смелый пилот. Он сам говорит: «Многие считали меня безудержно и даже безрассудно смелым. В иных случаях я таким и был». Но здесь поручение, исходящее от партии и правительства! Водопьянов поглощен одной мыслью – во что бы то ни стало долететь и спасти челюскинцев. Он обдумывал каждый шаг, переродился в этом великом полете. Образцово, без единой аварии, Водопьянов выполнил свой долг.
Характерен вылет из Хабаровска. Самолет Водопьянова быстроходнее самолетов Галышева и Доронина, а лететь условились звеном.
«Я старался не опередить их и кружился вокруг, как жеребенок вокруг матки, – говорит Водопьянов. Впереди показалась темная масса облаков, и начался сильный снегопад.
На борту моего самолета были бортмеханики Александров и Ратушкин. Мы летели на высоте 800 метров и попали в сильный снегопад, в низкую облачность. Снизились до 20 метров от земли. Видимость была очень скверная. Все самолеты, один за другим, я потерял. Добавил скорость, так как опасно лететь при такой видимости на малой высоте и с малой скоростью. Минут через пять неожиданно перед самым носом самолета вырастает один из идущих впереди самолетов. Я сейчас же взял ручку на себя и ушел в облачность, но так как мотор хорошо оборудован аэронавигационными приборами для слепого полета, то я свободно пробил облачность и на высоте двух с половиной тысяч метров вышел из облаков. Там меня встретило солнце. Подо мной была черная масса облаков. Когда пробьешь облачность и увидишь солнце, то кажется, что оно светит особенно ярко, даже глаза слепит. Тут я задумался, что делать: лететь по компасу в Николаевск-на-Амуре выше облаков или вернуться обратно в Хабаровск. Я решил вернуться, так как по сведениям, полученным еще в Хабаровске, в Николаевске сейчас пурга, а идти низом я ни за что не рискнул бы, боялся, что товарищи будут возвращаться и неожиданно для нас мы можем столкнуться в воздухе. И я вернулся обратно в Хабаровск.
Сел на хабаровском аэродроме. Ко мне подбежали, спрашивают, что случилось с самолетом. Я ответил – ничего, все исправно. А почему вернулся? Вернулся из-за плохой погоды и плохой видимости. Не поверили. Когда я им подробно объяснил причину возвращения, товарищи жали мне руку и говорили:
– Наконец-то ты взял себя в руки, правильно сделал, что вернулся и не рискнул лететь».
Водопьянов нагнал потом свое звено. 4 апреля вся тройка в Анадыре. Получают первую весть, что Молоков и Каманин долетели до лагеря Шмидта и вывезли группу челюскинцев.
Забеспокоился Водопьянов: «А вдруг еще до меня тут всех перевезут! Что же это я? Пять с лишним тысяч километров задаром летел… Хоть бы одного вывезти!»
До Ванкарема оставалось 1200 километров. Через Анадырский хребет путь вдвое короче. Смелым прыжком на высоте 1800 метров Водопьянов берет это препятствие. Ему удается принять участие в спасении челюскинцев: он перевез десять человек.
Лагерь Шмидта ликвидирован. Стихии ледяного моря, пытавшегося проглотить советскую экспедицию, предоставлены только полуразрушенные бараки. Спасены родные нашей стране героические люди «Челюскина». Ляпидевский, Леваневский, Молоков, Каманин, Слепнев, Водопьянов, Доронин – вот она, легендарная семерка советских летчиков.
Сталин, Молотов, Ворошилов, Куйбышев, Жданов молнируют в Ванкарем – Уэллен счастливой семерке:
«Восхищены вашей героической работой по спасению челюскинцев. Гордимся вашей победой над силами стихии. Рады, что вы оправдали лучшие надежды страны и оказались достойными сынами нашей великой родины…»
Мощный голос всей страны от чистого сердца воспевает героизм советских летчиков и титаническую работу, проделанную партией и правительством, чтобы спасти челюскинцев. В тундре чукчи, так много сделавшие для спасения челюскинцев, слагали песни о бесстрашных водителях воздушных кораблей.
Весь мир был потрясен. Под Ванкаремом держали суровое испытание и советские летчики и советские машины. Это были необычные перелеты по заранее подготовленной трассе. Наша авиация приняла бой в той обстановке, какую застала на месте, какая была продиктована суровыми капризами Чукотского ледяного моря. И победила! Эта победа была подготовлена всей предшествующей работой партии, политикой индустриализации страны, созданием мощной авиационной промышленности.
