Сталинская гвардия. Наследники Вождя

Частенько бывал Предсовмина и на московском АЗЛК. В 1966—67-м, в соответствии с постановлениями правительства, появились самые популярные модели «Москвичей» – М-408 и М-412. В 1970—71-м, когда было налажено массовое производство на ВАЗе, завод АЗЛК, по существу, был заново построен. В новых цехах к середине 70-х уже производили по 150—180 тысяч «Москвичей» в год.

Нефтегазовая промышленность, строительство, металлургия не давали забыть и о грузовом автомобилестроении. В миллиард долларов обошелся стране КамАЗ. Завод, рассчитанный на 150 тысяч грузовиков и 250 тысяч дизельных моторов в год, начал работать в 1976-м. А для крупных самосвалов модернизировали Минский завод. Белорусские машиностроители многим обязаны Косыгину, поверившему в их конструкторский талант и производственные возможности. В 1975-м вышел на трассы крупнейший в мире самосвал «БелАЗ» грузоподъемностью в 110 тонн. Это был не последний рекорд БелАЗа. Минский конструктор М.С. Высоцкий предложил идею массового выпуска первых в СССР магистральных автопоездов мирового уровня. Опытные образцы он готов был пригнать из Минска в Москву. Чтобы наладить производство, необходимы капиталовложения. Косыгин поверил Высоцкому и не ошибся. Получилась машина, нужная хозяйству.

Итак, к 1972 году практически с нуля выросла отрасль – автомобилестроение. Ежегодно Советский Союз экспортировал триста-четыреста тысяч легковых автомобилей – и не только в братские и отсталые страны, но и в Великобританию, Францию. А еще – грузовики, самосвалы, трактора, троллейбусы… Вот такой застой по-косыгински.

Алексей Николаевич находил новые подходы к развитию алмазодобывающей промышленности. Именно в годы правления Косыгина Советский Союз вышел на второе место в мире по добыче алмазов. Первое традиционно занимала ЮАР. В воспоминаниях Владимира Николаевича Новикова сохранилась атмосфера тех великих государственных дел, в которых проявился сметливый характер главного инженера СССР. Позволю себе длинную цитату, отлично иллюстрирующую работу косыгинского правительства и, несомненно, вскрывающую проблему, весьма злободневную и в ХХI веке:

«Шло заседание Президиума Совета министров. Выступал Ломако:

– Товарищ Косыгин, мы остановили добычу алмазов в Якутии (их разработку тогда вело Министерство цветной металлургии).

– Почему остановили? – У нас нет мельниц. – Как нет мельниц? Почему никто не поднимал этот вопрос? – Видите ли, туда отправили наши мельницы, но они не работают. – Кто делал? – Сызранский завод. – Ну и что ты предлагаешь? – Надо закупить в Японии четыре таких машины. Они по 15 миллионов стоят».

Вроде бы и не так много, 60 миллионов, но дело не в этом. Я-то знал, что мы сделали для Якутии четыре мельницы, и был там всего полгода назад, сам видел, что машины пришли, но жалоб оттуда не поступало. А уже наступила зима. За Ломако вступился Байбаков:

«Да, Алексей Николаевич, надо закупать, иначе у нас с алмазами срыв будет».

Байбакова поддержал Тихонов, он тогда уже первым заместителем Косыгина был. Я выступаю и говорю: «Техника эта не сложная, хорошо работают машины и нашего производства, в том числе и на алмазах. Я не вижу никакой причины закупать их в Японии. В Якутии и наши мельницы есть, и одна японская, все работают нормально. Дайте мне семь дней, чтобы разобраться в этом деле».

Я послал в Якутию человек пять-шесть министров и представителя Комитета по науке на три дня. Возвратились они и говорят:

– Все сызранские машины лежат нераспакованными, их никто и не пробовал запустить.

Я снова выступаю на Президиуме Совмина: «Все наши машины лежат под снегом, их даже не пытались запускать в работу. Зачем же закупать японские, когда отечественные не хуже? Не понимаю позиции Госплана, товарища Байбакова, ни позиции Тихонова, первого заместителя. Что, валюту девать некуда?»

