Пустые лодки

1

Виктор работал на государственном предприятии. Занимался наукой. Наверное. Не смотря на десятилетний стаж на данном поприще и звание инженера, он с трудом понимал свои обязанности. На первых порах в порыве энтузиазма он перерисовывал на компьютер различные схемы и чертежи из ветхих журналов, сортировал гайки в мастерской, а также порывался кому-нибудь помочь, если этот кто-то делал что-то похожее на работу. Иногда старшие сотрудники с ехидным блеском в глазах поручали ему оформить невнятные бумаги с длинными заголовками и отнести их на подпись в административный корпус. Престарелые начальники мелкого пошиба, обитавшие в кабинетах того корпуса, начинали выяснять с ним отношения за грехи его отдела, совершённые давно умершими людьми во времена развитого социализма. Виктор обтекал и плёлся обратно к себе, пытаясь понять, что происходит.

Предприятие носило гордое название «НИИ ФАП», что в переводе означало «Научно-исследовательский институт физики автономных процессов» («…что бы это ни значило», – добавлял про себя Виктор). На его верхушке восседал генеральный директор. Уже третий или четвëртый за последние лет восемь. Виктор их не считал, не всегда помнил в лицо и не видел нужным обременять память их именами. Сценарий деятельности каждого директора был примерно одинаков. В первую очередь новый глава суетливо перекраивал верхушку вверенного ему института. Он увольнял и передвигал одних людей, а на их место назначал каких-то мутных типов. Затем в обязательном порядке вводились несовместимые с жизнью стандарты, скопированные до последней запятой из какой-нибудь устаревшей японской книги по эффективному менеджменту. Когда вышеозначенные действия не приводили к незамедлительной сверхприбыли, происходила попытка наладить жëсткий контрольно-пропускной режим, ведь всё начинается с дисциплины.

Поднятая очередным директором муть не успевала толком осесть, а последствия его волевых решений не успевали кристаллизоваться ниже пары верхних административных слоёв, когда головное предприятие назначало нового директора. Тот запускал эту карусель сызнова, уверяя, что теперича будет не то, что давеча.

В этой уютной тени, созданной бестолковым руководством, лучшие умы отечества занимались кто чем придётся. Учёные старой закалки обычно пили чай, дремали и болтали в курилке о старых добрых временах, когда работали настоящие профессионалы, не то, что нынешнее племя, а спирт для протирки контактов был слаще мёда и выдавался ежемесячно. Или вспоминали лихие девяностые, когда им приходилось перебрасывать через забор или проносить под одеждой медь, которую они потом сдавали в ближайшем пункте приёма цветного металла, чтобы на вырученные средства затариться дрянным спиртом «рояль».

Кто-то из неунывающих учёных с особо пробивным характером и достаточно твёрдым лбом умудрялся даже в текущих условиях проводить какие-то исследования, печататься в журналах и защищать патенты. Но как будто не благодаря, а вопреки родному предприятию, создававшему препятствия на каждом шагу. Но препятствия эти создавались не из вредности. Отнюдь! Всё делалось исключительно в благородных целях. Ведь нужно же было хоть как-то оправдать целую тучу кадров, проедающих бюджет. Они ведь тоже чьи-то мужья, сестры дети и зятья. Там, где частная контора обходится парой приложений, согласующих производственные процессы и пакеты документов по одному клику, в «НИИ ФАП» собирали комиссии, членов которой аттестовывали другие комиссии, члены которых иногда аттестовывали сами себя, чтобы иметь право вести дела, посвящённые оптимизации и дебюрократизации производственных процессов. На это уходили долгие месяцы и тонны бумаги, которой с введением электронного документооборота стало на порядок больше. Решения по тем или иным вопросам согласовывали, пересогласовывали ввиду новых обстоятельств и пересмотра стандартов предприятия. Когда впереди начинал маячить свет, менялся директор. И все круги ада начинали свой оборот с нуля.

Виктор давно понял, что главная задача их института – генерировать трудовой стаж на престижной должности. Был человек простым завхозом где-нибудь под Новгородом, а тут аж целым генеральным директором стал на два года. Да не где-то, а в самом Петембурге. А его фитнес-тренер стал заместителем генерального директора по работе с персоналом. И не где-нибудь, а в самом настоящем научно-исследовательском институте с восьмидесятилетней историей. С таким послужным списком не стыдно будет занять ответственный пост где-нибудь поинтересней и поближе к первопрестольной. Виктор и сотни прочих простых служащих в этой картине выполняли важную роль. Роль, без который было невозможно всё остальное. Они были многоразовым планктоном, питающим административных титанов самим своим наличием.

