Шанцева, однозначно, топить нельзя без железных оснований, тут же Москва опять возбудится. И в этот раз можно уже и с кресла слететь, слишком мощная поддержка у директора Механического завода в Москве. Тем более, как Рыков считает, и вины за ним никакой нет.
Лютов представил, как на него зэки с монтировкой выскакивают, фотографию ее он видел приложенной к делу, и поежился. Сумел бы он сам в такой ситуации отбиться, как Шанцев? Захотел бы сесть в тюрьму за то, что спас свою жизнь от уголовников?
Так, значит, никаких шагов с его стороны, что могут побудить московских покровителей Шанцева вновь на него обрушиться, делать нельзя. Пусть прокурор области сам там разбирается. И кстати, Соловьёв докладывал, что ему подчинённые жаловались на Вагановича, что тот мешает расследованию дела Филимонова.
Скажу Соловьёву отправить опять в Святославль своего зама Красина, чтоб он навёл там порядок, – решил Лютов.
***
Полученный конверт с моей долей меня порадовал. Похоже, мой процент пересчитали. По крайней мере, денег оказалось на тысячу двести больше, чем в прошлый раз получил.
Деньги, пока, придумал прятать в раме за нашим с Галиёй портретом. У меня там было уже два конверта. Пока никуда деньги не вкладывал, рассчитывая «взять у кого-нибудь в долг» для Руслана, когда им понадобится дом Ахмада выкупать. Но, в принципе, уже надо думать, что на эти деньги покупать. Была мысль разыскать нашего представителя примитивизма Пурыгина, пока он в США не эмигрировал и художника-иллюстратора Пивоварова. Он тоже, вроде, эмигрирует куда-то вскорости. Больше, к сожалению, никого вспомнить не смог, далёк я был от этой темы. Но работы этих художников будут очень цениться со временем. Главное, не выкупить у них те работы, которые их должны прославить. А как тут угадать? Я же понятия не имею, чем именно они прославились…
Так что, как решится вопрос с домом у Руслана, так и буду принимать решение по покупке картин… А нет, еще надо дождаться решения вопроса с квартирой над нами, мало ли Ахмаду не хватит на ее выкуп… Вот после этого и начну действовать.
После ужина закрылся у себя в кабинете и ещё до полуночи написал небольшую заметку о развитии поискового движения в стране. Особое внимание уделил недопущению формального отношения к этой работе как со стороны организаторов на местах, так и со стороны рядовых участников.
Слишком большую цену заплатил наш народ за эту Победу, – писал я. – Кто-то отдал свою жизнь, кто-то всю оставшуюся жизнь оплакивает погибших. Каждый воин, отдавший свою жизнь за Победу, заслуживает нашего уважения и нашей памяти. Пока не похоронены с почестями все павшие воины, война не может считаться оконченной.
Вторник начал с обзвонов. Командиру части дозвонился, сравнил святославские номера и заказал звонок в часть, как разговор со Святославлем. Владимир Филиппович нисколько не удивился, услышав мой голос, обсудили с ним ситуацию. Он тоже переживал за Германа. Но сказать мне ему, пока что, было нечего. Попросил только передать Славе, что я информацию принял и начал заниматься этим вопросом.
Зато разговор с Ириной Викторовной был гораздо информативнее. Она обрадовалась мне не на шутку.
– Паша, как хорошо, что ты позвонил. У нас тут такое творится!
Она мне рассказала, что Германа, точно, траванули пургеном. Ему было так плохо, он с работы уйти не мог часов до девяти вечера. Из туалета почти не вылазил.
– А Шанцев ему не верит, представляешь? В милицию на него заявил, – жаловалась она. – Если бы знала, что он так с ним поступит, сама лично Германа в больницу отвела бы в тот вечер на анализы.
– Да, тяжёлый случай, – проговорил я, соображая, что тут можно сделать. – Попробуем, Ирина Викторовна, задним числом разобраться. Не может быть, чтоб совсем никаких следов не осталось.
Она благодарила меня, прощаясь, как будто я уже выгородил Германа, а я понятия не имел, с какой стороны подойти к этой ситуации.
Прикинув, что ехать в Святославль в предновогоднюю неделю мне совсем не с руки, позвонил Ивану Николаеву на службу. На месте его, к сожалению, не оказалось, так что надиктовал для него дежурному записку, что жду звонка после четырёх часов.
В университет попал только ко второй паре. Во время большого перерыва сходил к Эмме Эдуардовне, поздравил с наступающим Новым годом первым томиком серии Конан Дойля. Она мне шутливо пригрозила, что пока я все тома этой серии ей не подарю, университет не закончу.
