Конечно на поддонах.
Кто в расчетах занимался очисткой их от смазки?
Помощник заряжающего этим занимался. Сказать, что они больно сильно смазаны были, нет. Не так как сейчас консервируют, там мажут очень густо. А тут легонечко, почти что не требовалось.
Получается, что перед самой стрельбой он успевал это делать?
Если где-то требуется, он немного снимал.
Как и когда применяли картечь и шрапнель?
У нас не было картечи и шрапнели, а были так называемые бризантные снаряды, которые взрывались в воздухе. Для этого надо было менять взрыватель. Определялось, что снаряд бризантный, на какую выдержку ставить. Редко их применяли. Особенно ими стреляли в Выборге.
Существовало у Вас понятие боекомплект, норма расхода?
Существовало – 12 снарядов в комплекте. Это тоже в зависимости от обстановки, обычно больше было. Старались иметь его, а при наступлении не ограничивалось. Сколько можно было доставить – доставляли. Уже с 43 года, прорыва блокады, такой порядок существовал. Все не все, но если требовалось, то могли расстрелять.
Получается, что Неприкосновенный Запас, который ни при каких условиях нельзя было тратить, его не было?
До этого не доходило.
По каким целям вы наиболее часто стреляли?
В основном наша цель была – контрбатарейная стрельба. Артиллерийские позиции немцев.
Расскажите о правилах, искусстве такой стрельбы.
Все искусство зависит [усмехается. – А. Б.], непосредственно от расчета тут вроде, как и не зависит. Искусство в точном нахождении цели, а мы в этом были ограничены. Этим занимался взвод разведки. Были полковые разведчики, у которых кроме визуального, было звуковое наблюдение, если возможно, фотография. А у нас для этого не было возможностей. У нас единственное – визуальное наблюдение.
Вы могли бы вспомнить, гаубичные немецкие позиции пользовались у вас приоритетом?
Трудно сказать. Предельная дальность у нас была конечно большая, 17 километров. А стрельба велась иногда на 5–7, 8-12 км. Коррективы нам дали, мы по ним ведем огонь, а сами их менять не могли. В основном дивизион определял сверху.
Могли бы Вы рассказать, как корректировали огонь?
Вроде по науке старался [смеется. – А. Б.], но не всегда ведь получается. Цель, которую мне определили по карте, не совпала с действительностью. Обнаружил визуально. Выстрел, снаряд пролетел, взрыва нет. Это был ДЗОТ. Мне пришлось вносить коррективы: дальность, расстояние. Снова повторяю, есть взрыв – далековато. Беру в вилку. Вилка поближе к нашим позициям – дальше отвожу. Вот определил вилку и последние, как это обычно бывает у артиллеристов, три снаряда – беглый огонь. Тогда поразил.
Какие сильные и слабые стороны ваших орудий можете отметить?
Нашим 152-мм орудиям аналогичны были, я считаю, 122-мм – самые удачные. По качеству стрельбы эти обе пушки превосходили немецкие. По точности.
Как Вы оцените метеобаллистический сумматор?
У нас его не было, у нас были таблицы стрельбы в книгах. Там все возможные варианты стрельбы учтены.
Дульный тормоз Вашего орудия был преимуществом или недостатком?
Видимо преимуществом, как это недостатком?! Он берет на себя силу отдачи.
Я читал, что недостатком были газы, истекающие из него после выстрела и демаскировавшие позицию.
В какой-то мере это верно, но пыли не было в лесах. Был случай не при мне: приехал какой-то фотограф и решил сфотографировать. Расположился для этого недалеко от дульного тормоза, и его сшибло.
То есть Вы даже землю под стволом не поливали, чтобы пыль не поднималась?
Нет.
При ликвидации блокады в январе 44-го, приходилось встречаться с некоторыми особенностями. Мне что запомнилось? Наши огневые позиции были расположены у лесной дороги. С одной ее стороны отделение тяги, с другой – мы. Меня предупредили, что может заехать Ворошилов [смеется. – А. Б.]; что скажешь – ничего не скажешь, даже не надеялся. Я ходил в отделение тяги, к тракторам. Иду, смотрю – едет броневик, в середине «эмка», сзади броневик. Я мог только догадываться, что кто-то из крупного начальства едет. Потом нашему полку за бои под Любанью было присвоено звание Любанского. Затем участвовали в освобождении Новгорода.
Под Новгородом с левой стороны нам была указана цель – станция Медведь и около нее деревня, где находилась крупная немецкая батарея. Эту батарею мы уничтожили. Когда ее освободили, то тут уж видно было, что к чему. Дальше двигались к Оредежи. Получилось, что батарея шла вместе с пехотой впереди, в авангарде. Танков там по снегу я не видел. Они где-то в другом месте проходили. Вели огонь с временных огневых позиций по отступающим немецким войскам. Когда Оредеж освободили, Волховский фронт как таковой перестал существовать, и нас перебросили под Нарву на Ленинградский фронт.