В конечном итоге Виктор философски махнул на всё рукой и перестал вылезать из кабинета без крайней нужды в виде похода в туалет или столовую. А поход в туалет был событием, будящим мысль. Даже целых три, если быть педантичным. А если взять микроскоп и взглянуть вооружённым глазом, то все три мысли были по своей сути вопросами. Первый вопрос Виктор задавал своему организму. Есть ли шанс потерпеть до дома? И лень тут не при чем. Ситуацию прояснит вторая мысль. Точнее, вопрос. Вопрос о выборе. Смыть за собой или помыть руки? Напора воды на совершение обеих процедур не хватало. Третий вопрос предшествовал второму. Не посещал ли кто-то уборную на протяжении последних десяти минут? Если посещал, то второй вопрос разрешался сам собой. Ведь в ближайшее время, пока не наполнится протекающий бачок, ни смыть воду, ни помыть руки не удастся. Ситуацию, бывало, спасал писсуар. Но однажды его перемотали скотчем и повесили объявление «Уважаемые ученые! В писсуар не ссать!» Лаконично, доходчиво, уважительно. Всё же не шарашкина контора, а предприятие с международной репутацией. Выход из ситуации напрашивался сам собой. Нужно убедиться, что из крана течет вода, сходить в туалет, помыть руки, а потом уже смыть за собой. Но Виктор предпочитал потерпеть до дома, а не решать подобные головоломки. Службы главного инженера, главного энергетика, главного механика, главного ещё кого-нибудь уже давно выродились в шайку канцеляристов, ставящих своё «не одобрямс» в инструкции, которые уважаемые учёные писали сами себе. Поэтому просить кого-то сделать что-то реальное, вроде разрешения проблем с подачей воды, было бесполезно.

Виктор старался не терять времени зря. Сидя в кабинете, он самообразовывался на всякий случай в иных областях знаний. А то ведь не могла ж эта верëвочка вечно виться. Кто-нибудь когда-нибудь мог начать задавать вопросы. И к этому моменту хорошо бы иметь больше компетенций, чем способность поглощать пять литров чая и кофе в день, вопрошая организм, донесёт ли он этот чай до дома? Правда, самообразование происходило судорожно и бессистемно. Как только что-то на новом поприще начинало получаться, он брался за что-нибудь ещë, и прошлый навык угасал. «Надо будет – вспомню», – успокаивал он себя, просматривая очередные курсы, обещающие гарантированное трудоустройство и зарплаты с пятью нулями.

Виктор делил кабинет с двумя ветеранами труда, большую часть времени дремавшими под радио, вещавшем о нехватке инженеров, слесарей и прочих трудовых кадров в нашей необъятной. Почему дикторы с радио сами не спешили занять место у станка или пулемёта – вопрос, который Виктор давно перестал себе задавать. П…деть-то – не мешки ворочать, как говаривал его отец, суровый дальнобойщик из Уфы. На рабочем компьютере Виктора интернета не было. Ибо генеральный директор видел в нём причину нарушений трудовой дисциплины. Поэтому Виктор раздавал себе интернет с телефона, имея официальный повод не заниматься рабочими вопросами, требующими доступ к сети. Большую часть рабочего времени Виктор общался на форумах, читал статьи и смотрел видяшки на интересующие темы. Стол он развернул так, чтобы сидеть лицом ко входу. И потому, если кто-то заходил, у Виктора всегда был запас времени, чтобы развернуть на весь экран непонятные схемы или научные тексты, открытые в соседнем окне.

В реальности у Виктора друзей не было. Было пару приятелей, которым он звонил или писал в среднем раз в год, чтобы встретиться и поболтать о том о сём. Но к сорока годам общих с приятелями тем для разговоров у него почти не осталось. Его это не волновало. Дефицит общения он восполнял в интернете. У него было полно виртуальных друзей на полуэзотерических форумах, посвящённых сновидениям и выходам из тела. Была ещё «сестрица названная», как он называл про себя соседку. С ней можно было болтать о чём угодно, но как-то не всегда хотелось. Она больше говорила, чем слушала. И тараторила так, что Виктор часто ловил себя на том, что не помнит и половины сказанного.