«История об этом, – писала «Дейли Геральд», – одна из величайших среди историй о героизме и выносливости, которыми так богата история полярных исследований. Радио и авиация сделали их спасение возможным. Но радио и авиация не смогли бы помочь без знаний и доблести летчиков. Весь мир отдает дань этим доблестным русским».
Вырванная пролетариатом из рук капиталистов и помещиков, Россия стала матерью, любящей своих сынов и дочерей. Неудивительно, что они отвечают ей взаимностью. Неудивительно, что трудовой народ таким тесным кольцом окружает свою ленинскую партию, свое правительство.
Трогательно обращение путиловских рабочих и работниц, инженеров и служащих к героям-летчикам и челюскинцам:
«Для нас светит солнце сегодня, для нас оно взойдет и завтра. И пусть кто-нибудь попробует взять у нас что-либо. Его ждет участь бывшего императора России Николая Кровавого. И вы, товарищи, шли по стопам великих героев пролетарской революции и гражданской войны. И ваш подвиг, товарищи челюскинцы и летчики-герои, озаряет облик нашей страны, укрепляет ее силу и мощь. Вы показали замечательные образцы героизма и любви к родине. Привет вам, родные, с берегов Невы, от города Ленина, колыбели великой коммунистической партии! Привет храбрым из железного поколения, воспитанного Сталиным!»
Нашей стране нужны смелые люди, заявил товарищ Сталин в беседе с летчиками. Эти люди у нас имеются, и число их каждодневно растет с молниеносной быстротой. Героические дела партии Ленина – Сталина выковывают героев. В Советском союзе воспитывается самый смелый отряд человечества. С новым общественным строем, когда каждый доподлинно чувствует себя равноправным членом коллектива, героизм становится достоянием масс.
И если борьба за спасение самоотверженного отряда Шмидта подняла всю страну, то легко себе представить, с каким энтузиазмом 170-миллионный народ подымется, когда враг посягнет на нашу родину. Десятки тысяч Каманиных, Молоковых, Слепневых, Ляпидевских, Водопьяновых, Леваневских, Дорониных полетят на советских самолетах в любую точку земного шара по приказу партии и правительства. Чтобы защитить свою страну, свою родину, они будут готовы пожертвовать всем. Горе тем империалистическим кликам, которые испытают на себе удары революционного народа, защищающего завоевания Октября!
Вслед за датским моряком Шамкингом, потерпевшим вместе со своими товарищами крушение в 1923 году у берегов Аляски и оставленным на произвол судьбы, трудящиеся всего мира скажут:
– Можно завидовать стране, имеющей таких героев, и можно завидовать героям, имеющим такую родину.
О людях, воспитанных партией и советской властью, говорит эта книга. Рассказы летчиков-героев о своей жизни, о том, как они спасали челюскинцев, – это правдивые документы, раскрывающие перед читателем легендарную историю нового человека. Увлекательная сказка о большевистской действительности! Эта книга лучших летчиков Советского союза выпускается в невиданно короткий срок благодаря исключительной заботливости Центрального комитета партии и лично товарища Сталина. Издание книги было поручено редакции «Правды», и только дружная работа коллектива правдистов – тт. Мильруда, Гершберга, Галина, Л. Суббоцкого, Б. Левина, Крэна, Никулина, Киша, Герасимовой, Фина, Габриловича, Цитовича, Новогрудского, бригады художников Партиздата – тт. Фрейберг, Телингатера, Седельникова, руководителей типографии «Красный пролетарий» тт. Аксельрода и Смирнова и всех ее работников – обеспечила успех дела.
Андрей Небольсин
Чукотка в те дни
Андрей Небольсин в Уэллене
На громаднейшей территории Чукотки живет около пятнадцати тысяч чукчей и эскимосов. Вдоль всего берега тянется цепочка стойбищ и селений. Их не менее 50. Здесь, у моря, сосредоточено две трети всего населения. Море кормит, одевает и согревает. Живут преимущественно охотой на морского зверя. А морской зверь – это шкуры, мясо, жир.
В глубине страны, в тундре – кочевники. Их богатство – олени и пушной зверь. Летом средством сообщения служит у нас водный путь, собаки. На собаках можно добраться в самые глухие места, надо только уметь беречь их силы. Ближайший от нас крупный центр – город Анадырь. Он находится в тысяче километров от Уэллена. До центра соседнего Чаунского района – тоже около тысячи километров. Связь с внешним миром мы поддерживаем исключительно по радио, через станцию в Уэллене. Сносимся главным образом с Анадырем и Петропавловском-на-Камчатке.
