Затерянный мир

– Это тот, который рассказывал сказки про диковинных животных? – нахмурился Тарп. – Грубый, невоспитанный, скандальный тип. Своим возмутительным поведением он умудрился разогнать и без того немногочисленных своих сторонников.

– Ну надо же! Расскажите еще что-нибудь.

– Знаю только, что он далеко не глуп и очень энергичен. Но при этом совершенный фанатик, использующий любые средства для достижения своих целей.

– И в чем это проявляется?

– Да хотя бы в недавнем скандале в Вене из-за его опровержений теории эволюции Вейсмана.

– Хотелось бы поподробней.

– Тогда пойдемте к нам в редакцию, я покажу вам переводы протоколов Венского конгресса.

Через полчаса я уже просматривал огромный том, открытый на статье «Вейсман против Дарвина», и отчаянно пытался разобраться во всей этой научной абракадабре. Поняв, что ничего у меня не выйдет, я решил найти какую-нибудь мало-мальски осмысленную фразу, с помощью которой можно было бы наладить связь с несговорчивым профессором.

– Я вам больше не нужен? – осведомился Тарп Генри.

– Могу я написать письмо Челленджеру, воспользовавшись вашим адресом?

– Чтобы он устроил здесь очередной скандал?

– Поверьте, в письме не будет ничего, что могло бы его обидеть.

– Хорошо, только покажите мне, что напишете.

Изрядно намучившись, я наконец зачитал вслух свое послание:

«Уважаемый профессор Челленджер! Являясь начинающим исследователем, я глубоко заинтересовался Вашей точкой зрения на противоречие теорий Вейсмана и Дарвина. Пересмотрев еще раз тезисы венского выступления и оценив предельную четкость и ясность изложения Ваших предположений, я, однако, обнаружил момент, требующий, на мой взгляд, некоторых разъяснений и поправок… – далее шла тщательно переписанная мной цитата. – Я был бы счастлив поделиться своими скромными мыслями в личной беседе. Поэтому, если Вы не откажете в любезности предоставить мне такую возможность, я осмелюсь просить позволения посетить Вас в среду в одиннадцать часов утра. Остаюсь Вашим покорным слугой, искренне почитающий Вас Эдуард Д. Мелоун».

– Что скажете? – довольно спросил я.

– Ну, если ваша совесть спокойна…

– С ней я давно договорился.

– И что дальше?

– Надеюсь, мне удастся с ним встретиться. Я даже готов честно во всем сознаться. Азартному человеку это должно понравиться.

– Понравиться? Смотрите, как бы ему не понравилось кидаться в вас чем-нибудь тяжелым. Если он соизволит ответить, письмо вы получите в среду утром. Но лучше бы вам никогда не слышать об этом опасном человеке.

Глава III. Невыносимый человек

Вопреки ожиданиям моего приятеля, через день я имел удовольствие ознакомиться с ответом профессора:

«Сэр! Я получил Ваше письмо с выражением поддержки моим «предположениям» (само это слово кажется мне оскорбительным), которые не нуждаются ни в чьей поддержке. Однако из письма следует, что Вы скорее невежда, чем нахал, совершенно не понимающий смысла приведенной цитаты. Если Ваши умственные способности действительно столь сомнительны, что мое выступление нуждается в дополнительных пояснениях, я приму Вас. А в отношении «поправок» хочу заметить, что никогда не меняю своих взглядов и убеждений. Будьте любезны предъявить конверт от этого письма моему лакею, в обязанности которого входит избавление меня от навязчивого внимания так называемых репортеров. Уважающий Вас Джорж Эдуард Челленджер».

– Думаю, вам понадобится хорошее кровоостанавливающее средство, – только и ответил на это Тарп Генри.

В назначенное время я подъехал к дому внушительных размеров и, показав конверт лакею, последовал за ним в кабинет профессора.

В коридоре нас остановила какая-то женщина.

– Подождите, Остин, – сказала она лакею и обратилась ко мне. – Вы уже общались с моим мужем?

– Не имел чести.

– Тогда примите мои извинения и будьте снисходительны. А как только поймете, что он выходит из себя, немедленно уходите. Не спорьте с ним и не говорите о Южной Америке.

Ободренный таким несколько странным образом, я оказался один на один с профессором.

При моем появлении Челленджер круто развернулся на вращающемся стуле и выжидательно уставился на меня ясными серо-голубыми глазами. Я же просто утратил дар речи, пораженный его удивительными размерами и величественной внешностью. Невероятно огромная голова, квадратная черная борода, прикрывающая могучую грудь, длинные пряди волос, спадающие на крутой лоб, сильные руки, покрытые густыми черными волосами, плюс громоподобный раскатистый голос производили неизгладимое впечатление.

– И? – в его голосе прозвучал вызов. – Что вам надо?

– Сэр, вы любезно согласились принять меня…

– А-а, начинающий неуч! Однако основные положения моей теории вы, кажется, одобряете?

– Без сомнения, сэр! – я старался быть убедительным.

– Подумать только! Какая солидная поддержка со стороны молодого выскочки! Но все лучше, чем визг ученых свиней, накинувшихся на меня в Вене.

– Их поведение возмутительно, сэр, – поддакнул я.

– Возмутительно ваше нелепое сочувствие! Нельзя доставить Джоржу Эдуарду Челленджеру большей радости, чем припереть его к стене! Однако выкладывайте, что там у вас, и покончим с этим.

– Не сочтите за нескромность, – глупо улыбнулся я. – Я знаю, что на данный момент подтверждений теории Вейсмана довольно мало, тем не менее…

– Подтверждений? – с пугающим спокойствием повторил он. – Вы, наверное, также знаете, что черепной указатель – неизменный фактор?

– Естественно! – соврал я.

– Что телегония все еще sub judice?

– Разумеется!

– А зародышевая плазма и партеногенетическое яйцо – разные вещи?!

– Вне всяких сомнений! – я сам удивлялся своей наглости.

– И знаете, подтверждением чего это является?

– Чего же? – смутился я.

– Того, – яростно проревел он, вскакивая со стула, – что вы всего лишь пронырливый, гнусный журналистишка, не имеющий понятия ни о науке, ни о порядочности! Я нес полную чушь! И вы возомнили себе, что способны меня перехитрить?! Пустоголовый бумагомаратель, я не позволю вам втоптать себя в грязь! Вы затеяли не только грязную, но и опасную игру, уважаемый мистер Мелоун! И проиграли! Вы будете пятым писакой, которого я с удовольствием вышвырну из своего дома.

И он с угрожающим видом начал медленно на меня надвигаться. Самое время спасаться бегством, но я бы не вынес такого позора.