В один прекрасный день Виктор пришёл на работу, пожелал доброго утра коллегам, включил чайник и сел за компьютер. Он зашёл на форум, описал сон в своём дневнике и принялся читать новые сообщения в прочих топиках. В теме, посвящённой общим вопросам, один из форумчан предложил устроить вечером видеоконференцию, чтобы подвести своеобразный итог. «Расскажите, кто чего достиг за прошедший год». К сообщению прилагалась ссылка в видеочат. «Однако, – подумал Виктор, – кто ж посреди лета итоги подводит?» Но ответил согласием.

2

По дороге домой Виктор решил сделать пару записей в блокнот. Автобус качало на ухабах, из-за чего писать было трудно. «Видимо, дорожников у нас тоже в стране не хватает. Только ближе к осени новый урожай спелых рабочих завозят из тёплых стран. А потом они улетают на юг вслед за нашим руководством», – подумал Виктор. Но, поняв, что как-то по-стариковски ворчит, вернулся к записям. Он вспоминал, чего он там достиг за последний год. И ничего утешительного в голову не приходило. Тогда он просто решил обозначить пункты, на которых зиждилось его мировоззрение относительно снов и реальности. Пожалуй, этого будет достаточно. Авось, кого-нибудь на какие-нибудь мысли интересные натолкнёт. «Или меня кто-нибудь на что-нибудь наведёт. А то как-то совсем жаштряль».

Виктор жил на четвёртом этаже панельной пятиэтажки. Он занимал свою комнату в коммунальной двушке с первого курса института. Жильё ему предоставили родители, надеясь, что это будет хорошей стартовой площадкой для начала самостоятельной жизни. Стартовая площадка по итогу стала стабильной орбитой, так как расширять жилплощадь, заморачиваться с кредитами, заводить семью, покупать машину и делать всё то, чем заняты приличные люди, Виктор даже не планировал. Иногда он заводил себе подругу, но конфетно-букетный период, о котором с поволокой на глазах вспоминали его семейные приятели, он терпеть не мог. Необходимость дарить подарки, приглашать в театр, ресторан или на танцы вызывала в нём тоску и желание куда-нибудь спрятаться. Подруги быстро уставали от нерасторопного, занудного и безынициативного Виктора, и потому не сильно страдали, когда приходила пора «остаться друзьями».

Переступив порог квартиры, Виктор скинул обувь и пошлёпал в ванну, чтобы помыть руки и освежить лицо. До назначенной видеоконференции было около часа. «Как раз успею поесть», – подумал Виктор и стал загружать продукты в холодильник. Разогрев пиццу в микроволновке и налив в стакан шипящего лимонада, он уселся за ноутбук и заглянул на форум. Всего на дискуссию в онлайне согласилось пятеро человек, включая его самого. «Что ж, будет интересно. Особенно интересно, чего там этот Клоус наплетёт. Посты у него, правда, такие сбивчивые, что иной раз кажется, будто с Линдой общаешься. А пока…» Он запустил видосик одного музыкального блогера, чтобы было веселее уплетать нехитрый хавчик.

Полчаса спустя, вдохновлённый просмотром, Виктор отодвинул тарелку с остатками еды и решил помузицировать. Он подключил к компьютеру гитару, повесил на неё тяжёлую примочку, надел наушники, и стал играть секвенции, приходящие в голову. Услышав интересную последовательность, он повис на ней, пока сами собой не зародились слова. Виктор приступил к мелодекламации:

– Свобода, равенство и братство,

Друзья, прошу не расслабляться,

Давайте падать и валяться,

Чудесный вечер, чтоб надраться…

Он сделал паузу и, пытаясь удержать ускользающее вдохновение, рассеяно посмотрел в сторону полки с книгами. Кастанеда, Гурджиев, Брюс и Монро сделали вид, что они тут не при чём. Зато со стороны двери раздались одиночные аплодисменты. Виктор вздрогнул так, что его колени стукнулись о столешницу, стоящий на нём стакан подпрыгнул и чуть не опрокинулся. Повернувшись в сторону оваций, Виктор сорвал с себя наушники. Линда, его соседка по коммуналке, стояла в дверном проёме и часто-часто аплодировала, подвывала и изображала восторг. Виктор вопросительно на неё уставился. Она подхватила отзвучавший мотив и начала маршировать на месте:

– Вообще-то надо запираться, я задолбалась в дверь стучаться! – после этого она звонко захохотала.

