На войне как на войне. «Я помню»

– Товарищ старший лейтенант, мы в тылу врага!

– Как в тылу врага?!

– Вот так, фронт от нас уже в 10–12 километрах.

Мы с Синицким думаем, что будем делать. А что делать, непонятно. Тогда я предложил Синицкому:

– Давай снимем с убитых немецких солдат форму, переоденемся в нее, но, если нас спросят, разговаривать только ты будешь. И внутреннюю форму, нашу, не будем снимать, только накинем сверху немецкую.

Комсостав 4-й батареи 1362-го зенитного артиллерийского полка. Садрединов Р.З. второй слева. Киев, 1943 год

Синицкий хорошо знал немецкий язык. Солдаты собрали окровавленную немецкую форму, все переоделись. И мы пошли через немецкие позиции; они на нас не обращают внимания. А я думаю, если разоблачат, сразу расстреляют, кто тебя там будет спрашивать. Уже линия фронта, по трассирующим огням думаем, что уже нейтральная зона. Ночью ее переходим, и нам сразу:

– Руки вверх!

Мы поднимаем руки, радуемся, что это наши солдаты. На радостях начинаем говорить им что-то, а они:

– Ах, так вы, сволочи, власовцы. Вы еще на русском языке говорите!

– Вы что, мы русские солдаты, – я им отвечаю.

– Ну, нет, не проведете, – говорят и начали нас бить. Меня несколько раз ударили, солдат моих сильно избили. Я им кричу:

– Я командир 4-й зенитной батареи 1362-го зенитно-артиллерийского полка. Где наша 25-я зенитная дивизия? – Тут они успокоились, задумались и отвечают:

– Действительно, недалеко здесь эта дивизия стоит.

– Давай нас отведи, где у вас начальник штаба!

Отвели нас в землянку, там сидит майор, спрашивает у меня:

– А кого вы знаете?

– Ну начальника штаба полка Елового.

Меня по телефону с ним связывают, он очень удивился:

– Садрединов, ты жив?!

– Жив и здоров, слушай, но орудий нет, нас осталось 15 человек.

– Ну что делать, давайте к нам.

Нас отправили в полк, начали заново формировать 4-ю батарею, мы же вынесли знамя, и поэтому часть сохранилась. И в это время как раз начались тяжелые танковые бои, немцы впервые использовали против нас тяжелые «фердинанды» и «тигры». Столько было у ст. Поныри танковых боев, все горело, и машины, и люди. Мимо нас проносили столько раненых и обгоревших танкистов, вспомнить страшно. За то, что я вывел 15 человек из окружения, меня наградили медалью «За отвагу», это тогда была очень серьезная награда.

Потом уже после 13-го числа нас заново сформировали, наши войска пошли дальше, моя батарея прикрывала тяжелые артиллерийские полки РГК. Наша батарея обычно прикрывала один артполк.

В корпусе генерала Свободы. Слева Садрединов Р.З. Киев, осень 1943 года

Освободили Белгород, Орел, пошли освобождать города Украины. Но, начиная с 1943 г., наша авиация стала действовать более интенсивно и успешнее сражаться с немецкими самолетами. Как раз в это время появился наш самый лучший самолет Ил-2, который немцы прозвали «Черная смерть». Этот самолет летал на высоте всего 200 м, а на зенитных орудиях сделать расчет на 200 м невозможно, потому что пока ты его делаешь, они спокойно могли уже отбомбиться. Наша дивизия считалась резервом главного командования, и поэтому, хотя мы числились в 4-м Украинском фронте, нас перебросили в 38-ю армию 1-го Белорусского фронта, в составе которой мы приняли участие в освобождении Киева. С 4 на 5 ноября мы форсировали Днепр, мосты были взорваны, поэтому переправлялись по понтонному мосту, наш полк должен был идти в сторону Киева. Когда моя батарея начала переправляться, сначала все шло успешно, но когда до берега осталось совсем недалеко, метров 50–60, немецкий самолет нас разбомбил, понтонный мост был разрушен, одно орудие ушло на дно реки. Кое-кто из ребят тоже утонул, а я сидел в своей машине, американской «додж три четверти», успел открыть в воде двери, потому и выплыл. Холодно, мы в шинелях, у меня планшетка, «ППШ». Мы еле-еле добрались до берега, холодно, мерзко. Подходит к нам одна старушка:

– Дети, сыночки, приходите сюда.