– Ну, Ганин, не подведи! – рассмеялся я, выйдя из её кабинета.
***
Святославль. Кабинет директора Механического завода.
– Саш, привет, это Ткачёв, – позвонил Шанцеву его друг из Брянска. – Плохие новости, Саш. Получил по башке сегодня от начальника своего за то, что напраслину навожу на уважаемого человека, мол, проверили, никаких нарушений не обнаружили. Я так понимаю, Саш, никто твои слова не подтвердил.
– Поджали все хвосты, как собаки трусливые! – выругался Шанцев. – Прости, Валь, что втянул тебя в это.
– Да ладно… Что будешь делать?
– Не знаю… Остаётся только ждать, что теперь следствие решит.
– Ну, понятно… Держись там.
– Угу. Спасибо тебе.
– Было бы за что, – с сожалением ответил Шанцеву друг и они попрощались.
***
После пар помчался в редакцию и оставил Вере пирожки из университетского буфета и заметку по поисковым отрядам.
– А это точно обсуждалось вчера на заседании Политбюро? – с сомнением спросила она, ознакомившись со статьей. Глаза у нее расширились сразу, как она про Политбюро прочитала, так что этого вопроса я от нее ждал, и не ошибся. А я специально это написал, чтобы всем было понятно, что инициатива дошла до самого верха и получила высокую оценку. Чтобы на местах её не забросили в стол.
– Точно, – уверенно ответил я.
– Откуда ты знаешь? – с подозрением уставилась она на меня.
– Сорока на хвосте принесла, – улыбнулся я. – Главлит проверит, не волнуйся.
– Ну, так-то да, – согласилась она и потянулась ко второму пирожку.
Попрощался с ней и хотел уже бежать, Ивана же попросил позвонить. Но Вера меня остановила.
– Куда?! Письма! – показала она мне на мешок.
– Опять? – удивлённо посмотрел я. – Мы только тот мешок разгребли.
– Извини. Люди пишут, – развела руками Вера.
Этот мешок оказался не значительно меньше предыдущего, но сильно полегче. Похоже, письма ещё не так плотно утрамбованы. Даже и сам донесу его, не буду тратиться на такси.
Приехал домой, а у нас Анна Аркадьевна. Мама руками всплеснула, увидев очередной мешок с письмами, на что соседка тут же отреагировала живейшим любопытством. Пока я раздевался, мама успела ей показать и рассказать, чем вся наша семья в свободное время теперь занимается. И ещё Ирина Леонидовна помогает.
Загит взял мешок и понёс его ко мне в кабинет. Анна Аркадьевна тут же вызвалась тоже помогать по мере сил и времени. Думаю, не без интереса в адрес Загита, конечно, но это уже не важно. С таким количеством писем желательно, чтобы весь подъезд мне помогал.
Успел перекусить и тут позвонил Иван. Поздоровались, спросили, как дела друг у друга. У него без изменений, он сказал, ответил ему, что и у меня также. Спросил его, насколько у Шанцева дела плохи? На что он ответил, что эти придурки Зауровы сами себя подставили, как минимум, под две статьи: угон и разбой.
– Возможно, там ещё одна статья прибавится, – заметил я. – В день нападения водителя Шанцева отравили. Как бы собрать об этом эпизоде побольше информации? А то Шанцев весь на измене, никому не доверяет, заявил на него, как на возможного соучастника, а ты же сам прекрасно знаешь Германа Либкинда.
– Да никто не рассматривает его как соучастника, – успокоил меня Иван.
– И всё же, Вань. Анализы вовремя не сделали. Теперь слово Германа против слова Шанцева. А Шанцев его от работы отстранил.
– Ну, я думаю, это временно, – предположил Иван.
– Это как? – удивился я. – А что потом измениться? Шанцев вдруг начнёт ему опять доверять? Сомневаюсь. Ему доказательства невиновности Германа для этого нужны, Вань, и следствию, кстати, тоже. Ты сам подумай, ну, не Зауровы же, которых каждая собака в городе знает, на улице зимой Герману куда-то пурген умудрились подсыпать. Ты как себе это представляешь? Это на заводе сделано, сто процентов. Там кто-то ещё был, их сообщник. И неплохо бы с этим разобраться. Даже, в целях безопасности того же Шанцева. И за Германа тоже переживаю. У Шанцева авторитет высокий. Что на заводе товарищи будут думать про Германа? А если скажет ему кто, что он заодно с бандитами был? А он в петлю вдруг полезет?
Глава 4