Весь 43 год Вам не очень сильно запомнился?
Было несколько попыток, я бы не сказал прорыва блокады, отвлекающих ударов под Тосно, Любанью.
Тут трудно сказать. Артналет был подготовлен очень сильный, мы не одни были, нас было много. Долго мы не задержались, стали продвигаться дальше, ближе к Новгороду. Новгород тоже относительно быстро был освобожден. Через Новгород наш полк не пропустили, был сильно завален и непроходим для нас, тракторов и пушек.
Чем особенным запомнился прорыв линии Маннергейма?
Запомнился тем, что у финнов было обнаружено на передней позиции орудие на прямой наводке. Нам была поставлена задача – это орудие уничтожить. С этой задачей справились, орудие было уничтожено. А остальные цели были другие пушки, массированный, сильный огонь. Она была быстро прорвана, линия Маннергейма. За 10 дней прошли от прорыва до Выборга.
Перед прорывом ее я с первым орудием ездил на правый фланг к Ладожскому озеру, выявить финские огневые позиции. Тогда трудно было понять, финские они или немецкие. По старым координатам, которые у нас были, мы отстрелялись удачно и благополучно вернулись. Потом в ходе боев были даны кратковременные цели. Борьба была – ближний бой.
На прямую наводку ваши орудия там ставились?
Наши орудия тяжеловаты для этого. В основном ставились орудия более подвижные.
По отдельным ДОТам финским стреляли?
Мы – нет. Полк, может быть, я не знаю. А по укреплениям стреляли 203-мм тяжелые гаубицы.
Вы ваши бетонобойные снаряды не применяли там?
Они не сильно пробивали, больше осколочного действия. Мы на открытых, кроме нашей стрельбы, не проводили.
Когда Вы участвовали в артподготовке наступления, тогда был огневой вал?
Трудно сказать. Нам коррективы дают на уровне дивизиона, а мы непосредственно исполняем. Во взятии Нарвы мы не совсем участвовали. Когда туда прибыли, то это была территория Эстонии. И первое, что отложилось: нам отвели место, орудия поставили, давай огораживать. Лес рубить, землянки готовить. Впереди был хуторок метрах на 300. Приходит женщина: «Вы зачем мой лес рубите»? Нам так это удивительно показалось! Как это мой лес?! Да в такой-то обстановке. Что тут скажешь?
По нам немцы открыли огонь, и она быстро ушла. Атам лесочек определен, колючей проволокой разграничен – мой.
Возвращался я с фронта почти без сознания после тяжелого ранения. Я потерял сознание, потом меня затащили в блиндаж, после до Ленинграда ехал в подвесных носилках в вагоне. Это были множественные осколочные ранения. В Ленинграде я пролежал полтора месяца, потом перевезли в Свердловск – там три с половиной месяца был. Потом демобилизован был с переосвидетельствованием через шесть месяцев – инвалидность третьей группы. Приехал на Родину, образовался новый Буйский район, кадров нет. Меня по линии райкома – в аппарат инструктором. Шесть месяцев прошло, стал проситься, давайте в армию.
На комиссию повторную не пошел. Поездил в армию, но получилось так, что когда меня в райком брали, то по линии секретаря райкома было подсказано военкому: у меня забрали удостоверение личности, взамен его выдали военный билет. Когда я стал проситься, чтобы меня обратно отправили, то военный билет у меня тоже отобрали. Я поехал с одними бумагами без документов. Доехал до областного военкомата, подал рапорт чего и как – в УралВО. Приехал туда – снова 2 рапорта: почему не в форме и почему без документов. Но случилось так, что это было 3 сентября 1945 года, окончание войны с Японией, мой день рождения. И меня обратно [отправили. – А. Б.] как неправильно призванного из запаса.
Что еще запомнилось? Перед прорывом линии Маннергейма мы стояли на Черной Речке, готовились к ее прорыву. К майским праздникам на полк пришли три пригласительных билета в Ленинградский драмтеатр на постановку «Женитьба Бальзаминова». В это число я попал. Подъезжаем к Ленинграду в 12 часу, смотрим – над городом салюты. Приехали, пошли в театр. Нам уж не до содержания постановки, нам интересно, какой народ присутствует. Большинство женщины гражданские, есть военные. Побывал в Ленинграде, потом сразу обратно. Нам на 2 суток разрешили поехать, потом сразу обратно.
Большие были потери от авиации немцев?