Уже идут бои за Киев, а она нас пригласила в землянку. И вот там я впервые узнал, что такое самогон. Мы все мокрые, она нас в печку сушиться отправила. После наливает в кружку самогон, все выпили, она нам сало достала. И знаете, у меня тогда даже насморка не было, настолько организм был мобилизован.

После освобождения Киева моя батарея была дислоцирована под городом в совхозе «Шалом Алейхем». Там меня направили в Чехословацкий корпус генерала Свободы инструктором по зенитной артиллерии, где я обучал чехов (они только-только получили новые зенитки), как надо с нашими орудиями обращаться.

Во время боев за Киев позиции артиллерии, которую мы охраняли, также бомбили. Мы тогда сбили несколько самолетов. Моя батарея уже шла по следам освободителей, наши передовые части уходили дальше. За бои под Киевом мне вручили орден Красной Звезды.

За Житомиром произошло такое событие: утром немцы занимали позиции, наши части их выбили, и к вечеру моя батарея уже дислоцировалась на бывших немецких позициях. И вдруг идут наши самолеты, начинают нас утюжить. Мы даем ракеты, я кричу: «Вы что, сволочи, делаете!» Но они пока не отбомбились, не ушли. У нас в батарее некоторые убитые были. Оказалось, что им задание дали с запозданием, в этом была вина штаба.

Личный состав 4-й батареи 1362-го зенитного артиллерийского Проскуровского Краснознаменного ордена Богдана Хмельницкого полка 25-й зенитной артиллерийской Карпатской ордена Богдана Хмельницкого дивизии РГК. Слева направо, сверху вниз: командир батареи Садрединов Р.З. 6-й справа. Чехословакия, апрель 1945 года

В Самборе моя батарея сбивает два самолета, командир полка говорит:

– Составь список, кто отличился.

Я это сделал и узнал, что меня представили к ордену Боевого Красного Знамени. И когда ответ пришел, все мои солдаты и офицеры в батарее получили награды, а мне ничего нет. Я прихожу к начальнику штаба полка, интересуюсь, в чем же дело. Вызывает меня замполит полка и говорит:

– Товарищ капитан, ты удивлен, что у тебя награды нет?

– Да, а что такое?

– Ваш наградной лист командующим фронтом не одобрен.

– В чем же дело?

– А разве вы не знаете, что всех крымских татар выслали из Крыма?

– Как выслали?! За что?

– За то, что они были на стороне Гитлера.

Ноябрь, 1944 г. Ну хорошо, только я-то здесь при чем, моя батарея немецкие самолеты сбивает. Вот так я остался без награды за сбитые немецкие самолеты. И все же я спросил его:

– Слушай, в чем дело, вы же меня знаете!

– Ну что я могу, вот такой приказ, – отвечает замполит. – Товарищ капитан, я тебя знаю отлично, и отношения у меня с тобой отличные, дружеские. Но приказ есть приказ.

Мне так обидно стало. И только тогда я узнал, что татар выселили из Крыма. Мы прошли через г. Старый Самбор, затем через Карпатский перевал вошли в Польшу. При пересечении государственной границы никаких торжеств не было. Тогда и пограничных столбов никаких мы не видели. Но я запомнил, что мы проходили мимо труб, которые шли из Советского Союза в Польшу. Ведь по пакту о ненападении 1939 г. мы поставляли в Германию нефть.

Прошли Польшу, Венгрию, Чехословакию. В начале мая мы узнали о том, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, но немецкие войска продолжали сражаться, и даже когда немцы капитулировали 6–7 мая, моя батарея находилась на Моравских островах, в Чехословакии. Тогда мы вели бои с оставшимися войсками немцев, которые не подчинились приказу о капитуляции. И мы вели бои вплоть до 24 мая, только тогда для нас наступила окончательная Победа.

После капитуляции немецких войск в Чехословакии нас перебросили в Австрию. И вот, когда наша часть была уже в Вене, я командиру полка говорю:

– Слушай, война закончилась, дай мне отпуск, я поеду на родину, выясню, а то говорят, что всех моих выслали.

– Хорошо.