Опять они все трое – закупать да закупать. Косыгин тогда говорит:

«Ну ладно, раз такие авторитетные товарищи настаивают, давайте купим».

Я – вне себя, но молчу. Однако Косыгин постановления так и не подписал…».

Алексей Николаевич уже давно отлично понимал, что иногда нужно согласительно кивнуть ошибающимся, но на деле потворствовать ошибкам нельзя. Мельницы у японцев мы не закупили. Это бы противоречило ставке Косыгина на развитие нашего производства и установке на экономию. Но путь косыгинского правительства не был гладок. С первой половины семидесятых годов на мировом рынке росли цены на нефть, и спрос на советское «черное золото» тоже увеличился. Мы взвинтили темпы добычи, поставив нефтедобывающую промышленность на небывалую высоту. Но у этого отрадного явления были и отрицательные последствия. «Нефтедоллары» ударили по отечественной легкой промышленности; теперь мы многое закупали у социалистических стран Европы, у Финляндии, а то и у «китов» империализма… Косыгин, не обладая высшей партийной властью, успешно бороться с этими процессами не мог. Популизм переигрывал рачительных хозяев.

Очень поучителен и другой пример управленческой реактивности Косыгина. Вспоминает Николай Егорычев, предшественник Гришина, Ельцина и нынешнего Лужкова на посту столичного градоначальника:

«Как-то, кажется году в 1965-м, в январе долго стояли сильные морозы. Тепловые станции Москвы оказались практически без топлива. Давление газа упало, запасов мазута оставалось на полтора дня, да и использовать его было почти невозможно, так как он загустел при низкой температуре. Эшелоны со смерзшимся в монолит углем стояли на подступах к ТЭЦ, их можно было разгружать только вручную, разбивая уголь ломами или отбойными молотками. Тысячи солдат были заняты круглосуточно на этой работе. Министерство экономики и электрификации СССР оказалось неготовым к подобной ситуации. Положение казалось

безнадежным, однако рядовые москвичи даже не догадывались об этом, так как теплоснабжение города обеспечивалось нормально». Это – главное, а что касается наказаний виновных, то и этим Косыгин занялся: «На экстренном заседании Совмина А.Н. Косыгин был беспощаден в оценке действий министерства, а его предупреждение министру было сделано хотя и в корректной форме, но могло стать для того последним, повторись подобная ситуация». Вспомним нынешние жалобы наших всесильных акционерных обществ разных уровней на снег (тающий и нетающий), холод и ветер – и научимся ценить опытного управленца, умело подключившего бесплатную рабочую силу (солдат) в форс-мажорной ситуации. Если найдется сноб, осуждающий эти действия Косыгина как нерыночные, то пускай упреком ему будет тепло в домах москвичей 1965 года, память о том тепле. Косыгин умело использовал возможности социалистического хозяйства, и верно, что в послеприватизационных условиях слаженная работа армии и собственников невозможна.

