Весь Шерлок Холмс

– У меня было столько дел в доме, – уклончиво ответил детектив. – Здесь мой коллега, мистер Лестрейд. Я понадеялся, что он проследит за этим.

Холмс взглянул на меня и саркастически поднял бровь.

– При наличии двух таких профессионалов, как вы и Лестрейд, третьему лицу здесь почти нечего делать.

Грегсон самодовольно потер руки.

– Полагаю, мы сделали все, что следовало, – ответил он. – Тем не менее дело это необычное, а я знаю, что вы такие любите.

– Вы приехали сюда не в кебе? – спросил Шерлок Холмс.

– Нет, сэр.

– А Лестрейд?

– Тоже нет, сэр.

– Тогда пойдемте осмотрим комнату, – без всякой логики заключил Холмс и вошел в дом, сопровождаемый Грегсоном, чье лицо выражало полное недоумение.

Короткий пыльный коридор с голыми стенами упирался в кухню и прочие подсобные помещения. Справа и слева имелись две двери. Одну из них, совершенно очевидно, не открывали уже много недель. Другая вела в столовую. Это и была та комната, где случилось таинственное происшествие. Холмс вошел в нее, и я последовал за ним, испытывая глубокую подавленность, которую всегда вызывало во мне присутствие смерти.

Большая квадратная комната из-за отсутствия мебели выглядела еще более просторной. Стены были обклеены вульгарными обоями с кричащим рисунком, местами они покрылись пятнами плесени, а кое-где оторвались и свисали длинными лохмами, обнажая желтую штукатурку. Напротив двери находился такой же безвкусно-шикарный камин с полкой из поддельного белого мрамора. На одном ее краю стоял огарок красной восковой свечи. Единственное окно было таким грязным, что пропускало в комнату лишь тусклый неверный свет, придававший всему находившемуся в ней уныло-серый оттенок. Это впечатление усугублялось толстым слоем пыли, покрывавшим всю квартиру.

Но все это я разглядел потом. А в первый момент мое внимание полностью сосредоточилось на одинокой, зловеще-неподвижной фигуре, которая лежала на полу, уставившись в бесцветный потолок пустыми незрячими глазами. Это был человек лет сорока трех – сорока четырех, среднего роста, широкоплечий, с жесткими вьющимися черными волосами и короткой щетинистой бородой. На нем были сюртук из плотного сукна, жилет, светлые брюки и безукоризненно белая рубашка. Шляпа с высокой тульей, идеально чистая, ничуть не поврежденная, лежала на полу рядом. Руки, стиснутые в кулаки, широко раскинуты, ноги сведены в мучительной предсмертной судороге. Застывшие черты выражали ужас и, как мне показалось, такую ненависть, какой я никогда еще не видел на человеческом лице. Эта злобная, чудовищная гримаса в сочетании с низким лбом, тупо обрубленным носом и выпирающими скулами придавала мертвецу вид обезьяны, усугублявшийся неестественно скрюченной позой. Мне случалось видеть смерть во многих обличьях, но никогда еще она не представала более ужасающей, чем теперь, в этой плохо освещенной мрачной комнате, окно которой выходило на одну из главных артерий лондонского предместья.

Лестрейд, тощий и, как всегда, похожий на хорька, приветствовал нас с Холмсом в дверях.

– Это дело вызовет много шума, сэр, – заметил он. – Оно затмевает все, что я видел до сих пор, а я не желторотый юнец.

– Нашли какие-нибудь зацепки? – спросил Грегсон.

– Никаких, – отрапортовал Лестрейд.

Шерлок Холмс приблизился к телу и, опустившись на колени, внимательно осмотрел его.

– Вы уверены, что на нем нет ран? – спросил он, указывая на многочисленные брызги и разводы крови, видневшиеся повсюду.

– Абсолютно! – воскликнули разом оба детектива.

– Тогда кровь, разумеется, принадлежит второму лицу – предположительно убийце, если здесь действительно произошло убийство. Это напоминает мне обстоятельства, сопутствовавшие смерти ван Янсена, имевшей место в Утрехте в 1834 году. Помните это дело, Грегсон?

– Нет, сэр.

– Почитайте о нем – вам будет полезно. Ничто не ново под луною. Все когда-нибудь уже было.

Пока Холмс говорил, его проворные пальцы порхали туда-сюда, ощупывая, надавливая, расстегивая пуговицы, изучая, между тем как взгляд хранил отсутствующее выражение, которое я отметил ранее. Осмотр был произведен так быстро, что едва ли кто-нибудь догадался бы, сколь он тщателен. В заключение Холмс обнюхал губы покойного и взглянул на подошвы его лакированных ботинок.

– Его совсем не сдвигали с места? – спросил он.

– Не более чем было необходимо, чтобы осмотреть.