Линда была женщиной лет тридцати. У неё было немного смуглое лицо, прямой нос и подвижные глаза почти чёрного цвета. Густые чуть вьющиеся тёмные волосы, едва достигали плеч. Смешливой она была до крайности. При этом смешила она, как правило, себя сама. Темпераментная соседка регулярно заходила, чтобы полить кактусы и опрыскать орхидеи, которые сама же надарила Виктору по случаю и без, и попутно обчистить ему холодильник. Он пробовал вяло протестовать, но она уверяла, что «вернёт с процентой». И вообще, «запирайся, если прям так жалко». В конечном итоге он махнул рукой. Поэтому он не сильно удивился, увидев соседку в дверном пройме в тот вечер. Видимо, её привлёк запах пиццы.

– Тебе чего? – спросил немного повеселевший Виктор.

– Да так, слышу – завываешь. Ну и решила на твой концерт глянуть. Чем занят?

– Ничем особо.

– Значит, не помешаю.

Линда достала второй стакан, налила себе лимонад, разогрела в микроволновке остатки пиццы, подтащила стул и плюхнулась рядом с Виктором.

– Включи что ли чего-нибудь, – сказала она, жуя пиццу и стряхивая на пол крошки со своего ярко оранжевого халата.

– Слушай, у меня тут дело намечается. И, это…

– Деловой какой, смотрите на него. А я тебе что, мешаю? Или ты собираешься провести ритуал с кровавыми жертвоприношениями и не хочешь меня в это втягивать? Или боишься, что я тебя объем, ты похудеешь и тебе придётся раскошелиться на новый гардероб?

– Кушай, не обляпайся. У меня просто тут будет видеоконференция. И…

– О, будете обсуждать судьбу отечественной науки? Класс, такое я не могу пропустить.

– Очень смешно. Нет, это с друзьями.

– Ой, не смеши. То ты сидишь на кухне, пьёшь и ноешь, что у тебя друзей нет, то единственного человека, готового разделить с тобой хлеб-соль, гонишь, чтоб не мешал, – она взяла печенье с холодильника, снова плюхнулась рядом и налила себе ещё лимонада.

Замечание по поводу кухни было правдой. Оттого было вдвойне обидно. Виктор часто в приступе экзистенциального кризиса сидел на общей тесной кухоньке, хрустел чипсами и запивал их чем-нибудь игристым. Линда не упускала случая перехватить у него вкуснях и платила за это беседой. Так она узнала о его делах на работе, про отсутствие друзей и про множество прочих жизненных обстоятельств. В особо откровенные вечера Виктор рассказывал про увлечение осознанными снами и выходами из тела.

– Ну, не совсем прям друзьями. Это друзья по переписке. С сайта про сны.

– А, с твоими этими, – Линда закрыла глаза и вытянула руки, изображая лунатика. – А можно рядом посидеть? – неожиданно спросила она.

– Ну, если не будешь лезть в кадр и ржать, как лошадь.

Она лишь закатила глаза. Виктор подключил к ноутбуку беспроводные наушники и протянул один ей.

3

Убедившись, что Линда не попадает в кадр, Виктор подключился к конфе. Дискуссия уже началась. Выступал парень с ником Andy. Это был полноватый мужчина примерно того же возраста, что и Виктор.

Andy: О, к нам присоединился Маффин! Тогда я начну сначала.

Виктор увидел краем глаза, как Линда согнулась пополам и начала сотрясаться, зажав лицо руками. Он порадовался, что не включал пока микрофон.

– Чё ты ржёшь-то уже?

– Маффин, – еле выдавила из себя Линда.

Виктор сделал бесстрастное лицо и помахал в камеру рукой.

Andy: Я как раз рассказывал, что то, что мы называем магией перестало быть таковой после того, как была разработана теория квантовой запутанности. Она может объяснить вообще всё. Вот, смотрите, да? Когда одна частица меняет состояние, да? Та, что с ней запутана тоже меняет состояние, да? Синхронно. (Он синхронно щëлкнул пальцами левой и правой руки). До большого взрыва была сингулярность, а значит, все частицы запутаны со всеми остальными! И все на все влияют. Притом, смотрите, влияют они на прошлое и будущее! Ведь когда мы о чём-то думаем, это же ток просто идёт через наши нервные ткани, которые тоже состоят из частиц, запутанных с прочими частицами, а также со своими будущими и прошлыми состояниями. А значит, когда мы думаем о будущем или вспоминаем о прошлом, мы влияем на частицы, которые все со всеми запутаны!