В конце XIX века вся газовая промышленность России была меньше газовой промышленности одного Берлина. В 1945 году СССР добыл 2,6 миллиарда кубометров газа – в 25 раз меньше, чем США. В 1964-м Косыгин рапортовал о 90-миллиардной годовой добыче и заявил, что «Разведаны колоссальные запасы в Тюменской области». Была поставлена задача – выйти на лидерские позиции в мире по добыче газа. И за десять лет удалось добычу утроить, а к началу восьмидесятых выйти на первое место в мире. Мудрейшие из мудрейших, современные модернизаторы скептически оценивают газовую отрасль. Она-де превращает нас в «сырьевой придаток», ведет к отсталости. Какая может быть модернизация вокруг газовой трубы? А. Косыгин сознавал, что добыча и доставка газа – это сложное современное производство, которое поможет реализовать прорывные технологии. Респектабельные модернизаторы считают современным производством джинсы и Deep Purple. А. Косыгин понимал, что и компьютерные технологии могут развиваться не по щучьему президентскому велению, а по логике большой технологической цепочки, локомотивом в которой является ТЭК. Контракт века – соглашение с ФРГ о поставках в СССР труб большого диаметра – немцы под давлением США бойкотировали в 1962—1969-м. За шесть месяцев производство труб, необходимых для газопровода, наладили на Челябинском трубопрокатном заводе. 1 октября 1973-го советская газовая труба пришла в Западную Европу. На открытие нового газопровода СССР – ФРГ в баварский городок Вайдхаус прибыла советская правительственная делегация во главе с министром газовой промышленности СССР С.А. Оруджевым. Через пять лет СССР и ФРГ связывал уже крупный газопровод «Союз», протянувшийся от Оренбурга. К 1974-му были готовы и два нефтепровода «Дружба». Немало новых технологий потребовал проект. Академик Б.Е. Патон рассказывал биографу Косыгина Виктору Андриянову: «Во время разговора в кабинете А.Н. с горечью сказал, что видел, в каких тяжелых условиях работают сварщики, сваривая так называемые неповоротные стыки на морозе в 40—50 градусов». Вскоре из лаборатории Патона пришел проект машины контактной сварки стыков, которая в любую погоду передвигалась внутри трубы. Производительность труда возросла в 10 раз. Лицензия на эту машину продана в США. Вот что значит – проблема была на карандаше у Косыгина. По планам Косыгина, сырьевые суперпроекты должны были поднять индустрию, в том числе – наукоемкое производство. Да, подчас Советское государство было вынуждено гнаться за быстрым барышом, быстро увеличивать объемы продаж нефти и газа. Планы по развитию переработки сырья приходилось откладывать.

Человек

Советские телезрители отмечали вечную угрюмость, сосредоточенность Косыгина. Он не подчинялся канонам официозного поведения. Сразу было видно: независимая личность, крепкий характер. Ведет себя так, как привык, как считает нужным. Взгляд его смягчался, проступала открытая улыбка, когда на демонстрациях пионеры повязывали ему красный галстук. В ответ он, как и соратники по «бессмертному гарнизону», отдаривался конфетами.

Как известно, коммунистом и главой семьи Косыгин стал почти одновременно – в 1927 году. Тихий Киренск с удивлением наблюдал за комсомольской свадьбой молодого сотрудника потребкооперации. Работа и семья существовали для Косыгина в разных измерениях: на службе он преклонялся перед точностью, дома – перед Клавдией Андреевной. Он восхищался тем, как непринужденно она беседовала со Сталиным о женской доле, когда он назвал ее «морячкой», а в итоге Клавдия Косыгина поразила вождя-вдовца чеканным определением: «Жена – это судьба». Дома Косыгин был куда менее привередлив, чем в работе. Тарелка овсяной каши каждое утро, да чай из раскаленного самовара… Квартира Косыгиных на улице Грановского, а позже – на Воробьевском шоссе была гостеприимным домом для старых друзей и знатных гостей, которых умела приветить Клавдия Андреевна. В доме бывали М.А. Шолохов (с ним все Косыгины были «родными по духу», как говорила дочь писателя), А.И. Хачатурян, Т. Н. Хренников, М.В. Посохин, академики Келдыш, Челомей и Александров… Болезнь Клавдии Андреевны заставила премьера оборудовать рабочий кабинет в больничной палате, рядом с женой. О трагедии Косыгин узнал, стоя на Мавзолее: шла первомайская демонстрация. Свою Клавдию он вспоминал каждый день, вплоть до последних дней в больничной палате…

Служба свела главного инженера страны и с главным антисоветчиком. А.И. Солженицын записал на одной из хрущевских встреч с интеллигенцией: «…И в какой-то особой удрученно-ослиной позе, не разделяя этого сборища и не касаясь его, сидел Косыгин. Глава правительства – сам был здесь раб безысходный, комический, хотя ждали его дела поважнее… Косыгин сидит, все так же уныло ссунувшись плечьми между рук, показывая, что он тут ни при чем, не участвует, такой глупостью он не стал бы заниматься».