– Можете увозить в морг, – распорядился Холмс. – Больше мы от него ничего не узнаем.

У Грегсона наготове было четверо мужчин с носилками. По его приказу они вошли в комнату, подняли мертвеца и унесли. В тот момент, когда они перекладывали его на носилки, на пол, тихо звякнув, упало и покатилось кольцо. Лестрейд схватил его и стал озадаченно разглядывать.

– Здесь была женщина! – воскликнул он, протягивая колечко на вытянутой ладони. – Это женское обручальное кольцо.

Мы сгрудились вокруг инспектора, уставившись на находку. Никто не сомневался, что некогда этот гладкий золотой ободок украшал палец новобрачной.

– Это осложняет дело, – сказал Грегсон. – Хотя, видит Бог, оно и без того достаточно запутанное.

– А вы не думаете, что это упрощает его? – спросил Холмс. – Впрочем, хватит без толку глазеть на кольцо. Что вы нашли у него в карманах?

– Вот, все здесь, – ответил Грегсон, выводя нас на крыльцо и указывая на кучку предметов, выложенных на нижней ступеньке. – Золотой брегет лондонской часовой фирмы «Барро» за номером 97163 на золотой альбертианской[13 - Цепь для карманных часов, составленная из массивных звеньев; свое название получила по имени Альберта (1819–1861), мужа королевы Виктории.] цепи, очень тяжелой и массивной. Золотое кольцо с масонской эмблемой. Золотая булавка для галстука в виде головы бульдога с рубиновыми глазами. Визитница из русской кожи с карточками на имя Еноха Дж. Дреббера из Кливленда, что соответствует меткам «ЕДД» на белье. Кошелька не было, но в карманах имелись деньги в сумме семи фунтов тринадцати шиллингов. Карманное издание «Декамерона» Боккаччо, на форзаце – имя некоего Джозефа Стэнджерсона. Два письма: одно адресовано Е. Дж. Дребберу, другое – Джозефу Стэнджерсону.

– Какой адрес на конвертах?

– Американский почтовый пункт, Стрэнд, до востребования. Оба письма отправлены из пароходной компании «Гион» и касаются расписания судов этой компании, отплывающих из Ливерпуля. Ясно, что этот несчастный собирался вернуться в Нью-Йорк.

– Вы что-нибудь попытались узнать об этом Стэнджерсоне?

– Разумеется, сэр, первым делом, – ответил Грегсон. – Я разослал объявления во все газеты и отправил своего человека в Американский почтовый пункт, но он еще не вернулся.

– А запрос в Кливленд послали?

– Мы телеграфировали туда еще утром.

– Что вы написали в телеграмме?

– Просто обрисовали ситуацию и попросили сообщить нам любые сведения, которые могут помочь следствию.

– Вы не задали никаких конкретных вопросов, которые кажутся вам существенными?

– Я спросил о Стэнджерсоне.

– Больше ничего? По-вашему, нет здесь особого обстоятельства, на коем зиждется все это дело? Не хотите телеграфировать дополнительные вопросы?

– Я спросил все, что должен был спросить, – обиженно возразил Грегсон.

Шерлок Холмс усмехнулся и собирался было сделать какое-то замечание, когда Лестрейд, который оставался в комнате, пока мы беседовали на крыльце, снова появился на сцене, торжественно и самодовольно потирая руки.

– Мистер Грегсон, – сказал он, – я только что сделал открытие чрезвычайной важности: нашел улику, которая была бы упущена, не осмотри я стены с должной скрупулезностью. – Глаза коротышки сверкали, он с трудом сдерживал ликование оттого, что утер нос коллеге. – Идите сюда, – позвал он, бросаясь в комнату, атмосфера которой словно немного очистилась после того, как унесли ужасного обитателя этой комнаты. – Встаньте-ка здесь! – Лестрейд зажег спичку, чиркнув ею о подошву, и, приблизив огонек к стене, с ликованием произнес: – Взгляните на это!

Я уже говорил, что в некоторых местах обои оторвались. В том углу, куда указывал Лестрейд, со стены свисал большой лоскут, обнажая желтый квадрат грубой штукатурки. Поперек него кроваво-красными буквами было написано одно слово:

RACHE

– Ну, что вы об этом думаете? – воскликнул детектив с видом балаганного зазывалы, желающего привлечь внимание публики к выступлению. – Этой надписи никто не заметил, потому что она находится в самом темном углу, никому не пришло в голову сюда заглянуть. Убийца написал – или написала – это собственной кровью. Взгляните на потек, здесь кровь стекала по стене! Это, во всяком случае, исключает версию самоубийства. Хотите знать, почему был выбран именно этот угол? Я вам скажу. Видите свечу на каминной полке? В тот момент она горела, и этот угол был не самым темным, а самым освещенным участком стены.