Он победно оглядел прочих участников, видимо, ожидая, реакции.

Виктор тоже оглядел окошки с другими участниками. Он раньше никого из них не видел. Только Энди, чья ава на форуме была его же фотографией. Его весёлый и открытый взгляд располагал к беседе. Светлая рубашка в сдержанно-голубоватую вертикальную полоску добавляла образу Энди респектабельности.

У женщины с ником Kikimora были тёмные распущенные кучерявые волосы. Их стягивала вокруг лба пёстрая лента. Она была одета в халатик с расцветкой «индийский огурец» (Виктору показалось, что это принт в виде павлиньих перьев) и меланхолично посасывала через трубочку из стакана какой-то коричневый напиток. На стене за ней висел большой плакат с Ганешей, нарисованный кислотными красками. Слоноголовый бог приветствовал участников одной из четырёх рук, держа в прочих сакральные предметы.

Alenka оказалась женщиной лет пятидесяти с круглым лицом и рыжеватыми волосами. На ней было простое домашнее платье тёмных тонов. Она что-то вязала спицами, изредка поглядывая в экран поверх квадратных очков в тонкой оправе. Судя по постам на форуме, она была масоном. Но не долго. Потому что, как Виктор понял из еë сообщений, эта древняя организация по сути своей отличалась от «НИИ ФАП» только направлением транзакций относительно кошельков еë членов. Магического в современном масонстве было примерно столько же, сколько научного в его институте.

Виктор перевёл взгляд на парня с ником Clous. Это был худощавый мужчина, одетый в чёрную футболку с математическим знаком суммы множества однородных величин на груди. На вид ему было от тридцати до сорока лет. Из-за мыльного изображения и плохого света точнее сказать было трудно. Он был очень коротко стрижен и носил большие очки с толстой оправой. По его губам блуждала немного ироничная улыбка. Чуть сбоку от него висел на пантографе большой микрофон с попфильтром. Голову Клоуса украшали громоздкие чёрные наушники. Это выделяло его среди прочих участников, в ушах которых виднелись лёгкие проводные и беспроводные гарнитуры. Посты Клоуса на форуме были настолько запутанными и перегруженными, что дальше пары предложений Виктор продирался редко. «Интересно, в жизни он так же выражается?»

Наконец, Виктор набрался смелости и посмотрел на себя. Он увидел смотрящего куда-то пониже камеры шатена. Его серые глаза, отражавшие свет монитора, были слегка раскосы – сказывались гены сурового дальнобойщика из Уфы. Тонкие губы, над которыми возвышался слегка повёрнутый на бок нос, были напряжённо поджаты. Кто-то из старых приятелей Виктора называл его выражение лица с поджатыми губами пуцкой. На нём была светло-серая футболка, а из правого уха свисала белая капля наушника.

Энди понял, что реакции не будет и продолжил вещать.

Andy: Короче, по нашей теме это тоже многое объясняет. Так мы видим вещие сны, так происходят синхронизмы и так мы выходим из тела. Наш мозг настраивается на определённые изменения запутанных квантов и расшифровывает эти послания, давая нам информацию, которую мы интерпретируем в виде образов на внутреннем экране, да? Ведь, как говорят в интернете, запутанные кванты похожи на левый и правый носок, да? Как только мы надеваем правый, второй мгновенно становится левым. Я как представил, что все частицы во Вселенной – это такие носки миллирдоногого паука, так всë сразу и понял! Как-то так. Вопросы?

Кикимора отхлебнула своего напитка, томно улыбнулась и подняла руку. Казалось, что она приветствует участников синхронно с Ганешей.

Kikimora: Зачем?

Andy: Что зачем?

Kikimora: Зачем городить такие огороды? Почему нельзя пользоваться простыми и понятными объяснениями? Когда что-то работает, разве так важно всё сводить к квантам и запутываться?

Andy: Но ведь это важно, да!? Важно, чтобы мы отталкивались от правды, а не предрассудков, да? Тогда, используя логику, мы сможем от одной правды придти к другой. А предрассудки и сами правду не говорят и ничего, кроме других предрассудков из них мы вывести не сможем.