Пройдут годы, Косыгин прочитает «Пир победителей». Пьеса возмутит Алексея Николаевича: такой клеветы на самое святое, на Победу, он не мог снести. Наконец в 1973 году на стол Председателя Совета министров СССР легли увесистые тома «Архипелага ГУЛАГ». И снова – жестокие строки о Великой Отечественной, прославление власовцев и бандеровцев… Великий педант Косыгин с ужасом вчитывался в солженицынскую цифирь: как ловко этот талантливый писатель подменяет документ своей пылкой фантазией! На заседании Политбюро, посвященном солженицынскому вопросу, Косыгин был настроен решительнее всех. Он уже видел в писателе врага, который готов без сожаления разрушить все то, что страна выстрадала и построила за шесть советских десятилетий: «Несколько лет Солженицын пытается хозяйничать в умах нашего народа. Мы его как-то боимся трогать, а между тем все наши действия в отношении Солженицына народ приветствовал бы. Если говорить об общественном мнении, которое создастся за рубежом, то нам надо рассуждать так: где будет меньше вреда – или мы его разоблачим, осудим и посадим, или мы будем ждать еще несколько месяцев, потом выселим в другую страну. Я думаю, что для нас будет меньше издержки, если мы поступим сейчас в отношении его решительно и осудим по советским законам. Очевидно, статьи о Солженицыне в газетах надо дать, но серьезные. Солженицын куплен буржуазными компаниями, агентствами и работает на них. Книга Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» – это махровое антисоветское произведение. Я беседовал с тов. Андроповым по этому вопросу. Конечно, капиталистические страны Солженицына не примут. Я за то, чтобы попытаться тов. Андропову прозондировать в капиталистических странах вопрос, какая из них может его принять. Но, с другой стороны, нам нечего бояться применить к Солженицыну суровые меры советского правосудия. Возьмите вы Англию. Там уничтожают сотни людей. Или Чили – то же самое. Нужно провести суд над Солженицыным и рассказать о нем, а отбывать наказание его можно сослать в Верхоянск, туда никто не поедет из зарубежных корреспондентов: там очень холодно. Скрывать от народа нам нельзя. Статьи в газетах надо поместить». Столкнулись два максималиста, два патриота России. Один – писатель с амбициями идеолога, сторонник патриархальной Руси, ослепленный ненавистью к советской системе. Другой – администратор, созидатель, видящий свою страну передовой и модернизированной. Им не приходилось ждать друг от друга пощады. Косыгин защищал свой выбор семнадцатого года, защищал память миллионов павших за советскую Родину в священной войне, о которой Солженицын писал с неприятным презрением. Сможет ли история рассудить двух талантливых и трудолюбивых людей – администратора и писателя? Сегодня мы не видим конца этому спору. Но ясно, что созидателю – Косыгину – было что защищать от Солженицына. Это никчемным мечтателям вольно, отшатываясь от «ужасов сталинизма», уничтожать систему, страну.

Интересно рассказал о Косыгине инженер Ф. Вергасов: «Собеседник после самого короткого общения с ним отходил в сторону с каким-то необыкновенным просветленным выражением лица. Я это наблюдал и не переставал удивляться. Это не зависело от контекста и логики беседы, от полярности (положительный или отрицательный) ответа Косыгина. Собеседник получал урок правды, настоящей выстраданной правды. Такой урок правды, например, есть в фильме «Летят журавли», крутой разговор дяди-хирурга со своим племянником-музыкантом. Я думаю, что ради этого разговора и был поставлен фильм. Он тому почти кричал в лицо: для того чтобы ты тут играл, кто-то из твоих сверстников должен идти на фронт, погибать, терять руки, ноги! Такая правда есть во многих песнях Владимира Высоцкого, в его Жеглове из всенародно любимого фильма «Место встречи изменить нельзя». Безусловно, сказывался авторитет Косыгина. Но главным все же была сила его внутренней убежденности в своей правоте. Чтобы убеждать других, надо сначала быть самому убежденным. Интеллект Косыгина в актах общения проявлялся открыто и как бы доверительно, сильно, мощно, но не громко. Косыгин собеседника не подавлял. Он как бы приглашал на свой уровень общения и пытался помочь собеседнику подняться на этот уровень».