Впервые я услышал о том, что существует пароход «Челюскин» и что он идет по пути «Сибирякова», в августе прошлого года, когда в Уэллен прибыли зимовщики для организуемой там полярной станции. Они рассказывали, что из Ленинграда вышел в экспедицию «Челюскин», что руководит экспедицией О. Ю. Шмидт, а капитан – В. И. Воронин.
«Сибирякова» мы знали. Когда он потерял винт, тральщик тянул его вдоль наших берегов. Охотившиеся в море чукчи долго потом рассказывали, как они встретили маленький пароход, тащивший за собой большой.
«Челюскин» появился в чукотских водах примерно в половине сентября. В это же время с запада шли пароходы колымской экспедиции 1932 года, зимовавшие до этого в районе Чаунской губы.
Наши воды становятся из года в год все оживленней. Раньше сюда лишь изредка заходили американские шхуны, да из Владивостока приплывали иногда «Ставрополь» и «Колыма». Шесть пароходов побывало у нас в 1931 году, 12 – в следующем. А в прошлом году нас посетило не меньше 20 судов. Наша угольная база – бухта Провидения стала походить на настоящий, живой порт.
В конце сентября пошли разговоры о том, что «Челюскин» может зазимовать. Жители Уэллена видели, как «Челюскин», вмерзший во льды, дрейфовал в Берингов пролив, а потом – как его понесло обратно. Встречали его и в районе мыса Сердце-Камень, милях в 10–15 от берега. Он был беспомощен, льды тащили судно на восток. Чукчи тогда говорили, что, если бы «Челюскин» мог проломить кромку и приблизиться к берегу, дальше свободный путь был бы ему обеспечен.
В начале октября стало ясно, что ему не выбраться из льдов. Сведения о нем мы имели довольно часто, так как связь с центром он поддерживал через радиостанцию Уэллена.
Так прошли ноябрь, декабрь и январь. В начале февраля погода стала резко ухудшаться. Февраль и март, пожалуй, худшие месяцы на Чукотке: дня почти нет, постоянная пурга. Я в эти дни объезжал свои участок. 13-го вечером прибыл на культбазу в бухту Лаврентия. 14-го начальник радиостанции принес телеграмму. В ней сообщалось, что «Челюскин» затонул, что в Уэллене создается чрезвычайная тройка для помощи челюскинцам и необходим мой приезд. В телеграмме указывались точно число, часы гибели «Челюскина», координаты и количество людей, выгрузившихся на лед. Деловая, ясная телеграмма. Через полтора часа я был в дороге.
Я перебирал в памяти все средства, находившиеся в нашем распоряжении для спасения челюскинцев. Прежде всего я имел в виду три самолета, которые были у нас, – два «АНТ-4» и один «ЮГ-1». Самолеты мощные. Запас горючего для них был приготовлен. Казалось, что с их помощью можно будет снять челюскинцев со льдины. Тогда я еще не представлял себе всей сложности обстановки…
Прежде всего я заехал на культбазу. Рассказал о случившемся Ляпидевскому и врачу Леонтьеву. Затем принялся собирать меховую одежду. Выезжая из дома, я загрузил нарту комплектами мехового обмундирования и спальными мешками. На культбазе собрал еще две нарты теплых вещей. Решил, что лучше иметь под руками лишнюю одежду, чем нуждаться в ней.
15 февраля в 5 часов утра мы выехали на четырех нартах. На две мы погрузили теплую одежду, на двух других ехали я и доктор Леонтьев. В пути по ту сторону залива нас встретил Шуваев, ехавший на первую районную партийную конференцию. Кроме того к нам присоединился чукча Ильмоч, председатель первого на Чукотке оленеводческого колхоза. Он ехал на пленум рика. Но мы попали в пургу. Нормально на путешествие до Уэллена надо было затратить 12–14 часов, нам же пришлось пробыть в пути почти двое суток.
Ночью мы ехали с Ильмочем – он впереди, я за ним. Тьма кромешная. Ильмоч ехал налегке и проскочил по краю обрыва, но меня предупредить не успел. Моя тяжело загруженная нарта полетела вниз. Я вместе с ней. Нарта разбилась вдребезги.