Kikimora: Без всех этих ваших запутанностей целители лечили людей тысячи лет, а йоги постигали глубины сознания, не имея в своём гардеробе ни одного носка. Супер-пупер разумная наука сначала смеялась над ними. А теперь стала признавать пользу иглоукалывания, веганства и медитации. Честь и хвала науке. Только зачем себя так запутывать, чтобы пользоваться тем, что тысячи лет работало и без ваших учёных в белых халатах?

Andy: Гравитация тоже работала. Притом все миллиарды лет. Но без учёных мы бы не смогли летать на самолётах. Молнии тоже били сами собой, да? Но без учёных не было бы нормальной электрической сети. И интернета, с помощью которого мы тут общаемся, кстати, тоже бы не было. Мистики находят зерно истины, завораживают тебя ею и проталкивают с этой маленькой пилюлей тонну всякой чуши, так? Пока учёные ищут способы очистить от шелухи истину и с её помощью синтезировать что-то новое, свободное от предрассудков.

Kikimora: Что ещё за тонны чуши?

Andy: Ну, смотри. Верба лечит головную боль, так? Мистик тебе наплетёт что-нибудь про злых духов, которые изгоняются добрыми духами вербы, да? Мистик вылечит тебя один раз от головной боли отваром вербы, а потом заставит всю жизнь донейшн носить в свой храм свидетелей вербы, чтобы умилостивить добрых духов, которым ты теперь по гроб должен. Иначе духи разгневаются и накажут тебя руками своих адептов. Исключительно в благих целях, да? А учёный найдёт, что в вербе полно салициловой кислоты и изобретёт аспирин! И научится его синтезировать, так что даже вербу не придётся рубить лишний раз. И всё, что ты кому-то будешь должен, это десять рублей аптекарю!

Kikimora: Ага. А может лучше верить в добрых духов, чем изобретать ядерные бомбы, которые можно сбрасывать друг на друга прямо с орбиты нашей многострадальной Земли?

Andy: Ой, давай не будем сейчас про войны, ага? Как будто в крестовые походы людей погнал разгул научной мысли. Мы тут для другого собрались. Кстати, я тут вспомнил. Я ж ещё не закончил.

Кикимора пожала плечами и снова занялась стаканом с видом, дающим понять, что идиотов переубеждать ей надоело ещë во младенчестве.

Andy: Короче, всё, что я сказал, объясняет даже такие штуки как телепатию и дежавю, так? Короче, сами подумайте. Дежавю возникает, когда мы настраиваемся на те частицы в мозгу, которые связаны со своими парами, существующими в будущем. А телепатия работает потому, что мы настраиваемся на частицы, запутанные с частицами в мозгах других людей.

Женщина с псевдонимом Алёнка отложила, наконец, своё вязание.

Alenka: Я по твоим словам всё понять не могу, ты ставишь материю превыше сознания? Получается, что это не образ божий сформировал материю для того, чтобы она манифестировала его волю, а материя сама собой случайно сформировалась?

Andy: Конечно! Сознание – штука вообще странная, да? Нам кажется, что мы чего-то там думаем, решения принимаем…

Виктору стало скучно. Подобные разговоры в текстовом виде он читал на форумах тысячу раз. «Сейчас он расскажет про то, как решение формируется в бессознательном задолго до того, как мы его примем. И учёные, мол, это доказали с помощью МРТ. Учёные… Знал бы он, чем занимаются учёные. Белые халаты задом наперёд». Виктор вспомнил своих соседей по кабинету, которые месяцами дремали под радио, либо рассказывали о лучших временах и поливали дерьмом времена нынешние. Но почему-то не увольнялись, не смотря на преклонный возраст. Видимо, дома спать под радио им мешала религия. А ещё за это не платят.

Andy: Когда мы ударяемся мизинцем о тумбочку, мы испытываем боль и злость. Реактивно, так? Мы не решаем поорать от боли и позлиться. Мы только осознаëм факт: нам больно и обидно. Мы хотим дать этой квадратной садистке, ломающей чужие пальцы, сдачи. Точно так же ведут себя и все наши решения и выборы! Что-то делает их за нас в недрах мозга, да? Учëные давно это доказали с помощью МРТ. И когда мы с огромной задержкой получаем сознательный доступ к этому решению, мы переживаем его как сделанный после долгих мучений выбор! Но он по своей природе такой же, что и желание врезать тумбочке, да? То есть реактивный! Мы ничего не выбираем, а только фиксируем факты: боль, злость, совершён выбор.